Вопрос о том, какой именно нации принадлежит сомнительная честь изобретения концлагерей, относится к числу остро дискуссионных. Распространена точка зрения, что первыми их начали создавать британцы во время Второй Англо-бурской войны (1899−1902) для того, чтобы изолировать отряды африканеров от их «баз снабжения» — фермерских хозяйств. По приказу британского командующего лорда Китченера фермеров и их семьи держали за колючей проволокой для того, чтобы отрезать сражающихся буров от продовольствия и пополнений. Смертность, особенно детская, была чудовищной, и весь цивилизованный мир тогда осудил эту бесчеловечную практику.
Однако немало аргументов и у сторонников той точки зрения, что первыми подобное начали творить американцы во время Гражданской войны 1861−1865 годов, причём обе стороны: и Союз (Север), и Конфедерация (Юг). Разве что содержали в этих лагерях не гражданское население, а военнопленных.
Таким образом, всё зависит от того, какое содержание мы вкладываем в понятие «концентрационный лагерь». Если широкое — «специально оборудованный центр массового принудительного заключения по внесудебным основаниям», то пальма первенства, пожалуй, за США. Причём там же подобное явление было впервые в человеческой истории осуждено в судебном порядке.
Каждый четвёртый, каждый шестой
Наиболее крупным лагерем для пленных южан была Элмира (заключённые переделали её название в «Хеллмира», от английского Hell — «ад»). В начале войны это был тренировочный лагерь для новобранцев, расположенный на границе штатов Нью-Йорк и Пенсильвания, в непосредственной близости от железной дороги (чем и объяснялся выбор места). Поскольку в первые годы войны стороны пленных довольно быстро обменивали, необходимости в специальных лагерях не существовало, но к 1864 году обмен практически прекратился. Полковник Уильям Хоффман, генеральный уполномоченный армии Севера по делам военнопленных (сам, кстати, успевший в начале войны побывать в плену), распорядился организовать в Элмире лагерь на 8−10 тысяч человек.
Комендант лагеря майор Генри Кольт (брат знаменитого оружейника) не был жестоким человеком и чувствовал свою ответственность за жизнь подопечных. Однако скученность (при нормальном размещении пяти тысяч человек в бараках и дополнительно одной тысячи в палатках — в лагере единовременно находилось в два раз больше людей), неизбежная антисанитария, нехватка продовольствия и чудовищные холода зимой 1864−1865 годов, когда ночные температуры опускались до минус 27 °C, привели к тому, что каждый четвёртый заключённый в итоге остался лежать на расположенном поблизости кладбище. Немногим лучше были условия в самом крупном лагере Севера, чикагском Дугласе. Из прошедших через него 26 тысяч южан до освобождения не дожил каждый шестой.
Историю войны, как известно, пишут победители. Газеты после войны активно обсуждали бесчеловечные условия содержания пленных в лагерях Союза, рушились репутации заслуженных офицеров — комендантов и охранников, но до судебных преследований дело не дошло. Впрочем, и южане, имевшие отношение к ситуации с военнопленными северянами, практически не пострадали. За одним-единственным, действительно «выдающимся» исключением.
Три тысячи на гектар
Название «Самтер» (в честь генерала и сенатора Томаса Самтера) «отметилось» в Гражданской войне дважды. Во-первых, выстрелы, прозвучавшие на территории Южной Каролины, первой объявившей о выходе из состава Союза после победы Линкольна на президентских выборах 1860 года, были вызваны тем, что силы южан сначала блокировали, а затем подвергли артиллерийскому обстрелу и взяли штурмом форт Самтер на побережье Атлантического океана, где находился небольшой гарнизон северян. Во-вторых, в соседнем штате Джорджия в лагере Самтер, больше известном как Андерсонвилль, в 1864—1865 годах располагался самый крупный и, по мнению многих, самый ужасный из концлагерей.
В отличие от Элмиры, и ранее бывшей военным объектом, Андерсонвилль был организован «с нуля». Слово «построен» к нему не очень подходит, поскольку из построек были возведены лишь двойная ограда, караульные вышки и казармы для охраны. Заключённые размещались под открытым небом, лишь частично в ветхих палатках, землянках или под дырявыми одеялами. Скученность была запредельной: при расчётной вместимости в 10 тысяч человек количество людей, находящихся в лагере единовременно на площади в 11 гектаров (прямоугольник 490 м на 230 м), временами достигало 32 тысяч. Санитарные условия чудовищные: по лагерю проходили две канавы — одна для нечистот, другая для питьевой воды, но ни та ни другая «не справлялись» со своими функциями, и вся территория лагеря была покрыта экскрементами, а дизентерия и другие желудочные заболевания были распространёнными повседневными явлениями. Медицинская помощь практически не оказывалась, питание было совершенно недостаточным. Заключённые получали не готовую пищу, а продукты (в основном кукурузную муку грубого помола), но приготовить из них горячую еду, как правило, было невозможно из-за нехватки дров и посуды.
Из-за любой щепки, обрывка одеяла, куска лепёшки или старого башмака вспыхивали жестокие драки. Как это всегда бывает в подобных условиях, когда людям отказывают в соблюдении даже самых минимальных стандартов человеческого обращения, часть заключённых сбились в банды и терроризировали товарищей по несчастью. Их было две — «Налётчики» и «Регуляторы», и между собой они враждовали только в самом крайнем случае, понимая, что для «достижения общих целей» им лучше сотрудничать. Охрану лагеря такая «внутренняя служба порядка» вполне устраивала.
Охрана лагеря имела приказ при приближении заключённого к внутренней ограде стрелять на поражение и регулярно пользовалась этим: считается, что таким образом за год существования лагеря были застрелены около 300 человек.
Человек непростой биографии
Всем этим «учреждением» практически с момента его основания руководил комендант, капитан армии Конфедерации Генри Вирц. Швейцарец из Цюриха, он приехал в США 26-летним, после того как некоторое время пробыл в тюрьме за растрату. Работал на фабрике, потом ассистентом в различных медицинских учреждениях и, наконец, надзирателем на плантациях в Луизиане. В начале войны вступил добровольцем в армию Юга, был ранен (по его собственному утверждению — в битве при Севен-Пайнс), произведён в офицеры (по его словам — за храбрость) и направлен в военно-тюремное ведомство. По другим данным, он служил в тюремных учреждениях практически всю войну. В апреле 1864-го был назначен комендантом недавно образованного лагеря для военнопленных в Андерсонвилле.
Примечательно, что с окончанием войны он не пытался бежать, хотя время и возможности у него были. Вирца арестовали «по месту прохождения службы». Некоторое время с ним не знали, что делать, но потом всё-таки решили предъявить ему обвинение в намеренном создании невыносимых условий содержания для военнопленных. В ходе следствия добавились обвинения в тринадцати эпизодах личной расправы с «контингентом» — убийствах, пытках и избиениях, а также в отдании бесчеловечных приказов охране лагеря.
«Виновен!»
Суд не был скорым, он продолжался около двух месяцев. У Вирца были адвокаты, другие предусмотренные законом средства защиты также были ему предоставлены. Основной задачей обвинения было не только и не столько наказать конкретного преступника, но показать, что его действия были частью плана руководства Конфедерации (в первую очередь её президента Джефферсона Дэвиса и главнокомандующего генерала Роберта Ли) по истреблению военнослужащих Союза, что Андерсонвилль был намеренно превращён в «лагерь смерти» и это не было личной инициативой его коменданта. Вирц и его защитники отстаивали ту точку зрения, что комендант делал всё возможное для поддержания в лагере нормальных условий, но не мог этого добиться из-за постоянного притока военнопленных, количество которых быстро превысило все возможные пределы, а также абсолютно недостаточного снабжения лагеря продовольствием, медикаментами и стройматериалами. Довольно разноречивыми были показания свидетелей, особенно в части конкретных действий Вирца в определённые моменты (кошмар общих условий существования заключённых под сомнение никто не ставил).
«Он застрелил молодого парня по имени Уильям Стюарт, рядового из 9-го Миннесотского пехотного полка. Мы с ним вдвоём вытащили мёртвое тело за линию частокола, и тут к нам подъехал Вирц и спросил, кто нам разрешил. Стюарт ответил, что кто надо, тот и разрешил. Не говоря ни слова, Вирц достал револьвер и застрелил его», — из показаний свидетеля Джорджа Грея, 12 сентября 1865 года.
«Был ещё один доходяга, когда Вирц вошёл внутрь ограды, он поднялся с земли и попросил разрешения выйти наружу, подышать свежим воздухом. Вирц спросил, что он имеет в виду, бедолага что-то ответил, и капитан Вирц вытащил револьвер и убил его», — из показаний свидетеля Томаса Элкоува, 28 августа 1865 года.
«У одного из заключённых начался припадок; его соседи побежали к луже за водой. Не знаю, было ли им разрешено; вероятно, да, потому что охранников потом наказали. Сначала я услышал выстрел, но не видел откуда. Затем я повернулся налево и увидел, как капитан Вирц выстрелил ещё два раза и ранил двоих», — из показаний свидетеля Феликса де ла Бома, 12 сентября 1865 года.
Несмотря на определённые отклонения от классической судебной процедуры, которые в более спокойных обстоятельствах дали бы защите неплохие шансы в апелляции, трибунал счёл, что личная вина Генри Вирца в преступлениях как военного, так и общеуголовного характера доказана. Он был приговорён к смерти и повешен 10 ноября 1865 года в Старой тюрьме Вашингтона, округ Колумбия. По сей день оценка суда над ним является важным эпизодом «войн памяти», не прекращающихся в США по поводу событий Гражданской войны. Для одних он «демон Андерсонвилля», другие ставят ему памятники.
Уже после казни адвокат Луис Шаде заявил газетам, что перед ней Вирцу неназванные люди обещали помилование в обмен на показания против президента Конфедерации, но тот отказался. Правда ли это — так и останется загадкой, как и ответ на вопрос, кого судили осенью 1865-го в Вашингтоне — патологического садиста или бесстрастного служаку, оказавшегося в крайне неудачном месте в более чем неудачное время.