Литературоведы и историки говорят о том, что дело Герасима Чистова частично могло подсказать Достоевскому сюжетную канву «Преступления и наказания». Конечно, и само преступление, и поведение Чистова на суде не совпадают напрямую с событиями романа, но отчасти перекликаются. Тем интереснее то звучание, которое обрело жестокое бытовое убийство в интерпретации писателя.
Родион Раскольников: а был ли студент?
В книге Леонида Гроссмана «Достоевский», вышедшей в серии ЖЗЛ, «Преступление и наказание» назван философским романом на уголовной основе, и это очень точное определение. Вот только эту самую «уголовную основу» даже самым дотошным исследователям точно определить не удается. Да и возможно ли это? Но литературоведы попыток не прекращают.
Специалисты по творчеству Достоевского, в том числе сам Гроссман, а также Георгий Фридлендер указывают, что, готовясь к работе над «Преступлением и наказанием», писатель очень интересовался делом француза Пьера Ласнера (Ласенера, Лассенера). Неудачливый литератор и несостоявшийся коммерсант, в середине 1830-х он совершил несколько преступлений, в числе которых были и предумышленные убийства. Однако, обладая определенными литературными талантами, Ласнер пытался выставить себя не как преступника, а как жертву. Поэт-бунтарь, пострадавший от равнодушия окружающих, мятежник, жалеющий всколыхнуть общество, преступник-«интеллигент» — как только его ни называли.
В одной из редакционных статей журнала «Время», который издавал брат Достоевского Михаил Михайлович, были такие слова о деле Ласнера: «В предлагаемом процессе дело идет о личности человека феноменальной, загадочной, страшной и интересной. Низкие истины и малодушие перед нуждой сделали его преступником, а он осмеливается выставлять себя жертвой своего века». (Редакционные статьи не подписывались, но, скорее всего, ее автором был Федор Михайлович Достоевский).
Однако сами преступления Ласнера, если рассматривать их без наложившихся впоследствии обсуждений и споров, были просто убийствами с целью грабежа, а их «исполнение» ничем не напоминало преступление Раскольникова. Ласнер ходил «на дело» с сообщниками и орудовал ножом или заточкой. Здесь, скорее, стоит обратить внимание на дело Герасима Чистова, с которого мы начали наш рассказ. Литературоведы полагают, что Достоевский мог позаимствовать некоторые важные детали именно в нем.
Картина преступления: два трупа и кража
В январе 1865 года в одном из московских домов были обнаружены зарубленными топором женщины — солдатка Анна Фомина и крестьянка Мария Михайлова. Обеим было около 65 лет. Из сундука, который стоял в комнате, пропали ценности в общей сложности на 12 тысяч рублей (Фомина работала прислугой у состоятельной хозяйки, которой в вечер убийства не было дома).
Обстановка в комнате свидетельствовала о том, что убийца сначала сидел с обеими женщинами за столом, то есть вполне мог быть их знакомым. Полиция начала опрос информаторов непосредственно в округе, и дворник указал: 27-летний приказчик из местной лавки ведет себя странно. На второй или третий день после убийства полиция задержала подозреваемого Герасима Чистова. Украденное тоже нашли довольно быстро: через месяц после убийства все вещи обнаружили в… сугробе. Чистов (или тот, кто убил женщин), скорее всего, просто не успел спрятать награбленное как следует.
Чистов утверждал, что на день убийства у него было алиби: уверенно перечислял людей, с которыми виделся в промежутке с 19 до 21 часа, говорил, что успел даже побывать в театре. Однако обвинитель опроверг его простым подсчетом времени: Чистов якобы успел побывать в местах, находящихся так далеко друг от друга, что хронометраж его путешествия по Москве выглядел сомнительно.
Вполне вероятно, что из этого дела, подробно освещавшегося в газете «Голос», Достоевский взял внешнюю канву: время и способ убийства, две жертвы, одна из которых случайная, блуждания героя по городу. Могли заинтересовать писателя и некоторые детали судебного процесса.
Психологический роман: Чистов на суде
В конце 1865 года дело Герасима Чистова рассматривал военный суд. В преддверии начала работы судов присяжных старались максимально «закрыть» имевшиеся на то время дела, поэтому полномочия военных судов расширили. Иначе было не успеть. Кроме того, двойное убийство — серьезное преступление, которое и так попадало под юрисдикцию военного суда.
Примечательно, что в этом процессе и обвинитель (офицер военной юридической службы), и поверенный, представлявший в суде интересы обвиняемого, много внимания уделяли психологическому состоянию Чистова. Это потом использует и Достоевский в своем романе. Обвинитель упирал на то, что Чистов, по свидетельству очевидцев, «был в ужасном состоянии, изобличавшем происходившую у него внутреннюю борьбу и пытку». Что интересно, поверенный Чистова, представляя аргументы в его защиту, тоже обращал внимание на его волнение. Но интерпретировал его иначе: дескать, это нормальное состояние человека, которого обвиняют в том, чего он не совершал.
В итоге суд счел, что собранных доказательств вины Чистова недостаточно. Приговор звучал как «оставить в подозрении», то есть фактически отправить на доследование. Однако след Герасима Чистова потерялся, никаких сведений о том, был ли он осужден, нет. И если бы не роман Достоевского и дотошность литературоведов, это дело, скорее всего, просто затерялось бы в череде похожих.