Беседа с Рэем Брэдбери началась неожиданно. «Я готов дать интервью советскому журналу, — сказал писатель, — но при непременном условии: вы напечатаете моё мнение о несколько странных отношениях с вашими издателями. Насколько я понимаю, мои книги пользуются в России большой популярностью. Их публикуют там с начала 50-х. Ещё лет 10−15 назад от русских, приезжавших ко мне, узнал, что гонорары в рублях должны перечисляться в один из советских банков. 2 года назад через Дэниэла Брустина, руководителя библиотеки конгресса США, и Арманда Хаммера я предлагал передать эти деньги любому советскому студенту, желающему поехать учиться в США, или американцу — для получения образования в СССР. Мне отказали. Может, теперь положение изменилось? Буду рад, если эти деньги пойдут на двусторонние студенческие обмены. А остатки когда-нибудь пригодились бы и мне… А теперь я готов к ответам». Мы в свою очередь надеемся на ответ советских книгоиздателей. Этого требует простая вежливость.
— Вы считаете себя писателем-фантастом?
- Я считаю себя писателем «идей». Это нечто иное. Такая литература впитывает любые идеи: политические, философские, эстетические. Я из категории мечтателей — выдумщиков нового. Они появились ещё в пещерном веке. Тогда человечество было совсем примитивным, искало пути к выживанию — оттуда и берёт начало НФ. Топор, нож, копьё — всё это было фантастикой. Идея развести костёр сначала зарождалась в мозгу, а уж потом воплощалась в реальность. Всегда были носители идей, мечтатели, что-то придумывающие, создающие, продвигающиеся к более сложному. Именно в этот ряд я себя и ставлю.
— Вам принадлежит мысль, что фантастика — реальность, доведённая до абсурда, и потому она ещё и предупреждение людям.
- Верно. Но она же может и воодушевлять. Скажем, мечты о космических путешествиях — прекрасный источник вдохновения. Возможно, в ближайшие 20 лет советские и американские астронавты проведут совместную экспедицию на Луну или Марс, и обе страны в один вечер будут праздновать свободу человечества от силы тяготения. Это не может не окрылять.
— Значит, в третье тысячелетие вы смотрите с оптимизмом?
- Оптимизм сам по себе слеп. Как, впрочем, и пессимизм. А я не верю в действия вслепую. Конечно же, ошибается тот, кто предсказывает скорый конец света. Это — слепой пессимизм. Но неправ и говорящий об абсолютно идеальном мире. Это — слепой оптимизм. Я вообще не думаю, что мы хотим идеала. Нам нужно общество, в котором всё-таки есть место шероховатостям. В попытке сделать жизнь для всех очень хорошей мы можем в конечном счёте сделать её для всех очень плохой. «Утопия» во многих отношениях такое же предупреждение людям, как и, скажем, «антиутопия» Оруэлла. […] Я бы говорил лишь об ощущении оптимизма. Шанс на него появится, если мы все будем полностью реализовывать отпущенные нам генетические возможности. Я всю жизнь, каждый день делаю то, что люблю: наполняю мир своими идеями — и это рождает отличное настроение. Тот, кто использует свой разум, свои способности, свой гений, наконец, чтобы улучшить мир, получает полное право на оптимистичные настроения, но не слепые, а основанные на деятельности, созидании.
— Но стремление к улучшению мира может привести и к обратному. Подобных примеров не счесть — скажем, в истории науки и техники.
- Наука и техника может быть «хорошей» и «плохой». Возьмите автомобиль. С одной стороны, он даёт свободу передвижения. С другой — под его колёсами в США каждый год гибнут 50 тысяч человек. Надо изучать любую науку, осваивать любую технику, а затем избавляться от их «минусов».
— Вы назвали себя мечтателем. Давайте помечтаем. Скажем, о встрече с подобными нам.
- Хотя мы — я убеждён — не одиноки во Вселенной, не надеюсь на контакты с внеземной цивилизацией в ближайшие несколько тысяч лет. А, может, этот срок будет ещё большим — в зависимости от того, что мы обнаружим, добравшись до Альфы Центавра. […] Пусть путешествие продлится 50, 60, 80 лет, век, но в конце концов появятся поколения астронавтов, которые туда долетят. Теоретически возможен и такой вариант — инопланетяне прибудут в гости к нам. Но пока никаких доказательств воплощения такой мечты, как ни жаль, нет. Правда, у вас, в СССР, несколько месяцев назад о каких-то пришельцах говорили, но всё обернулось детской сказкой, не так ли? У нас подобное тоже случалось, и не раз…
— Ваш соотечественник Тед Тёрнер объявил конкурс на создание книги, которая укажет человечеству пути к выживанию, более того — к процветанию в будущем. Вы считаете это реальным?
- Вполне. Сейчас очень полезно заняться самокритикой, не впадая в негативизм. В США многие писатели убедили себя и теперь убеждают других, что будущее не сулит ничего хорошего. То же — во французской литературе, отчасти — в английской. Про советскую не скажу, не знаю. Думаю, имея колоссальные проблемы, с одной стороны, и огромный творческий потенциал — с другой, люди должны обратиться лицом к солнцу и поставить разум на службу самосовершенствованию. Меня такая задача вдохновляет. Полагаю, аналогичная позиция и у Теда Тёрнера. Он хочет, чтобы представленные на конкурс романы принесли то самое ощущение оптимизма, о котором я говорил, взамен чёрных пророчеств — их и так слишком много в литературе конца 20-го века.
— А вы собираетесь участвовать?
- Да. Я буду одним из судей.
Андрей Шитов