Убежденный антисоветчик Леонид Самутин, 26-летний преподаватель геофизики и астрономии, был призван и назначен командиром пулеметно-минометной роты в составе 183-й стрелковой дивизии незадолго до войны. В немцах он видел «врагов советской власти», а значит и «своих союзников». Воевать он не хотел, так что, попав в плен, не сильно расстроился. Думал, только интервенты могут помочь победить Сталина, которого он и считал главным врагом русского народа.
И таких людей как Самутин среди пленных начала войны было немало. В своих воспоминаниях «Я был власовцем» он писал о лагере в Лепеле: «Много слышалось ругательных разговоров в адрес нашего правительства, колхозного строя, необоснованных репрессий второй половины тридцатых годов и больше всего — в адрес самого Сталина. Людей, которые относились к нему прямо с какой-то личной ненавистью, оказалось неожиданно много». И Самутин мечтал о переменах в стране и свержении тирана: «Всякий возможный внешний противник виделся только как противник советской власти, потенциальный носитель добра для России. Собственное лицо такого противника, казалось, не имело значения, поскольку с его помощью могла быть достигнута основная мечта жизни — свержение советского режима в стране».
Путь к измене
Плен, проведенный в лагере в польском г. Сувалки, был большим испытанием — голод, холод, болезни, жестокое обращение немцев и полицаев, лагерный бандитизм. Зимой трупы «складывались поленницами». К весне 1942 г. стало получше с питанием, прекратились эпидемии. Небольшую группу пленных вывезли в Германию, там откормили, приодели, повозили по экскурсиям и вернули в лагерь — «восхвалять все немецкое и охаивать все советское». Один из таких завербованных немцами русских, интеллигент, архитектор, помнящий дореволюционное прошлое, вызвал симпатию Самутина похожими взглядами на Сталина. Однажды он спросил его, готов ли он воевать против большевиков вместе с немцами, и получил ответ: «Если эта борьба будет направлена против большевизма, а не против России, то — да».
«Боевой Союз русских националистов»
В лагере был создан «Боевой Союз русских националистов» для борьбы с большевизмом, в который вступил Самутин и еще около сотни человек. Никакой развернутой программы, как позже у Власова, у Союза не было. Но все тогда были уверены, что Германия победит. Самутин и другие коллаборационисты думали: «Что станет тогда с Россией? Нельзя же спокойно сидеть сложа руки и ждать, когда немцы сделают все сами, тогда у них будет тем больше оснований не идти на уступки русским национальным силам в предоставлении им права на собственную государственность».
Что немцы не друзья России, Самутин тогда уже понимал, но ненависть к Сталину была еще сильнее: «Нужно брать то, что есть налицо, синицу в руки, если ястреба с неба нельзя достать». Русские коллаборационисты тогда еще не знали, что на самом деле немцы и не думали о восстановлении русской государственности, и верили в миф об «освободителе Гитлере». Отрезвление пришло намного позже.
Самутин стал командиром отделения русской национальной бригады СС «Дружина», которая обеспечивала охрану железных дорог в немецком тылу под Смоленском и действовала там против партизан. Боевых действий против партизан у взвода Самутина почти не было — партизаны почти не появлялись там, где дорога охранялась.
Небольшие стычки и перестрелки обычно заканчивались ничем, так как партизаны просто сразу отходили в лес, а начальство «Дружины» писало отчеты о «победах» над подрывниками, которые никто не проверял. Но там Самутин пробыл недолго — стал помощником начальника отдела пропаганды «Дружины» (состоящего из него и самого начальника отдела С. П. Точилова).
В то время его отношение к самой «Дружине» стало скептическим, но, казалось, у эсэсовцев пути назад уже нет: «У нас теперь осталась одна дорога — с немцами до конца, какой будет. Победа, так победа, гибель, так гибель».
Похожим образом относился к делу и В. В. Гиль, командир «Дружины», уже насчитывающей несколько сотен человек. Он и не стремился реально выполнять боевые задачи, достаточно было писать радужные отчеты. В большинстве случаев «уже за 3−4 дня до намечаемой операции всем становилось известно о том, что Дружина собирается выступать. Не секретом было и то, куда она намеревается двигаться, какой район и местность намечено посетить для разгрома имеющихся там «большевистских банд». Ничего не было удивительного в том, что, прибыв на место назначенной операции, они находили покинутые партизанские стоянки.
Дезертирство было постоянным явлением в «Дружине», а 25 ноября 1942 г. одна из потрепанных партизанами рот вообще перешла на сторону противника. Неудивительно, что немцы не доверяли русским более серьезных дел. Летом 1943 г. стало понятно, что эту часть ждет провал. Командующий Гиль, видя, что все разваливается, в августе 1943 г. сам перешел на сторону партизан вместе с более тысячей бойцов, предварительно уничтожив немецкий гарнизон станции Крулевщина (ок. 600 человек). В целях пропаганды Гиля довольно хорошо приняли, позволили и дальше воевать против немцев и даже дали Орден Красной Звезды. Неизвестно, что бы с ним стало после 1945 г., но в апреле 1944 г. в одном из боев он был смертельно ранен.
Но этот конец «Дружины» Самутин уже не застал, так как перешел в гвардию РОА в мае 1943 г. Тоже видя упадок части Гиля, Власову он верил больше.
РОА
Гвардия располагалась под Псковом. Один из новых начальников Самутина, полковник И. К. Сахаров назначил Самутина начальником отдела пропаганды. Самутин собирал библиотеку, организовывал концерты и спектакли. Здесь также были часты случаи ухода в партизаны солдат и даже офицеров. И опять же, довольно странным образом командиры воевали с партизанами: «За месяц нашего стояния в […] деревнях в некоторых ротах произошло несколько мелких стычек с партизанскими группами по инициативе самих партизан, так как через меня Ламздорф [прим.: один из командующих] передал командирам рот неофициальный приказ никаких действий против партизан по своей инициативе не производить, оружие применять только в целях самозащиты. Мне он дал распоряжение найти возможность вступить в контакт с партизанами и предупредить их, что мы их не тронем, если они не будут трогать нас. Ламздорф сказал: «Пусть немцы воюют с партизанами, это не наше дело. Контакт установить мне удалось, у меня была встреча с представителем партизан, который, выслушав наше предложение, сказал, что передаст его своему командованию».
Власовские офицеры не видели в партизанах своего врага. Одна из рот осенью 1943 г. перешла на сторону врага. В конце 1943 г. русские части стали переводить на запад, на Восточном фронте толку от них не было.
Самутин и полковник Сахаров поехали в Данию выпускать власовскую газету «На дальнем посту» и пытаться поддерживать хоть какой-то боевой дух борцов с большевизмом, которых теперь перевели на Запад. Там, в Дании, Самутин и пробыл до конца войны, время от времени наведываясь в Берлин к начальству, в Комитет освобождения народов России. «Это было просто удивительно, как текла наша жизнь в Дании в те последние месяцы сорок третьего и весь сорок четвертый. Где-то рушились фронты, создавались новые, началось вторжение в Европу, совершилось покушение на Гитлера — все это доходило до нас только как отголоски дальних бурь, как мертвая зыбь от бушующего где-то волнения», — вспоминал Самутин.
Весной 1945 г. Самутин как раз был в Берлине, где уже все рушилось: город готовился к бессмысленной обороне. 14 апреля Самутин бежал в Данию. Друзья белоэмигранты устроили его в местное имение работать на ферме, спасли от выдачи англичанам, помогли достать поддельные документы, «что-то вроде удостоверения личности для перемещенного лица польской национальности по имени Леон Пшехоцкий». Когда немцы капитулировали, датчане стали охотиться за всеми, кто им служил. При попытке бежать в Швецию он был обнаружен, а затем выдан англичанам. В свою очередь те в 1946 г. выдали его советскому командованию в Германии.
Идейный коллаборационизм
Самутин не принимал личное участие в зверствах и жестоких военных преступлениях на территории СССР и поэтому отделался довольно легко для офицера-власовца (к марту 1945 г. стал капитаном) — был осужден на 10 лет, отбывал наказание в Воркуте. После освобождения в 1955 г. работал геофизиком. Выйдя на пенсию, написал воспоминания о своем «власовском» прошлом.
Как замечают изучавшие коллаборационизм в СССР историки О. В. Будницкий и Г. С. Зеленина, накануне войны в Советском Союзе хватало людей, мечтавших о падении коммунистической власти и готовых ради этого даже сотрудничать с интервентами. Были люди, которые ждали немцев, когда узнали о начале войны, и множество тех, кто, как Самутин, попав в плен, довольно легко стали коллаборационистами, еще не зная, какой будет политика Германии в отношении не только коммунистов, но и русских вообще.
Самутин оказался одним из очень немногих идейных власовцев, которые поняли и признали, какую совершили ошибку и что с немцами свободной России быть не могло, что они пошли не только против советской власти, но против своего народа, встав на сторону Гитлера.
Воспоминания Самутина заканчиваются описанием пришедшего в конце войны осознания содеянного. Неприятие Сталина осталась и позже, но стало понятно, что в жертву этому было принесено слишком многое. Самутин: «Что мы наделали, безумцы? Во имя чего, во имя какой идеи изменили Родине, своим соотечественникам, пошли служить врагам своей страны и своего народа? Что мы смогли предложить ему взамен того, что он имел и что мы все имели вместе с ним? […] Сколько раз за эти четыре года приходилось рисковать жизнью, становиться на самый край пропасти — все оказалось во имя лжи, неправды, прямой и примитивной измены. И мне еще повезло, крупно повезло — я уцелел. А скольким не повезло? Скольким так и пришлось бесполезно и бесславно погибнуть? И еще скольким суждено, как мне вот теперь, влачить жалкое существование изгнанника, страшащегося уже не только людей, но самого себя, вынужденного скрывать от людей даже свое имя».