А. Кузнецов: 22 декабря 1978 года в городе Шахты Ростовской области после школы домой не вернулась 9-летняя девочка, второклассница Лена Закотнова. Семья, естественно, обратилась в милицию. Начались поиски. 24 декабря, то есть через два дня, на окраине города, в очень неблагополучном районе, рядом с мостом через реку Грушевку был обнаружен труп Лены, а несколько ниже по течению — ее школьный портфель.
Милиция сразу же начала активные поиски. Была найдена свидетельница — женщина, которая утверждала, что за несколько дней до случившегося видела девочку в ярко-красной куртке на трамвайной остановке…
С. Бунтман: Напомним, что в 1978 году советские люди одевались очень неброско.
А. Кузнецов: Да. Именно поэтому девочка свидетельнице и запомнилась.
И эта маленькая девочка разговаривала с каким-то немолодым человеком в шляпе, в очках, с сумкой, из которой торчали горлышки винных бутылок. Женщина видела, как мужчина и девочка о чем-то договорились, и мужчина направился в переулок, а девочка последовала за ним. Свидетельнице эта картина показалась странной.
С. Бунтман: То есть Лену она опознала?
А. Кузнецов: Да. К тому же у женщины оказалась хорошая зрительная память. Был вызван художник, который с ее слов набросал портрет искомого мужчины.
С. Бунтман: Началась отработка территории.
А. Кузнецов: Да. Один из участковых, зайдя в учебное заведение, которое располагалось на его территории, показал составленный портрет директору. Тот опознал по нему своего сотрудника, который незадолго до случившегося в этом самом переулке, куда удалились мужчина и девочка, за полторы тысячи рублей купил вросшую в землю, очень убогую однокомнатную мазанку. Звали этого человека Андрей Романович Чикатило.
Он, Чикатило, был вызван на допрос. Не только он, но и другие жители этого переулка. И вот тут произошел интересный эпизод. Когда все допрашиваемые собрались в коридоре, одна женщина обратилась к Чикатило: «Это Вы — наш сосед? Рада познакомиться. Благодаря тому, что недавно у Вас дома горел свет, мне не пришлось петлять по нашему неосвещенному переулку. Спасибо Вам большое». Чикатило эта благодарность сильно смутила: «Что Вы? Этот дом я для отца купил. Я в нем практически не бываю». «Ну, как же? Двое суток подряд у Вас свет горел», — заключила соседка.
С. Бунтман: А Чикатило был похож на нарисованный портрет?
А. Кузнецов: Да. Тем не менее этому не придали особого значения. К тому же у Чикатило вроде как обнаружилось алиби: его жена подтвердила, что во время, когда предположительно произошло преступление, он находился дома.
Елена Закотнова
Возможно, это алиби и начали бы проверять как следует, но в этот самый момент нашелся еще один подозреваемый, который отодвинул Андрея Романовича на второй план. Этим подозреваемым оказался Александр Петрович Кравченко. За восемь лет до описываемых событий, в 1970 году, он совершил, на первый взгляд, абсолютно аналогичное преступление. Тогда Кравченко было 17 лет. В дом, где он жил с родителями, пришла 9-летняя девочка, которую Кравченко изнасиловал, убил, выколол глаза и закопал в огороде.
С. Бунтман: Попадание, что называется, в яблочко. А как он потом оказался на свободе?
А. Кузнецов: Его, как несовершеннолетнего, приговорили к десяти годам лишения свободы. Шесть из них он отсидел в колонии. Остальная же часть наказания за примерное поведение была смягчена, заменена так называемой «химией».
Два года Кравченко жил достаточно спокойно. Соседи говорили, что почти не пил, женился. То есть вроде как встал на путь исправления. По режиму к нему тоже никаких претензий не было. Но когда следователи достали дело Кравченко и посмотрели на адрес его проживания (а жил он в этом самом злосчастном переулке), то сомнений у них практически не осталось.
С. Бунтман: Но все же были?
А. Кузнецов: Да. Дело в том, что у Кравченко сначала тоже было алиби: его жена и ее подруга, которая в это время находилась у них в гостях, согласно показали, что он пришел домой около 18.00 в этот день. Судмедэксперты же утверждали, что смерть девочки наступила в районе 19.00, не ранее. Свидетельница также утверждала, что эпизод на остановке произошел где-то в 18.00.
Незадолго до этого с Леной разговаривала ее одноклассница. Кстати, тоже очень любопытная история. Лена похвасталась, что у нее есть знакомый дедушка, который обещал угостить ее жевательной резинкой.
С. Бунтман: Что такое в 1978 году для советского ребенка жевательная резинка, многие представляют.
А. Кузнецов: И Лена даже спросила подружку, не хочет ли она, чтобы дедушка угостил и ее? Он добрый, не откажет. И через сутки девочка погибла.
Почему речь зашла за дедушку? Ну, ни при каких обстоятельствах даже ребенок назвать Кравченко дедушкой не мог. Ему нет тридцати лет.
С. Бунтман: Дядя.
А. Кузнецов: Да, самое большое — дядя.
И Кравченко отпустили. Но через некоторое время произошла совершенно странная вещь: соседка Кравченко заявила, что у нее с чердака пропало белье, причем фрагменты этого белья вели прямо к дому Кравченко. Буквально по следам участковый милиционер дошел до дома Кравченко и обнаружил у него эти вещи. Кравченко сразу признался в краже. И вот тут его начали разрабатывать всерьез, именно по убийству, а по обвинению в краже вещей под стражу взяли его жену.
Александр Кравченко
Это тоже очень сомнительная вещь, поскольку, с одной стороны, видно стремление оперативников надавить на женщину с тем, чтобы она изменила свои показания относительно времени прихода супруга, а с другой стороны, такая нарочитая и совершенно дурацкая кража наводит на противоречивые мысли: либо это — инсценировка милиции с привлечением посторонней женщины, заявительницы, либо хорошо известный метод — сесть по мелкому делу, отсидеться. И без того возникшие знаки вопроса стали множиться один за другим.
Кравченко начали, как говорится, колоть на причастность к этому делу. И, надо сказать, набрали весьма внушительный список косвенных, но очень веских улик. В конце концов он признался. И когда ему для опознания предъявили фотографию девочки, и одежду, в которую она была одета, он безошибочно все указал. (Опять появляется знак вопроса: либо его проинструктировали, если это признание было выбито, либо…).
Была проведена не очень распространенная ботаническая экспертиза: с одежды жертвы и подозреваемого были взяты образцы ботанического материала (сухие семена, репейник и так далее). И эксперт заключил, что это характерно для данного места. (Правда, ценность такого исследования не очень велика: девочка была в переулке, сомнений нет, а Кравченко там просто жил).
Но было кое-что и посерьезнее: на свитере Кравченко были обнаружены следы крови той же группы, что и у убитой, а также микроскопические частицы ее одежды.
Возникли серьезные подозрения, что и алиби липовое. Сначала женщины показали, что Кравченко пришел домой в 18.00 трезвый, как стеклышко, а потом заявили, что появился после 18.30, изрядно выпивши.
Ну и, конечно, сыграло роль совпадение практически до деталей двух убийств — 1970 и 1978 годов.
Дело было передано в суд. Кравченко от показаний отказался, заявив, что они, показания, были получены под давлением, что называется, выбиты из него. 16 августа 1979 года Ростовский областной суд приговорил Кравченко к смертной казни, но по ходатайству адвокатов в ноябре того же года Верховный Суд РСФСР вернул дело на доследование. В мае 1980 года Ростовский облсуд вернул дело на доследование. И в декабре коллегия Верховного Суда РСФСР отменила смертный приговор, оставив 15 лет за кражу.
Но тут начали проявлять активность родственники убитой Лены. В первую очередь, ее бабушка, которая в итоге добилась того, что в 1982 году Ростовский областной суд, в третий раз рассмотрев дело, снова приговорил Кравченко к смертной казни. На этот раз коллегия Верховного Суда РСФСР оставила приговор в силе. И, наконец, Президиум Верховного Совета и соответствующая комиссия Президиума Верховного Совета отклонили ходатайство о помиловании. 5 июля 1983 года Кравченко был расстрелян.
А тем временем, начиная с конца 1981 года, то есть ровно через три года после убийства Лены Закотновой, в Ростове и Ростовской области начался тот самый кошмар, который сначала у оперативников, а затем у журналистов получил название «дело «Лесополоса»».
С. Бунтман: Ну, это уже чистый, беспримесный Чикатило.
А. Кузнецов: Да. И в этом деле тоже было задействовано много невиновных.
Андрей Чикатило
В конечном итоге, в 1990 году операция «Лесополоса» увенчалась задержанием Чикатило, который довольно быстро начал давать признательные показания. Его обвиняли в 53 убийствах, он же признался в 56. Тут и всплыло дело об убийстве Лены Закотновой.
Из показаний Чикатило на следствии: «Убийство этой девочки у меня было первым преступлением, и я сам, без чьего-то напоминания, искренне рассказал об обстоятельствах ее убийства. На момент моего задержания по настоящему делу следственные органы не могли знать, что это убийство совершено мною. Именно после этого преступления я начал убивать других своих жертв…».
И дальше в это дело буквально вцепился Исса Магометович Костоев, очень опытный и энергичный следователь, на тот момент занимавший пост заместителя начальника следственной части прокуратуры РСФСР. Он внимательно изучил этот эпизод, собрал необходимые улики и написал представление в Верховный Суд, что необходимо отменять приговор Кравченко, Чикатило сознался. Верховный Суд решил, что этого недостаточно.
Костоев воспринял это как щелчок по носу, написал другой протест, теперь уже как прокурорский работник в порядке надзора. Верховный Суд отфутболил его снова. Костоев начал настолько глубоко копать, просто не оставил камня на камне от прежних доказательств по делу Кравченко, и в конце концов добился того, что в 1991 году Верховный Суд приговор Кравченко отменил.
А тем временем этот эпизод начал выпадать из дела Чикатило — на одном из первых судебных заседаний он отказался от своих прежних показаний. Костоев предположил, что ростовские власти решили себя обелить и надавили на убийцу. Скандал усугубился тем, что Костоев дал несколько интервью, в которых во всеуслышание заявлял, что Чикатило виновен в убийстве Лены Закотновой. Репутация Иссы Магометовича оказалась под серьезным ударом. А вскоре при оглашении обвинительного заключения по делу Чикатило один из двух гособвинителей отказался обвинять Чикатило в убийстве Лены, считая его вину недоказанной. Его заменили на другого прокурора.
В конечном итоге Верховный Суд, рассматривавший, пересматривавший дело Чикатило, тоже этот эпизод выкинул: «В нарушение требований ст. 177 УПК РСФСР, в основу обвинения по этим эпизодам суд положил признание Чикатило своей вины в ходе предварительного следствия при отсутствии других бесспорных доказательств, подтверждающих его признание».
То есть суд принял единственное законное решение — неустранимые сомнения истолковал в пользу обвиняемого.
Владислав Постаногов, судья ростовского областного суда, который председательствовал в последнем процессе по делу Кравченко, считал, что тот был виновен в убийстве Лены Закотновой: «Мы прямо в судебном заседании проверяли его доводы, допрашивали вызванных работников милиции, проверяли, в какой камере и с кем именно сидел. В общем все, что можно было сделать в той стадии процесса, мы, конечно, проверили. Вряд ли можно было сбрасывать со счетов и то объективное обстоятельство, что Кравченко уже был ранее судим за аналогичное преступление — убийство, сопряженное с изнасилованием…».
И напоследок надо сказать, что это дело было бы неполным, если бы мы не упомянули еще одного подозреваемого. 8 января 1979 года (Кравченко еще окончательно не задержан) в Новочеркасске повесился некий Анатолий Григорьев, 50 лет от роду, уроженец города Шахты. 31 декабря, накануне Нового года, в трамвайном парке, работником которого он был, Григорьев, будучи сильно пьян, хвастался коллегам, что он, мол, зарезал и задушил девочку, про которую «писали в газетах». Рабочие знали, что «у Тольки по пьяни фантазия просыпается», а потому ему не поверили. Однако Григорьев, видимо, ожидал, что эти нетрезвые откровения ему еще откликнутся. Приехав к дочери в Новочеркасск, он очень переживал, много пил, плакал, клялся, что никого не убивал, а возвел на себя напраслину. Дождавшись, когда дочь ушла на работу, Григорьев повесился в туалете.
С. Бунтман: И это еще один знак вопроса…