А. Кузнецов: Один из новейших исследователей вопроса о судьбе Людовика XVII Андре Луиго писал: «Тысячи томов написано об этом деле, и всё же не удалось пролить свет на причины того, почему противниками теории бегства дофина не были представлены абсолютные доказательства смерти, а сторонники этой теории не смогли убедительно доказать, что он был увезён из Тампля».
С. Бунтман: Одним словом, загадка не раскрыта, хотя забрезжил свет в конце тоннеля, и, возможно…
А. Кузнецов: Но не будем спешить. Сначала — общепринятая версия событий. У Людовика XVI и Марии-Антуанетты долгое время после свадьбы не было детей. Пока у короля не было сына, наследниками считались два его младших брата — граф Прованский и граф д’Артуа. Они оба мечтали о троне, и оба впоследствии его получили.
Но в 1778 году у королевской четы родились сначала дочь Мария-Тереза-Шарлотта, а спустя три года и сын Луи-Жозеф, ставший дофином Франции (он умрёт в возрасте семи с половиной лет от туберкулёза). Через четыре года после рождения наследника на свет появился наш герой, Луи-Шарль, получивший титул герцога Нормандского. В день его рождения 27 марта 1789 года Людовик XVI пометил в своём дневнике: «Роды королевы. Рождение герцога Нормандского. Всё прошло так же, как и с моим сыном».
[Сборник: Мария-Антуанетта]
И вот тут начинаются споры. Возможно, король пропустил слово «первым» сыном? Или он написал то, что хотел написать? Получается, что Людовик XVI знал, что Луи-Шарль не его ребёнок? В пользу этой версии есть много всяких соображений. Современники отмечали, что Людовик в общем-то понимал, что Мария-Антуанетта ведёт активную светскую жизнь и имеет немало ухажёров. За несколько часов до казни он произнесёт: «Что касается королевы, я ей всё простил». Это зафиксировано.
Существуют также версии того, кто мог быть настоящим (если это так) отцом будущего Людовика XVII. Одним из кандидатов называют шведского дипломата Ханса Акселя фон Ферзена, который в июне 1791 года подготовил печально известный побег королевской четы из Франции. В списке «отцов» значится и Карл X, которого многие считали любовником Марии-Антуанетты.
Ну, а дальше судьба ребёнка, согласно официальной версии, неразрывно связана с судьбой семьи. Это попытка бегства, арест в Варенне, возвращение в Париж, заключение в Тампле.
После казни Людовика XVI роялисты в изгнании провозгласили Луи-Шарля новым королём Франции, назначив регентом при нём графа Прованского. Совсем другое будущее готовили наследнику престола революционеры: по решению Национального конвента Луи-Шарля отдали на перевоспитание сапожнику Антуану Симону и его жене, которые поселились вместе с дофином в Тампле. По одним сведениям, это были настоящие садисты, которые издевались над ребёнком, заставляя его распевать «Марсельезу» и при этом отпуская несчастному подзатыльники за ошибки в тексте. По другим свидетельствам, Симоны неплохо относились к мальчику, а Тампль покинули по приказу начальника тюрьмы Шометта.
После этого Луи-Шарля бросили в одиночную камеру. Непонятно, какую угрозу представлял ребёнок, но все окна в его камере были заделаны наглухо, дверь до половины замурована, а верхняя часть закрыта мощной решёткой с крохотным окошком для передачи пищи.
Вплоть до Девятого термидора Людовик XVII жил в Тампле под надзором стражи. Когда гильотина отсекла Робеспьеру голову, Поль де Баррас, главный организатор будущей Директории, первым делом отправился в Тампль проведать дофина. Наследник выглядел ужасающе: надрывно кашлял, его суставы сильно распухли, и он едва передвигался. Баррас вызвал врача и распорядился обеспечить узнику приличные условия содержания, свежий воздух и усиленное питание.
С. Бунтман: Видимо, у Барраса на дофина были какие-то планы.
А. Кузнецов: Конечно. С одной стороны, Луи-Шарль и его сестра Мария-Тереза — высокопоставленные заложники. Об этом часто говорится. В 1794 году Эбер в своей газете «Пер Дюшен» вопрошал: «Вдобавок что такое один ребёнок, когда речь идет о спасении республики? Разве те, кто удавил бы в колыбели его пьяницу-отца и его шлюху-мать, не поступили бы самым лучшим образом, который только можно вообразить? Вот мой совет, чёрт возьми». С другой, королевские дети — прекрасный резерв на случай возможного обмена, что, собственно, и произойдёт с Марией-Терезой: её обменяют на трёх высокопоставленных французских революционеров, которые окажутся в плену. А вот Луи-Шарлю так не повезёт.
Кроме того, существует очень много версий, которые сводятся к тому, что лидеры Директории планировали некий вариант с легитимизацией своего режима за счёт возведения Людовика XVII на престол в качестве «декоративного» короля. Какой в этом смысл? Возвращать из эмиграции графа Прованского (будущего Людовика XVIII) и графа д’Артуа (будущего Карла Х), братьев казнённого Людовика XVI, — совершенно безумная идея.
С. Бунтман: Почему?
А. Кузнецов: Это люди не договоропригодные с революционным, каким бы оно ни было, правительством. Соответственно, на эту роль они не годятся. А маленький мальчик подходит прекрасно. При нём можно выстроить некую схему переходного режима и потихоньку налаживать отношения с королевскими дворами Европы.
С. Бунтман: И главным организатором всего этого дела был, конечно, Баррас?
А. Кузнецов: Да. По своему уму, по своей находчивости, по склонности к такой тщательно выверенной авантюре Баррас, в общем-то, годится в организаторы данной интриги. Называют даже Жозефину Богарне, которая на тот момент была любовницей Барраса и в какой-то степени ему помогала.
Но вернёмся к нашему несчастному дофину. В начале мая 1795 года к нему прислали некоего доктора Дессо, известного в Париже медика. Сохранилось его свидетельство о первой встрече с Людовиком XVII: «Я нашёл ребёнка-идиота, умирающего, жертву самой низкой бедности, полностью заброшенное существо, опустившееся от самого жестокого обращения».
С. Бунтман: То есть ребёнок, по квалифицированному свидетельству врача, находится в самых, что называется, неподобающих условиях?
А. Кузнецов: Да. И, согласно официальной версии, меньше чем через полгода, 8 июня 1795 года, он умрёт то ли от туберкулёза, то ли от золотухи, то ли от того и другого.
С. Бунтман: Что же было дальше?
А. Кузнецов: А дальше начинаются совершенно невероятные посмертные приключения. На сегодняшний момент число людей, объявивших себя чудом спасшимся Людовиком XVII, насчитывает около 60 человек. Пожалуй, самым изобретательным оказался часовщик Карл Вильгельм Наундорф из Германии.
До 1810 года жизнь этого человека была никому не известна. И вот он появляется в Берлине и объявляет прусскому министру полиции, что является сыном казнённого Людовика XVI, предоставив ему при этом ряд документов. Оставив в Пруссии семью, в начале лета 1833 года Наундорф приезжает в Париж, где его признают многие друзья и слуги погибшей королевской семьи. Любопытно, но Мария-Тереза, хотя и соглашалась, что Луи-Шарля в тюрьме могли подменить, всё же отказалась встретиться с самозванцем, заявив, что не находит в предоставленном ей портрете ни капли сходства с братом. В результате по приказу короля Луи-Филиппа Наундорф был арестован и выслан в Англию, затем в Голландию, где в августе 1845 года и умер.
С. Бунтман: Однако, насколько мне известно, история Наундорфа получила второе дыхание.
А. Кузнецов: Совершенно верно. Спустя сто лет после его смерти, уже в середине 20-го века, когда стали проводиться различные экспертизы.
В 1943 году по инициативе французского историка Кастело была произведена экспертиза волос Наундорфа и дофина. И было установлено, что они идентичны. К слову сказать, идентификация волос — одна из самых сложных экспертиз и сегодня, поэтому спустя пару лет Кастело решил провести вторую экспертизу. Результат был противоположным — волосы принадлежали разным людям.
С. Бунтман: А дальше подтягивается генетика.
А. Кузнецов: Да. И здесь мы попадаем уже в совершенно другую, мистическую область. В 2000 году была проведена сложная комплексная генетическая экспертиза. И в этой связи хотелось бы процитировать человека, квалификация которого не вызывает никаких сомнений. Это Павел Леонидович Иванов, доктор биологических наук, эксперт по молекулярно-генетическому направлению судебно-медицинской экспертизы.
Ссылаясь на материалы западных коллег, Иванов пишет: «К событиям более далёкого прошлого относится экспертиза предполагаемых останков принца Луи XVII. Согласно официальной истории, 10-летний сын Луи XVI и Марии-Антуанетты умер в парижской тюрьме в 1795 году. Однако многочисленные слухи свидетельствовали о чудесном спасении принца. Обнаружились даже люди, объявившие себя спасённым Луи XVII. Одним из них был Карл Вильгельм Наундорф, похороненный в 1845 году в Нидерландах как Луи XVII. Для выяснения исторической истины был проведён сравнительный анализ мтДНК останков Наундорфа и ныне живущих родственников Марии-Антуанетты и параллельно — анализ мтДНК сохранившегося сердца мальчика, скончавшегося в 1795 году в парижской тюрьме. Исследование исключило родство Наундорфа с родственниками Марии-Антуанетты (а следовательно, и его права наследника), поскольку выявило различия в их мтДНК, и установило совпадение нуклеотидных последовательностей мтДНК сердца и матрилинейных родственников Луи XVII, тем самым подтвердив официальную версию исторических событий».
2000-й год. Казалось бы всё понятно. Официальная версия подтвердилась. И сердце, о котором мы ещё расскажем, 8 июня 2004 года торжественно, при большом стечении представителей королевских домов Европы было захоронено в аббатстве Сен-Дени.
Несколько слов про «приключения» сердца. Почему «приключения»? Дело в том, что за полтора, почти два века, оно тоже успело попутешествовать. Сначала его во время вскрытия 1795 года крадёт один из участников этого процесса — доктор Пеллетан. Он бережно хранит его у себя некоторое время. Затем один из его учеников, тоже доктор, забирает сердце себе, а спустя два года возвращает обратно. После смерти Пеллетана сердце пропадает вновь. Через несколько дней сын доктора каким-то образом находит его. В конечном итоге сердце дофина передают Бурбонам. Некоторое время оно хранится в Австрии, потом переходит в руки французскому аристократу.
С. Бунтман: Отсюда возникает вопрос: действительно ли сердце, захороненное в Сен-Дени, принадлежит Людовику XVII?
А. Кузнецов: Точного ответа, к сожалению, нет.
С. Бунтман: Как бы то ни было, история Людовика XVII удивительна. Всего один раз, сам того не осознавая, он оказался в самом центре политической борьбы. Но и после настоящей или мнимой смерти он не переставал тревожить умы политиков, историков и писателей.