Сколько погибло и почему
С первых и до последних боев советско-польской войны стороны брали пленных. Вопрос об их числе и сегодня является дискуссионным. Несовершенная система учета, пренебрежения ею в ходе войны, злоупотребления и ошибки способствуют большому диапазону оценок численности военнопленных (от 110 тыс. по польским оценкам до более 200 тыс. у российских авторов). Наиболее известный исследователь этого вопроса в России, профессор МГУ Г. Ф. Матвеев в результате многолетнего изучения имеющихся данных пришел к выводу, что польская армия взяла в плен около 157 тыс. красноармейцев. К сентябрю 1922 г. на родину вернулось более 78 тыс. человек. Споры вызывает вопрос о количестве погибших в плену. Польские историки считают — 16−18 тыс. из 110 тыс. (16% от числа всех пленных), Г. Ф. Матвеев — 25−28 тыс. (16−18%), с учетом известных фактов ошибок учета. Остальные пленные были отпущены поляками или освобождены Красной Армией в ходе войны, сбежали (до 7 тыс.) или вступили в антисоветские формирования (ок. 20 тыс.).
Пленные, взятые в Варшавской битве
Польское правительство считало нормальной смертность пленных в пределах 7%. Эта оценка не вызывает резких споров — 5−7% пленных неизбежно умирали в то время из-за болезней, полученных в бою ран и других естественных причин. Соответственно, смертность в 16—18% признается высокой, обусловленной тяжелыми условиями содержания (польские историки, например, З. Карпус, не ставят это под сомнение). Часть пленных погибала при транспортировке и на распределительных станциях, которые, как и некоторые лагеря, совершенно не были готовы к приему большого количества пленных. Свою роль сыграли и продовольственные трудности в Польше, плохое состояние лагерных помещений (что мешало поддерживать нормальные санитарные условия), недостаток одежды, лекарств, грубое и порой жестокое обращение с пленными.
Большая часть погибших — результат болезней: тиф, дизентерия, грипп и даже холера. Во время вспышек эпидемий погибало 30−60% больных. Польское правительство и сейм вынуждены были реагировать на эти происшествия и, хотя и не всегда своевременно, улучшать ситуацию в лагерях в Стшалково, Тухоли, Брест-Литовске и других, отличившихся антисанитарией, жестокостью и халатностью комендантов.
Советские военнопленные
Лагерь в Брестской крепости был закрыт, так как там оказалось невозможным содержать пленных в нормальных условиях. Были арестованы и отданы под суд капитан Вагнер и поручик Малиновский, избивавшие и расстреливавшие пленных латышей и русских в лагере Стшалково и своими преступлениями увеличивавшие смертность.
В лагеря направлялись дополнительный медперсонал, гуманитарная помощь от международных благотворительных организаций, в 1920 г. улучшилась ситуация с продовольствием. Лагеря посещали инспекторы польского правительства и Лиги Наций, способствовавшие изменениям.
«Анти-Катынь»
Истории военнопленных добавляет трагизма то, что она была и остается предметом политического торга и материалом пропаганды. Во времена расцвета социалистического содружества СССР о ней молчал, а польские политики не вспоминали о катынских расстрелах. Когда вспомнили, им противопоставили пленных красноармейцев. «Московский комсомолец» (27.01.99), «Независимая газета» (10.04.2007), ИА «Стрингер» (12.04.2011) и многие другие СМИ не раз писали о польских лагерях как о лагерях смерти нацистов. Польша уничтожила там якобы до 90 и даже 100 тыс. русских, а посему Россия не должна и ей «хватит извиняться перед поляками» за Катынь.
Лагерь Тухоль
Эти тексты, основывающиеся на статистической эквилибристике и едва ли репрезентативных подборках примеров жестокости поляков к пленным, подталкивают читателя к мысли о Польше, стоящей в одном ряду с нацистской Германией, намеренно истреблявшей русских, а сегодня отрицающей преступления. На этом поприще особенно заметен бесспорно выдающийся профессионал и несомненный доктор исторических наук В. Мединский, чье кредо: история — служанка политики.
В статье «Куда исчезли 100 тысяч пленных красноармейцев?» (Комсомольская правда, 10.11.2014) он обвинил польских историков в занижении числа умерших пленных и заявил, что 100 тыс. человек «остались в польской земле». Большевики в начале 1920-х были скромнее, говорили о 60 тыс. Также Мединский назвал «неизбежными» аналогии с событиями, происходившими на 20 лет позже. Масла в огонь обвинений подливают и поляки, например, министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына, в 2015 г. настаивавший, что памятник погибшим красноармейцам в Кракове не должен иметь надписей о том, что поляки расстреливали пленных, а акцент предпочтительно сделать на других причинах смертей.
Пленные и охрана в Бобруйске, 1919 г.
Несмотря на доступность результатов серьезных научных исследований по вопросу польского плена, у Мединского немало сторонников в публичном поле. Например, 17 марта 2016 г. «Литературная газета» закончила статью о плененных поляками красноармейцах риторическим утверждением, что жуткая картина плена в Польше принципиально не отличалась от лагерей нацистской Германии.
Для сравнения
Отличалась. По сравнению с нацистами поляки кажутся вегетарианцами. В концлагерях нацистской Германии, действительно целенаправленно уничтожавшей людей, погибло не 16−18%, а 60−62% советских пленных (данные немецких историков Убершара Герда Р., Вольфрама В.). Там не было представителей Красного Креста, посылок и писем из дома, германский суд не привлек к ответственности доктора Менгеле или коменданта Освенцима Р. Хёсса, а инспекторы лагерей предлагали меры, далекие от нацеленности на улучшение содержания пленных. Положение красноармейцев в Польше в 1919—1922 гг. было зачастую очень тяжелым, и нередко в результате преступных действий, а еще чаще бездействия, но сравнение с концлагерями Германии несправедливо.
Польское правительство, открывшее страну для международных организаций, было заинтересовано в сохранении перед ними и собственным общественным мнением образа цивилизованной власти, содержащей военнопленных в гуманных условиях. Не всегда получалось это сделать. Относительно главной причины высокой смертности — эпидемий — стоит заметить, что в самой Польше в то время тифом болели десятки тысяч людей, многие умирали из-за недостатка лекарств и ослабленности. На фоне общей разрухи и эпидемий среди собственного населения последнее, о чем думали власти — обеспечение медикаментами советских пленных. Антибиотиков не было, а без них смертность от того же тифа может достигать 60%. При этом польские врачи заражались и умирали, спасая пленных. В сентябре-октябре 1919 г. в Брест-Литовске умерли 2 врача, 1 студент-медик и 1 санитар.
Бобруйск, 1919 г.
Тиф свирепствовал и в России — в январе 1922 г. «Известия ВЦИК» сообщили, что в 1920 г. было зарегистрировано свыше 3 млн. случаев сыпного тифа и более 1 млн возвратного. Эпидемии бушевали и прежде — только зимой 1915−1916 гг., по оценке немецких историков (напр., Р. Нахтигаль), они унесли до 400 тыс. жизней пленных, взятых Российской империей на фронтах Первой мировой (16% от общего числа). Эту трагедию никто не называет геноцидом. Как и высокую смертность пленных немцев в СССР во время Второй мировой и в 1946−47 гг., когда она достигала 25% и более в случае возникновения эпидемий (всего, по данным НКВД, до 1955 г. в плену СССР умерло 14,9% пленных).
У гибели 25−28 тысяч советских военнопленных (16−18%) — комплекс причин как объективного (эпидемии, трудности с медикаментами и продовольствием), так и субъективного характера (антисанитария, жестокость и русофобия отдельных начальников лагерей и, в целом, халатное отношение польского правительства к жизням красноармейцев). Но запланированным истреблением, инициированным высшим руководством польского государства, это назвать нельзя. Г. Ф. Матвеев констатирует, что военнопленные не только страдали, и не во всех лагерях. Они могли удовлетворять религиозные потребности, учиться грамоте, тысячи из них работали в сельском хозяйстве и в частных заведениях, они могли читать газеты, получать посылки, устраивать лагерные творческие мероприятия, посещать буфеты, а после заключения мира даже организовать лагерные коммунистические ячейки (едва ли похоже на гитлеровские концлагеря). Свидетели писали, что многие пленные по-своему рады быть в плену, так как больше им не надо воевать. История польского плена неоднозначна, она гораздо сложнее Катыни, Освенцима и Бухенвальда. Самое важное: в 1919—1922 гг. программы уничтожения не было, а были плоды жутких войн и принесенные ими разруха, ненависть и смерть.
Статистика и документы опубликованы в сборнике, подготовленном польскими и русскими историками: Красноармейцы в польском плену в 1919 — 1922 гг. Сборник документов и материалов. М., СПб.: Летний сад, 2004.