Лицо со шрамом в Германии в 19 — первой половине 20 вв., — это обычно лицо человека образованного, бывшего «бурша», то есть члена Burschenschaft — студенческого братства. Буршем был в своё время и Фердинанд Порше, и химик и нобелевский лауреат Карл Бош, и немецкий премьер-министр и министр иностранных дел 1920-х гг. Густав Штреземан… Всех их когда-то объединяло одно: страсть к мензурам. Мензура (от лат. mensur, что значит «размер») — это чрезвычайно популярный у студентов жанр противоборства, что-то среднее между спортом и дуэлью, поединок фехтовальшиков по строго определённым правилам.
В начале дуэльной эпохи Европы Нового времени навык фехтования ещё был жизненно необходим: умение защитить себя шпагой могло спасти жизнь и честь. В 16-м в. фехтование начали преподавать в университетах — сперва в Йене (1558) и Ростоке (1560), а затем и в других. Практиковались, конечно, студенты друг на друге. Несмотря на периодические попытки властей ограничивать смертельно опасные поединки, традиция жила и расцвела в 19-м веке, веке романтизма. Студенты образовывали братства, учились владеть клинком, а затем договаривались о состязании с другими братствами.
От обычных дуэлей с использованием холодного оружие мензуры отличало несколько вещей. Во-первых, студенты сражались не ради сатисфакции — сведение личных счётов строжайше запрещалось. Обычно оппоненты даже не знали друг друга лично и не имели права разговаривать до и во время поединка. Во-вторых, они не стремились выявить победителя или проигравшего. Никто не судил фехтовальщиков, не считал очки и не выносил решений о победе. И в-третьих, специфическая особенность мензур заключалась в том, что целились исключительно в лицо соперника. Отсюда — шрамированные лица.
Зачем вообще всё это было нужно? С одной стороны, фехтование по-прежнему воспринималось как часть аристократической культуры, как престижное занятие. С другой, — в академической среде господствовал взгляд на мензуру как на часть воспитания мужчины. Достижение мастерства требовало дисциплинированности и самообладания, а сам поединок — мужества, хладнокровия и стойкости. Именно отступление во время боя, а не ранение, считалось признаком поражения. Показать себя храбрым и чувствовать себя таким — это во все времена дорогого стоит. С этим связана ещё одна особенность мензуры: соперники, как правило, стояли на месте, на небольшом расстоянии друг от друга, не наступали и не отступали ни на шаг.
Несмотря на то, что нагрудник, гарда и перчатки защищали всё, кроме лица, а бой прекращался после нескольких порезов (а часто и после первого), мензура действительно требовала изрядной смелости. Не все бурши решались на неё, некоторые лишь помогали более смелым товарищам. Смертельных случаев, особенно до середины 19-го в., было немало: и непосредственно от ран, и от инфекций при ранениях. Потом правила стали смягчаться, и появились новые доспехи: например, в 1857 г. изобрели защитные очки (прежде и в глаза попадали), позднее появились носовые пластины. Снижению смертности способствовали также антисептики и дезинфекция клинков (т.н. «шлегеров»). Тем не менее приятного по-прежнему было мало, опасность оставалась нешуточной; последний летальный случай произошёл в 1933 г. в Гёттингене, когда шпага на поединке братства Хольцминд и братства Алеманния угодила фехтовальщику прямо в ноздрю и поразила мозг.
Студент Тюбингена и будущий писатель Вильгельм Гауф, автор сказки «Карлик Нос», так описывал мензуру: «Мы придерживались старинной фехтовальной манеры. (…) Секунданты кричали «вперёд», а наши рапиры кружились в воздухе и с грохотом обрушивались (…). Я в основном парировал по-настоящему красивые и очень искусные атаки противника — ведь если я бы только защищался поначалу, а в четвёртом или пятом раунде ранил его, то заслужил бы больше славы. Всеобщее восхищение сопровождало каждый раунд; никогда ещё не приходилось нападать так смело и быстро, никогда не приходилось защищаться с таким спокойствием и хладнокровием. (…) Минуло четыре раунда, но не пролилось ни капли крови. [Наконец], я начал с великолепного финта, за которым последовал всеобщий возглас «Ах!», затем нанёс несколько ударов и — да! — моя рапира достигла его щеки».
Мензура могла длиться от нескольких минут до получаса. Партия могла достигать 30 коротких раундов (которые измерялись по времени либо по количеству ударов) с перерывами от нескольких секунд до 10 минут, если требовалась помощь врача. Раунд мог завершиться и за 10 секунд, если полагалось нанести или парировать лишь 10−20 ударов за раунд. Правила фехтования отличались в разных братствах и городах. В Киле, к примеру, не разрешалось наносить более двух одинаковых ударов подряд, в других местах не разрешалось повторять по 2−3 раза подряд лишь определённые приёмы, воспрещались некоторые обманные трюки. В Клаустале любая царапина длиной более дюйма считалась ранением, а в Пассау — только если после обработки врачом во время перерыва («промокания») просочится более трёх капель крови.
В общем, мода на мензуры вполне объяснима: мало того, что это лучший способ заслужить признание других студентов, так ещё и хороший вклад в свой социальный статус в будущем. Высокое общество воспринимало лицо со шрамом как узнаваемый признак человека уважаемого — образованного, храброго и наделённого множеством прочих добродетелей. Даже если обладатель шрамов происходил из третьего сословия, его охотно принимали как равного люди с фамилиями с приставкой «фон».
Ну и, наконец, бурши со шрамом нравились женщинам. Британский писатель Джером К. Джером в 1900 г. иронизировал по этому поводу: «То, что немецкая дева увлекается лицом разрезанными и исполосованным так, что кажется, будто оно сшито из разных материалов, никогда не подходивших друг другу, — факт несомненный».
Мензуры сохраняли популярность и после падения Германской империи, во время Веймарской республики. В нацистский период традицию подвергли государственному запрету, и хотя её кое-где возродили в 1950-е гг., сейчас в Европе можно отыскать всего несколько братств, а мензуры стали редким зрелищем.