«Я вложу в вас мой дух, и вы оживете снова, я поселю вас на вашей земле», — эти слова из библейской книги пророка Иезекииля написаны на арке, которую видит каждый, кто подъезжает к музею Холокоста в Иерусалиме. Официально это место называется «национальный мемориал Катастрофы и Героизма». На площадку перед музеем раз в несколько минут подъезжает автобус. Обычно из него выходят дети — каждый израильский школьник хотя бы раз за время учебы должен сюда попасть. К тому же перед музеем много немецких детей — их сюда привозят по специальным программам.
Почти все евреи называют это место Яд ва-Шем, что с иврита переводится как «память и имя». Посетив музей Холокоста, нельзя сказать, что был в Яд ва-Шеме. Яд ва-Шем — это целый комплекс с парком и несколькими мемориалами. Он расположен недалеко от Иерусалима, на так называемой Горе памяти. Это второе по популярности — после стены Плача — туристическое место в Израиле: каждый год сюда приезжает около миллиона человек. К слову, билет ничего не стоит, абсолютно для любого посетителя вход в Яд ва-Шем бесплатный.
Вообще музей Холокоста существует больше чем полвека, чуть ли не с самого момента основания Израиля. При этом комплексу, который можно увидеть сейчас, не многим более 10 лет. Его по заказу израильского правительства построил на месте старого музея Холокоста Моше Сафди — канадский архитектор с еврейскими корнями. По его задумке само здание музея — вытянутое сооружение треугольной формы — проходит нависшую поблизости скалу насквозь и выходит из неё. Израильтяне убеждены, этим автор проекта хотел показать, что Холокост, как эта огромная скала, врезался в историю их народа, однако евреи, несмотря на это, продолжают жить.
Многие туристы, попав в Яд ва-Шем, сразу же направляются к музею, однако логичнее начать осмотр комплекса с парка, который называется «Аллеей праведников». Это небольшого размера тропинка, по обе стороны от которой высажены сотни деревьев. Каждое из них посвящено своему праведнику. При этом в Израиле праведником считается каждый человек, кто во время Холокоста спас хотя бы одного еврея.
На аллее деревья высажены в честь самых разных праведников — встречаются там и русские фамилии. У одного из первых же деревьев, дорожка к которому протоптана туристами, стоит табличка с именем Оскара Шиндлера. Чех по происхождению, он состоял в нацистской партии, однако при этом пристраивал евреев работать на свои заводы, чем фактически спасал им жизнь. Ещё один известный человек, в честь которого высажено одно из первых деревьев на аллее — шведский дипломат Рауль Валленберг, также спасший десятки тысяч евреев. Его впоследствии задержала советская разведка — Валленберг, как принято считать, нашёл свою смерть в застенках тюрьмы на Лубянке.
Вслед за парком открывается вид на монумент, посвященный восстанию в Варшавском гетто. Оно было единственным, которое в 1943 году, в первый день еврейского праздника Песах, с оружием восстало против власти немецких захватчиков. На гранитном монументе — варшавские евреи — кто с ножом, кто с ручной гранатой — рвутся, защищая свой народ, воевать с нацистами. Такой же монумент установлен и в Варшаве, между ними лишь одно отличие: в Израиле ортодоксальные евреи не разрешили изобразить девушку с обнаженной грудью, которая бежит на врага, словно Жанна Д’Арк. Поэтому скульптору Натану Рапопорту пришлось придумать для неё одежду.
Чтобы попасть в музей, нужно вернуться по аллее обратно. Новый музей, как говорят евреи, очень сильно отличается от старого. Как только ты пересекал порог старого музея, со всех сторон сразу же была смерть — лагеря, газовые камеры, одежда погибших и гнетущая тишина. На входе в новый музей стоит большой проектор. На архивных кадрах — чехословацкие евреи отмечают какой-то праздник и поют гимн Израиля. Это 30-е годы, они живут одной большой коммуной, а многие из них не догадываются даже о существовании слова «Холокост».
Музей устроен так: ты идешь по длинному малоосвещенному коридору — сперва спускаешься вниз, потом достигаешь дна, а затем начинаешь медленно подниматься наверх. Это что-то вроде дороги, связанной со временем. Чем ниже ты опускаешься, тем сильнее ухудшается ситуация для евреев, которые жили на территории Европы. Дно — это период 1942—1945 года, самый жестокий в истории Холокоста. Когда дорожка устремляется вверх, начинается освобождение евреев из концлагерей. От коридора в разные стороны расходятся комнаты, их называют разломами. Каждый из них — небольшой временной промежуток в несколько лет. Первая комната, в которую мы сворачиваем, — это 1933 год, приход Адольфа Гитлера к власти в Германии.
Здесь вокруг фотографии времен первых лет правления Гитлера. На одной дети вскидывают руки в нацистском приветствии, на другой — женщины устанавливают флаг с нарисованной свастикой. В том же 33 году, после поджёга Рейхстага, немцы строят первый лагерь «Дахау». В него попадают в том числе и евреи, однако не из-за своего происхождения, а из-за коммунистических взглядов. Евреев ещё не заставляли эмигрировать, однако началась их травля: сначала в прессе, где публиковались карикатуры, потом она перекинулась и на улицу — там развешивали специальные объявления. В этой комнате с потолка свисают таблички, которые были популярны в Германии начала 30-х годов. «Еврей, внимание! Дорога в Палестину не проходит через это место», «Евреям нечего искать в Архбергене» или «Исключим евреев из деревенской общины!» — такие призывы развешаны по всему первому разлому.
Следующий зал воспроизводит обстановку типичного дома немецких евреев. Почти все вещи здесь из реальных жилищ. Тех, которые так и не разграбили. В углу комнаты — массивный деревянный книжный шкаф: в нём книги и на иврите, и на немецком. Что примечательно — за стеклом традиционный еврейский семисвечник, правильно его называть менора. Пианино, печатная машинка, небольших размеров патефон — во владельце дома всё выдает интеллигента. На другую стену — она осталась пустой — выведен проектор. Он показывает, как евреи, жившие в то время, рассказывают о своём быте. Вообще, если в Яд ва-Шеме слушать все воспоминания, то само посещение музея займёт практически сутки.
Следующий разлом — 1938 год. Ситуация усугубляется. Экспозиция посвящена Хрустальной ночи, или, как её ещё называют, Ночи разбитых витрин. Тогда, в ноябре 38 года, по всей Германии прокатилась волна еврейских погромов, которую инициировал лично Адольф Гитлер. Кувалдами разрушали все места, которые так или иначе были связаны с евреями. Осколки стекла от разбитых витрин лежали на улицах почти каждого немецкого города, а полиция никак не вмешивалась в ситуацию. Около 10 тысяч зданий, принадлежавших евреям, повредили или разрушили. В музее на входе в эту комнату лежит камень из основания сгоревшей в Хрустальную ночь еврейской синагоги.
Рядом с камнем — частично порванный свиток Торы. В это время, конец 30-х годов, для евреев уже начали создавать гетто — специальные районы, где им предписывалось жить. Для тех, у кого в городе гетто не было, делали специальные нашивки. В музейной экспозиции есть самые разные — начиная от звёзд Давида, обычно жёлтого или синего цвета, заканчивая просто клочками ткани, на которых написано «еврей».
Переходим в следующий разлом — на пути у нас лежат сваленные в кучу книги на иврите. Их в нацистской Германии в какой-то момент решили сжигать. Рядом почти пророческая цитата Генриха Гейне: «Там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей». 1 сентября 1939 года — дата, которая стала трагической не только для евреев, но и для всей Европы. Началась Вторая мировая война. Это наглядно иллюстрируют вывешенные карты. Оккупированная территория Польши, где впоследствии и будут строить концлагеря, на них уже обозначена словом «генералгувернаман». Эта зона специально выделяется немецким руководством, чтобы массово убивать здесь людей. Ещё одна карта — на ней немцы с предельной аккуратностью подсчитали, где сколько евреев живёт. Так, по их оценкам, в самой Германии их было полмиллиона, во Франции — чуть больше трёхсот тысяч, больше всего — несколько миллионов — в Советском Союзе. Внимание привлекает цифра 200. Речь идёт не о тысячах — в 200 человек оценили немцы еврейскую диаспору в Албании. Нацисты были настолько хорошо осведомлены о том, где сколько евреев живёт, что могли подсчитать их даже вплоть до сотен.
Следующий зал — начало 40-х годов. Этот разлом полностью посвящен геттоизации, то есть процессу создания еврейских гетто в больших городах. В центре комнаты внушительных размеров тачка, на которой те, кто попал в гетто, возили добытый уголь. Работать евреям из гетто приходилось очень много. При этом рядом экспонаты, которые рассказывают и об обычной жизни в гетто. Маленькая кукла или, например, детский рисунок. Правда, изображено на нём, как семья спит на трёхэтажных нарах.
Айнзацгруппен — надпись с этим словом висит перед входом в следующий разлом. Айнзацгруппен — это специальные отряды карателей, которых натренировали зачищать местность, убивая всех евреев на ней. Комната, повествующая об этих событиях, находится практически в самом низу музея. Вдоль всей стены список дат и городов — Добромиль, Житомир, Винница. Это всё города, где гитлеровцы устраивали массовые расстрелы евреев. На противоположной стене — неожиданно на русском языке — строки из поэмы Евгения Евтушенко «Бабий яр»: «Над Бабьим яром шелест диких трав / Деревья смотрят грозно, по-судейски / Здесь всё кричит…» На стене висят телефонные трубки. Если снять одну из них и прислонить к уху, то можно услышать исполненную на иврите песню «Тише, тише» о расстреле евреев у города Понары. Там, к слову, убили почти в два раза больше людей, чем у Бабьего яра. Дальше — портреты немецких военачальников. Они плавно переводят нас к теме следующего разлома. Рейнхард Гейдрих, Адольф Эйхман — люди, которые окончательно решили еврейский вопрос — придумали и воплотили в жизнь систему концлагерей. Эйхмана, кстати, израильская разведка Моссад уже после войны нашла в Аргентине. Его насильно увезли в Израиль и осудили за шесть миллионов смертей во время Холокоста. Эйхмана повесили в 1962 году, это была последняя смертная казнь в истории Израиля.
Самая низкая точка всего музея — разлом, который посвящен лагерям смерти. Названия и цифры. Хелмно — 400 тысяч человек, Белжец — 500 тысяч человек. Под названием каждого лагеря его схема, выполненная из металла. К каждому лагерю ведёт железная дорога, она подходит к баракам. Из них один путь — к газовым камерам. Несколько строений, где находятся охранники лагеря. Больше — ничего.
Жили и работали евреи фактически только в нескольких концлагерях, другие же создавались исключительно для уничтожения людей. Весь процесс — от прибытия поезда до смерти — занимал где-то полтора часа. Часть пола в этом разломе выполнена из стекла, под которым лежат сотни ботинок, снятых с евреев в концлагерях. Рядом — их личные вещи. У кого-то в чемодане только легкая одежда, многие, не понимая, куда их везут, брали с собой ключи в надежде вернуться вскоре домой. Тут же — книги еврейского писателя Шолома Алейхема, которые привезли с собой узники концлагерей. При этом большую часть их вещей, конечно, сжигали. То, что выставлено в музее, — уничтожить либо забыли, либо попросту не успели. По углам комнаты расставлены баллоны с газом Циклон-Б. Вопреки распространенному мнению, он не подавался через душевые отверстия. Из них как раз шла только вода, а баллоны с газом, уничтожавшим людей, скидывали сверху.
Отсюда коридор ведёт вверх, нужно подниматься. Следующий разлом рассказывает уже об историях освобождения евреев, о тех самых праведниках, которые помогали евреям выживать. Здесь, например, висит фото освобождения Бухенвальда американскими войсками. На нём — маленький мальчик, который сейчас стал главным раввином Израиля. На выходе из разлома — фотографии тех же праведников, в честь которых высажены деревья на аллее. Вдоль стен — телевизоры. Евреи, которые прошли через концлагеря, рассказывают о своём освобождении. Один из них вспоминает, как первый раз смог досыта поесть после мучительного голодания в лагере. Уже на выходе из разлома над потолком висит металлическая надпись «Труд освобождает». Её сняли с ворот одного из концлагерей. Последняя в музее карта даёт представление о том, сколько всего евреев уничтожили за время войны. Почти миллион — в Советском Союзе, три миллиона — в Польше, чуть более 500 тысяч в Венгрии. Рядом количество тех, кто смог освободиться из концлагерей. Хелмно — один человек, Белжиц — три человека, Треблинка — ни одного, Собибор — несколько сотен, Освенцим — около ста пятидесяти тысяч.
Музей заканчивается, у последней его комнаты вновь играет гимн Израиля. Тут же на иврите слова из библии: «Помни, что тебе сделал Амалек». Амалек — это библейский неопределённый враг. Не какая-то нация или народ, а просто враг. При этом последний разлом сильно отличается от всех других. Это круглая комната, в центре которой зияет огромная бездна. Яма, у которой не видно дна. Над ней потолок сделан в виде купола. Там 600 фотографий тех, кто погиб во время Холокоста. Стены этой большой комнаты — архивные полки. В них хранится 4 миллиона личных дел евреев, которых уничтожили нацисты.
До конца полки так и не заполнены. В музее до сих пор собирают информацию о погибших. Ещё где-то о двух миллионах жертв Холокоста нет никакой информации. Эта комната единственная в музее, где царит полная тишина.
Выйдя из Яд ва-Шема, сразу оказываешься на смотровой площадке. Внизу, под горой, раскинулась столица Израиля, древний город Иерусалим.