Несвобода собраний в Российской империи

Как известно свобода собраний в Российской Империи была провозглашена наравне с другими политическими правами в Манифесте 17 октября 1905 года. «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов"[1]— гласил первый пункт Манифеста. После принятия манифеста многие либеральные и не только публицисты приветствовали введённые в 1905 годы свободы, которые, казалось, стали частью политической культуры Российской империи. В одной из работ следующим образом оценивалось значение свободы собраний: «Политическое значение собраний, являющееся ареной слова устного, громадно. Если со времени изобретения печатного станка не было ни одного крупного политического события, которое осуществилось бы без участия печати, то за последние столетие, начиная с XVIII, громадное общественное значение печати начинает разделять публичное собрание. Платформа, понимая под этим термином всякую политическую речь, произнесенную в публичном собрании, является наилучшим выразителем нужд и интересов народа. В этом отношении пресса и митинги, эти два органа общественного мнения — взаимно друг друга дополняют, друг другу помогают"[2].

В этом отрывке, провозглашавшим прогрессивный характер права на свободу собраний Ю. Д. Скобельцына точно указала, что публичное собрание с XVIII века начинает приобретать огромную значимость. Это утверждение было верно не только для европейских стран, особенно Франции и Англии, но и для Российской империи. Действительно, еще задолго до Манифеста 17 октября 1906 года в России проходили публичные выступления и причем порой имевшие важное политическое значение, правда долгое время это явление политической жизни официально расценивалось как «преступление», и только в 1905 году это «преступление» было признано как важное право гражданина.

В Российской империи запрет собраний, т. е. в каких ситуациях полиции необходимо предупреждать собрание людей, был регламентирован в «Уставе о предупреждении и пресечении преступлений». Устав был принят в 1832 году и основу его оставляли нормы узаконений российского государства с 1649. Имелось пять разделов — второй раздел Устава был посвящен «предупреждению и пресечению преступлений против общественного порядка и учреждений правительства», который носил политический характер. В главе 4 «О запрещенных сходбищах и набатных тревогах» были проведены ограничения права собраний и союзов. Согласно этому документу запрещались «сходбища и собрания для совещания или действия общей тишине и спокойствию противных», а если «кто учинит сходбище подозрительное, или прошение, или донос скопом или заговором, того брать под стражу и отсылать к суду». Эти положения фактически запрещали проведения не только политических, но и вообще любых публичных собраний[3]. В редакции 1906 года из Устава исчезли статьи о запрете собраний, образовании общество и союзов, что было связано с принятием положений Манифеста 17 Октября.

Полицейские меры по пресечению преступлений были, кончено, не единственным способом борьбы с публичными собраниями. Фраза «отсылать к суду» предполагала, что существовали некоторые законы, в которых было прописано наказание за подобные публичные выступления. В принятом в 1845 году «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» были статьи, в которых определялся состав политических преступлений. В разделе о государственных преступлениях были указаны некоторые действия, которые по своей сути должны были быть частью публичного собрания. Например, произнесение противоправительственной речи было в данной случае таким действием, которое наказывалась по статье 252 действующего Уложения о наказаниях «о произнесении речей противоправительственного содержания"[4]. Одной из важнейших статей этого раздела Уложения была статья 249, в которой прописывалось наказание «за бунт против власти верховной». В этой статье было указано, что бунт может быть совершен двумя способами: скопом и заговором. Именно понятие скоп в юридической литературе и в законах описывало публичное собрание, подразумевания неблагонадежный характер такого сборища. Юристы определяли скоп как «не основанное на предварительном соглашении совокупное действование нескольких физических виновников для произведения одного и того же преступления"[5], а важным отличием от заговора было то, «что при нем соглашение воль нескольких преступников — необходимое для успешного действования в пользу одного и того же преступного замысла — происходит не предварительно, но уже при самом содеянии преступления"[6]. То есть согласно принятым в середине XIXвека положениям скоп был спонтанным собранием людей, которые уже после того как собрались решили произвести беспорядок или бунт «против власти верховной». При чем бунт не обязательно здесь предполагал вооруженное выступление. Противоправительственные речи, революционная символика и проявление неуважения представителям власти, все это могло расцениваться как бунт и наказываться в соответствии со статьями Уложения. Так за произнесения речи оратор мог быть приговорен «к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу на заводах на время от шести до восьми лет», но могли наказать и за то, что человек слушал противоправительственную речь, если при этом было доказано, что он выражал сочуствие тому, что было произнесено. При этом собрание начинало считаться преступным, то есть становилось скопом, только если после обращения представителя власти к толпе с требованием разойтись, собравшиеся продолжали производить «беспорядок». В таком случае полицейские власти имели право для рассеивания толпы прибегать даже к вызову армейской команды. Таким образом, в Российской империи до 1905 года формально действовали порой достаточно серьезные запреты на возможность собираться в публичном месте. Однако на практике, с одной стороны, демонстранты находили способы оформить свои действия таким образом, чтобы формально они имели форму законного выступления, а, с другой, сами власти в некоторых ситуация проявляли снисхождение к подобного рода демонстрациям.