Любимые звуки.
В детстве всегда завораживал звук летящего турбовинтового самолета в небе, тогда были, четырех моторные самолеты АН-ы , Ил-ы.
Даже когда не было видно самолета его звук всегда завораживал и сразу представлял себе, что он летит и я куда-то с ним.
Но судьба не сложилась, не получилось стать летчиком.
Когда был студентом, завораживал звук проката металла в прокатной клети.
Металл, такой твердый и немой издавал неповторимые звуки проходя через валки.
Позже мог на слух определять вид вооружения из которого ведут обстрел.
Но это были нелюбимые звуки, это были звуки шагов смерти которая вышла на прогулку за чьей-то жизнью.
Сегодня, любимым звуком у меня — гудок парохода в тумане.
Большие круизные лайнеры и паромы неспешно идут в утреннем тумане, и как положено по морским правилам хождения при такой погоде, дают долгие протяжные гудки.
Это не скромный сигнал — гудок при отваливании от пристани или когда дают гудок приветствие на воде при расхождении, этот звук в тумане, протяжный и долгий.
Каждый паром или круизный лайнер имеет свой голос с неуловимым акцентом своего голоса — гудка, по его голосу узнают кто идет.
В Гамбурге, когда торжественно принимали лайнер Европа -2, он сыграл известную мелодию Queen басом своего гудка и не так страшен казался «Монстр».
Но если услышать голос его гудка идущего в тумане, этот протяжно звучащий голос «Монстра», дающего о себе знать другим участникам движения на воде, застигнутыми непогодой, замираешь и слушаешь его голос.
Этот гудок во влажном от тумана воздухе пронзает всю округу, далеко распространяясь, слышен гораздо отчетливее чем в ясный погожий день.
Наверно, низкие басы его так воздействуют на людей, что все кто слышит его на берегу, невольно останавливаются и вслушиваются в этот звук, чего-то невидимого большого, идущего где-то там в тумане и воображение дорисовывает это «Что-то»...
Услышавшие этот голос люди оборачиваются к морю и наверно каждый думает о своем или вспоминает кого-то, или на мгновение задумываются о своем движении по морю жизни, как в тумане неизвестности своей судьбы...
А у пауков в эти дни, печалька, их паутины — ловушки, окутавшие самые укромные места, становятся всем видны. Даже удивительно, как они успели окутать все своими сетями, на которых висят капли тумана...
Снова утро.
В окна вползает предрассветный туман. Комната покрывается мерзкой серой мглой, делая очертания предметов расплывчатыми и нереальными.
Сна больше нет. Остается только лежать, открыв глаза, и думать.
Впрочем, думать не хочется. В затылке знакомо тянет головная боль.
Надо встать и взять таблетку, но тело вяло реагирует на приказы.
Хочется лежать в этом мареве бесконечно.
Звонит будильник. Через час на работу. Тело, скованное многолетней привычкой, начинает реагировать. Ванная, кухня, гардероб, прихожая.
Автоматизм этих действий не требует участия разума.
Разум всё еще плывет в предрассветном тумане.
Волны офисной суеты обтекают меня.
Привычка к механическому исполнению обязанностей позволяет не выплывать из блаженного тумана до вечера.
Свет слишком яркой луны делает гуще тени по углам и напоминает о том, что скоро время кормежки. Это плохо.
Именно тогда раз за разом приходит мысль о конечной точке существования.
Когда-то я думал, жизнь измениться после обращения.
Но это только отодвинуло видимую границу смерти.
Только во время еды четко и ясно приходит осознание необходимости закончить это.
Но эффект длится недостаточно долго. Я обречен жить в вечном тумане.
Снова утро. (Григорий Егорьев)
Когда покроет утренний туман,
Просторы моря.
Слышны сигналы,
Пароходов в море...
Как призраки они,
В морских просторах.
Напоминают людям,
О легендах моря…
И смотрят люди,
На просторы моря.
Сжимаются сердца,
От звуков в море…
Тревожный звук,
Напоминает много…
Когда покроет утренний туман,
Просторы моря…
Любимые звуки.
В детстве всегда завораживал звук летящего турбовинтового самолета в небе, тогда были, четырех моторные самолеты АН-ы , Ил-ы.
Даже когда не было видно самолета его звук всегда завораживал и сразу представлял себе, что он летит и я куда-то с ним.
Но судьба не сложилась, не получилось стать летчиком.
Когда был студентом, завораживал звук проката металла в прокатной клети.
Металл, такой твердый и немой издавал неповторимые звуки проходя через валки.
Позже мог на слух определять вид вооружения из которого ведут обстрел.
Но это были нелюбимые звуки, это были звуки шагов смерти которая вышла на прогулку за чьей-то жизнью.
Сегодня, любимым звуком у меня — гудок парохода в тумане.
Большие круизные лайнеры и паромы неспешно идут в утреннем тумане, и как положено по морским правилам хождения при такой погоде, дают долгие протяжные гудки.
Это не скромный сигнал — гудок при отваливании от пристани или когда дают гудок приветствие на воде при расхождении, этот звук в тумане, протяжный и долгий.
Каждый паром или круизный лайнер имеет свой голос с неуловимым акцентом своего голоса — гудка, по его голосу узнают кто идет.
В Гамбурге, когда торжественно принимали лайнер Европа -2, он сыграл известную мелодию Queen басом своего гудка и не так страшен казался «Монстр».
Но если услышать голос его гудка идущего в тумане, этот протяжно звучащий голос «Монстра», дающего о себе знать другим участникам движения на воде, застигнутыми непогодой, замираешь и слушаешь его голос.
Этот гудок во влажном от тумана воздухе пронзает всю округу, далеко распространяясь, слышен гораздо отчетливее чем в ясный погожий день.
Наверно, низкие басы его так воздействуют на людей, что все кто слышит его на берегу, невольно останавливаются и вслушиваются в этот звук, чего-то невидимого большого, идущего где-то там в тумане и воображение дорисовывает это «Что-то»...
Услышавшие этот голос люди оборачиваются к морю и наверно каждый думает о своем или вспоминает кого-то, или на мгновение задумываются о своем движении по морю жизни, как в тумане неизвестности своей судьбы...
А у пауков в эти дни, печалька, их паутины — ловушки, окутавшие самые укромные места, становятся всем видны. Даже удивительно, как они успели окутать все своими сетями, на которых висят капли тумана...
Снова утро.
В окна вползает предрассветный туман. Комната покрывается мерзкой серой мглой, делая очертания предметов расплывчатыми и нереальными.
Сна больше нет. Остается только лежать, открыв глаза, и думать.
Впрочем, думать не хочется. В затылке знакомо тянет головная боль.
Надо встать и взять таблетку, но тело вяло реагирует на приказы.
Хочется лежать в этом мареве бесконечно.
Звонит будильник. Через час на работу. Тело, скованное многолетней привычкой, начинает реагировать. Ванная, кухня, гардероб, прихожая.
Автоматизм этих действий не требует участия разума.
Разум всё еще плывет в предрассветном тумане.
Волны офисной суеты обтекают меня.
Привычка к механическому исполнению обязанностей позволяет не выплывать из блаженного тумана до вечера.
Свет слишком яркой луны делает гуще тени по углам и напоминает о том, что скоро время кормежки. Это плохо.
Именно тогда раз за разом приходит мысль о конечной точке существования.
Когда-то я думал, жизнь измениться после обращения.
Но это только отодвинуло видимую границу смерти.
Только во время еды четко и ясно приходит осознание необходимости закончить это.
Но эффект длится недостаточно долго. Я обречен жить в вечном тумане.
Снова утро. (Григорий Егорьев)