Жизнь и смерть архиепископа Бруно.

В 1008 г. на Руси побывал знаменитый немецкий миссионер Бруно Кверфуртский. Прежде чем продолжить наше дальнейшее повествование, мы должны немного рассказать о личности этого неординарного во всех смыслах человека.

Архиепископ Бруно Кверфуртский, мечтавший повторить подвиг св. Адальберта — Войтеха, происходил из знатного рода. Семейство графов Кверфуртских[1] было одним из самых влиятельных в Тюрингии. Он был родственником немецкого хрониста Титмара Мерзебургского. В 997 г. Бруно стал капелланом императора Оттона III. Юный император настолько сблизился со своим капелланом, что даже называл его «своей душой». Высшая степень похвалы в устах императора. Но Бруно, как и в своё время Адальберта — Войтеха, не устраивала жизнь при дворе императора. Бруно мечтал пойти по следам Адальберта — Войтеха, мученическая кончина которого от рук пруссов была тогда о всех на устах. Бруно вынашивал далеко идущие планы христианизации не только балтийских язычников, но и вообще всего языческого мира тогдашней Европы.

Прежде всего, Бруно хотел создать христианскую миссию в Польше для проповеди слова Божия языческим народам. Однако, этим планам не суждено было сбыться. Планы Бруно неожиданно нарушила смерть Оттона III, который, как было сказано выше, покровительствовал ему. Бруно остался, фактически, не у дел при дворе нового немецкого короля Генриха II. Генрих, смотревший на мир совершенно другими глазами, нежели его предшественник на престоле, вряд ли с восторгом отнёсся к предложению Бруно учредить в Польше церковную миссию. Как раз в то самое время, когда Бруно окончательно решил посвятить себя проповеди слова Божия среди язычников, отношения между Польшей и Германией достигли степени крайней враждебности. В таких условиях Бруно нечего было надеяться на поддержку короля. Он решил действовать на свой страх и риск. Взяв с собой нескольких спутников, как и он сам, преисполненных желания донести проповедь христианства до самых дальних уголков земли, Бруно отправился в страны, населённые язычниками. Сперва он побывал у чёрных венгров и оставил нам яркие зарисовки нравов этого народа, а затем решил идти к печенегам. Прежде чем отправиться к печенегам, Бруно побывал Польше. Миссионер встретился с польским князем Болеславом Храбрым, который радушно принял его. Встреча с Болеславом убедила Бруно в том, что польский князь — искренний поборник христианского благочестия и желает торжества христианства у соседних языческих народов. Возможно, усилия Болеслава по распространению христианства среди язычников были бы намного более результативными, если бы не необходимость постоянно защищать границы своего государства от немцев, которые вместе с язычниками лютичами нападали на поляков. Уверившись в правоте и искренности слов Болеслава, Бруно до конца дней своих оставался его верным приверженцем. А вот к Генриху II он питал совершенно противоположные чувства. Христианский государь, привлекавший себе на помощь язычников против другого христианского государя, не заслуживал в его глазах любви и уважения.

Побывав в Польше Бруно отправился на Русь. Князь киевский Владимир, «великий державой и богатством"[2], принял миссионера и сопровождавших его лиц с большим почётом. Узнав, куда они направляются, он стал отговаривать их от поездки к печенегам. Владимир представил своим гостям всю опасность такого путешествия. Но Бруно был непреклонен. Пример св. Адальберта — Войтеха заставлял его пренебрегать своей жизнью во имя поставленной цели. Целый месяц киевский князь удерживал миссионера у себя, уговаривая его отказаться от своего намерения.

Убедившись в тщетности своих усилий, Владимир решил проводить Бруно до самой границы своего государства. Тогда рубежи древнерусского государства со стороны печенегов были укреплены засеками и прочими оборонительными сооружениями, призванными сдерживать натиск степных варваров. Конные и пешие русские воины постоянно стерегли границу с печенегами.

Накануне отъезда миссионера, князю приснился вещий сон, касавшийся Бруно и его спутников. Сон этот устрашил Владимира, ибо предсказывал скорую смерть его гостя и его спутников. Тем не менее, Владимир отправился вместе с Бруно туда, где заканчивались его владения и начинались земли печенегов.

После того, как они добрались до этого места, Владимир слез с коня на землю и попрощался с миссионером.

Бруно и его спутники вышли за ворота, разделявшие два мира: христианский и языческий. Бруно взял в руки крест и высоко неся его перед собой, запел: «Пётр, ты любишь меня, паси овцы мои!». Когда миссионер закончил исполнять антифон, Владимир послал к нему одного из своих старшин со словами: «Я довёл тебя до места, где кончается моя земля, начинается неприятельская. Ради Бога прошу тебя не погубить к моему бесчестию, жизнь свою понапрасну. Знаю, завтра, прежде третьего часа, без пользы, без причины, вкусишь ты горькую смерть».

Казалось, Бруно совсем не испытывал страха перед грозившей ему опасностью. Он послал ответ князю: «Да откроет тебе Бог рай, как ты открыл нам путь к язычникам». Получив такой ответ, Владимир поехал назад в свой стольный город.

Дальше Бруно и его товарищам предстояло идти без всякой защиты, надеясь только на Бога. Путешествие в землю печенегов и впрямь, как предсказывал Владимир, оказалось сопряжено со многими смертельными опасностями. По словам Бруно, «никем невредимы шли мы два дня; на третий день, 6 февраля, три раза, утром, в полдень, в девятом часу, вели нас всех, с согбенными шеями, на убиение, нас, которые столь часто уходили от устремлявшихся на нас врагов (по слову господина и вождя нашего Петра) безвредно, дивным знамением. В Воскресенье достигли мы более многочисленного народа: нас оставили жить, пока через поспешных вестников созван будет весь народ на собрание. И так в другое воскресенье, в девятом часу, зовут нас перед собранием, бьют нас, самих и конец наших; бросается на нас многочисленная толпа с кровавыми глазами и поднимает страшный вопль; тысячью секир, тысячью обнажённых над нашими шеями мечей вотще угрожают они изрубить нас. Мучили нас до ночи, увлекли в разные стороны, пока старшины земли силой вытащили нас из их рук, и услышав наши речь, поняли, как люди разумные, что мы для добра вступили в их землю. Таким образом, соизволением дивного Бога и честнейшего Петра, пробыли мы пять месяцев у этого народа, и обошли три его части, не коснулись четвёртой, откуда пришли к нам вестники от лучших людей».[3]

Всего миссионеру удалось крестить около тридцати печенегов. Одновременно, Бруно удалось добиться мира между печенегами и русскими. Однако, печенеги потребовали, чтобы киевский князь дал им в заложники своего сына. Бруно вернулся к Владимиру. Князь удовлетворил его просьбу и дал в заложники печенегам своего сына. Какой именно из великокняжеских сыновей был дан в заложники печенегам, Бруно не пишет.

Находясь в Киеве, Бруно посвятил одного из своих спутников в епископы, чтобы тот продолжил проповедь христианства у печенегов. После чего, Владимир отправил новопоставленного епископа вместе со своим сыном «в середину земли» печенегов. На этом миссия Бруно завершилась. Как можно понять из текста его собственного послания королю Генриху II, он вернулся в Польшу, чтобы затем отправиться с христианской миссией к пруссам.

В промежутке между двумя миссиями, Бруно составил довольно пространное послание к Генриху с описанием своей миссионерской деятельности. Однако, в послании миссионер не ограничился одной лишь задачей рассказать королю о своих деяниях на ниве распространения христианства. Он поставил перед собой более сложную цель — убедить Генриха в необходимости мира с Болеславом.

Бруно жалуется на возникшие на его пути затруднения, в связи с предстоявшей миссией к пруссам: «Двум великим бедствиям подверглось слово Божие и воинствующая проповедь Петра среди грубого язычества, и их должна будет сильно ощутить новонасаждённая [у пруссов] церковь. Во-первых, государь Болеслав, которых охотно взялся поддержать меня средствами духовными и вещественными для обращения пруссов и решился не щадить на это денег, — вот он остановлен войною, которую [ты], мудрейший король, сделал для него необходимою; пособить мне в деле Евангелия у него нет ни досуга ни средств. Во-вторых: лютичи — народ языческий и служат кумирам, а Бог не внушил сердцу короля мысли достославною борьбою за христианство одолеть их, что значит, по повелению Евангельскому, принудить их вступить [в церковь]"[4].

В последних словах миссионера отчётливо слышится упрёк королю по поводу его дружбы с лютичами.

Вряд ли послание Бруно способно было заставить Генриха переменить свою политику в отношении Болеслава. Император был прагматиком до мозга костей. Похоже, под конец своей жизни, Бруно окончательно разуверился в возможности повлиять на короля в нужном ему направлении. Не достигнув успеха в проповеди христианства среди пруссов, он нашёл свою мученическую кончину. В Магдебургских анналах под 1009 г. содержится запись о смерти Бруно Кверфуртского. В этой записи в частности говорится о том, что «на двенадцатый год своего подвижничества и монашеской жизни он отправился в Пруссию, стремясь оплодотворить божественным семенем бесплодные земли… Тогда, проповедуя на границе указанной области Руссии и Литвы, он сначала встретил препятствия со стороны местных жителей, но когда он стал проповедовать дальше, его схватили. Затем язычники отрубили [ему] сначала руки, ноги и, наконец, голову, и казнённый со своими восемнадцатью спутниками, славным мучеником он снискал небеса 9 марта».