Между Толстым и Адольфом. Странная война

В 1939 году З. Гиппиус после очень долгого перерыва вновь начинает вести дневник. 20 лет назад началась их эмиграция (17 лет — у тех, кого высылали «философскими пароходами» в 1922-м). Это продолжение эмигрантской саги, про исход тут: https://diletant.media/blogs/62458/39342412/ а там — в верхнем комментарии — ссылка на следующий пост.

Основные действующие лица этого сериала уже очень стары. Мережковскому 74 года, Гиппиус 70, Бунину 69, Бердяеву 66. Настроение (записи в дневниках) определяется нездоровьем, безденежьем, да ещё и политическая обстановка напрягает.

К этому времени Гитлер (бесноватый, как называет его по-прежнему острая на язык Гиппиус) получает — легко! - всё, что хочет: Австрию, Судеты. Судеты — при помощи безупречного джентльмена Чемберлена и республиканца Даладье, подписавших 29 сентября 1938 года Мюнхенское соглашение. Позор на их премьерские головы? Ведь они тем самым отказались от союзнических обязательств по отношению к Чехословакии? А потом и продолжение позора. Ведь они подписали (Чемберлен — на следующий день) англо-германский договор о ненападении, а в декабре 1938 такая же декларация — франко-германская. И это французское подписание, по сути, перечёркивало советско-французский 1935 года договор (на 5 лет) о взаимной помощи.

Я не нашла в эмигрантских дневниках осуждения или какого-либо недопонимания в таких заигрываниях с Адольфом. Конечно, Франция уже давно была их второй родиной, их приютом, их свободой, наверное, понятно было, что всё делалось во имя мира, чтоб страна могла избежать войны (или оттянуть). (Только Черчилль пройдётся по чемберленовскому заявлению «я привез вам мир»; - между позором и войной ты выбрал позор, но войну тоже получишь (примерно так)). Но Черчилль не в счёт, не о нём сейчас.

Зато пакт Молотова-Риббентропа - это громовой удар, coup de foudre! Лидия Бердяева так и запишет 22 августа 1939 года:

«Coup de foudre! Гитлер заключил пакт о ненападении с СССР! Моё давнее предчувствие сбывается, и Россия покрывает себя несмываемым пятном позора. Когда я иногда говорила, что это случится, Ни (Бердяев Н. А.) страшно возмущался, а теперь? Два паука соединили свою паутину, и один из них, конечно, запутается и погибнет в ней. Конечно, Сталин, который из боязни войны и революции, которая снесёт ему голову, идёт на всё лишь бы уцелеть».

25 августа: «Была в Париже и поражена спокойствием и дисциплиной французов… Выдержка этого народа меня поражает и восхищает. Ни, видимо, подавлен позором, которым покрыла себя Россия. У него были какие-то иллюзии..»

Бунины более сдержаны, у них проблемы с жильём на юге Франции в Грассе, переезд, поэтому короткая запись — без эмоций: — «Больше недели в сильнейшем напряжении. Война или мир? Мы укладываемся»

Умудрённая Зинаида Николаевна (и от Ленина ушла, и от Троцкого ушла, и от Муссолини — разочаровавшись в нем после его подпрыгиваний в сторону Гитлера…) подходит к вопросу философски, 24 августа:

«Война почти уже факт. Данциг объявил себя немецким. Пакт Гитлера со Сталиным подписан. Мобилизация. Да, выхода иного и не было, надо признать по совести. Никакие переговоры с этим бесноватым, требующим уже всю Польшу, оказались невозможны (как невозможны и с подлой USSR (бывшей Россией). Из Парижа уезжают все, кто может. Мы не можем».

Мы не можем. Это, наверное, потому что Мережковский слаб после недавнего гриппа, да и сама Зинаида Николаевна катастрофически теряет зрение.

Но уже через две недели всё изменится. 3 сентября 1939 года Франция объявит войну Германии, с каждым воем сирены им нужно будет спускаться в бомбоубежище — вниз по тёмной винтовой лестнице из своей парижской квартиры, которую они купили ещё в 1906 году — чтоб не платить за отель при их частых наездах в Париж, потом бежать по тёмной улице.

И они захотят уехать. В Лозанну, в Швейцарию к племяннице Мережковского. Но визы туда им не дадут, скажут — там тоже опасно. Ещё скажут, что Парижу грозит разрушение, и чтоб уезжали немедленно — если есть куда. А куда есть? Разве что в Биарриц, излюбленное место русской знати (и не только русской) на Бискайском заливе, здесь Мережковские отдыхали не раз. А там как раз Г. Иванов с Одоевцевой (у них, правда, своя вилла, пока живут на широкую ногу после получения наследства из Риги от Ирининого дяди), они пишут, что в отелях есть свободные номера и что тут — спокойно.

Так что 9 сентября, в переполненном поезде (Ходынка, как напишет З. Н.) уедут в Бордо, а оттуда в Биарриц. В Биаррице они пробудут больше трёх месяцев, записи короткие — про погоду, про голубой океан, «тоска; вот как скучно!». 18 сентября 1939 — «Все боятся USSR. Что между Гитлером и Сталиным — неизвестно. Какой уговор, какой пакт. И кто кого надует».

В декабре они вернутся в Париж. Бердяевы, например, на это время никуда не уезжали из своего Кламара (пригород). Потому что (из дневника Бердяевой) — «Вот уже два месяца войны, но странно, как мало она здесь чувствуется пока. После первых алерт жизнь снова вошла в обычную калею, и, если б не газеты, не солдаты на улицах, не маски у всех обитателей, трудно было бы представить, что мы — на войне, в тылу войны. Лавки все открыты и наполнены продуктами, на улицах движение. Открылись в Париже театры, синема…»

Вот и Зинаида Николаевна запишет уже в Париже 6 апреля 1940 года «Война, не похожая ни на какую другую. Насколько в Петербурге 25 лет тому назад всё время что-то «случалось» и поэтому хотелось писать, настолько сейчас — оцепенелость».

Однако Иван Алексеевич (теперь он ведёт дневник почти постоянно) не считает, что ничего не меняется и записывает 1 мая 1940: - «Бегство («героическое!») французов и англичан из Dunquerque продолжается», а потом уже в июне — Куда бежать? Страшные, решительные дни — идут на Париж, с каждым днём продвигаются…

А вот и совсем малоприятный факт- от нобелевского лауреата —

«Не мало было французов, которые начали ждать войны чуть не 10 лет тому назад (как мировой катастрофы). И вот Франция оказалась совсем не готовой к ней!»

Странная война закончится капитуляцией Франции.

«…И в Париже все поражены, не понимают, как могло это случиться (это чудовищное поражение Франции)… Да, да, а прежней Франции, которую я знал 20 лет, свободной, богатой, с Палатой, с Президентом уже нет! Как же это рушилось всё в 2 недели! И немцы — хозяева в Париже!» (Бунин, июль-август 1940).

Бунины предпримут попытку уехать из Грасса, подальше от побережья, куда-то за Тулузу. Но нигде не устроятся и вернутся в Грасс. Здесь и проведут всю войну, несмотря на то, что друзья уговаривали их уехать в Америку, у них даже были американские визы.

Но это я забежала. Странная война кончилась. В конце этой части — стихотворение от Лидии Бердяевой (из книги «Профессия: жена философа»):

А это задел на продолжение. То, что осталось от Атлантического вала на юго-западе Франции, почти на самой границе с Испанией:

Про Андай на границе с Испанией я уже начала (давно уж было) рассказывать; как туда приезжал Гитлер с Риббентропом на встречу с Франко: https://diletant.media/blogs/62458/44428322/

Испания тогда решила не вступать в войну, а остаться добрым соседом Германии, которая оккупировала всё французское побережье… «Чёрных роботов (немцев) всё больше, и всё они омерзительнее… Нет выхода. И к чему говорить о чести Франции? Позор…»

Фото дотов — мои; маститым фотографам такие «знаки истории» снимать неинтересно; им подавай вот такое — это не перевёрнутый кадр, это он так летит вниз головой и на таком расстоянии, что в кадр не влезает, но об этом — потом, это из серии «Праздники народов мира».

Фото В. Златомрежев