Бонифаций, гвельфы и гиббелины, авиньонское пленение и башни древнего Кремля

К году пернатого небольшая зарисовка о связи птичьего хвоста, формы зубцов башен московского Кремля, Данте и авиньонского пленения.

В своем знаменитом письме Кангранде делла Скала Данте замечает, что, как и Священное Писание, его «Божественная Комедия» может быть прочитана четырьмя различными способами. Буквальный — только один из них.\Я всегда стараюсь сложные тексты прочитывать сперва буквально, а уж потом как позволит образование и фантазия.

Папа Бонифаций VIII стал последним римским папой, который не на словах, а на практике пытался доказать, что полноправным наместником Бога на земле является… он сам, собственно. 193-й папа приходил в ярость по любому поводу и в такие моменты обычно издавал различные буллы, на которые большей частью, кроме самих итальянцев, никто внимания не обращал («Clericis laicos»,"Romana Mater" и другие высокодуховные сочинения). Англичане и французы в связи с большим отделяющим их от наместника километражем оставались к папским требованиям индифферентны и каждую буллу воспринимали исключительно в первоначальном значении слова — пузырь. Бонифацию это надоело, и, дабы разъяснить сомневающимся, кто в этом доме (в смысле, мире) хозяин, папа решил вопрос детально уточнить и снова разразился текстом. Новая папская булла «Unam Sanctam» 1302 года снова была посвящена концепции верховенства папы над любой светской властью, но уже с попыткой интерактивного ряда: он сформулировал теорию «двух мечей»: папа держит в своих руках два меча, один— власть духовная, второй — светская. (папа сослался на образ двух мечей в евангелии от Луки, которому якобы сам дал «оригинальную» трактовку). Документ назывался «Unam Sanctam» (Единый, Святой). Бонифаций настолько разошёлся, что заявил, что все короли должны служить церкви по первому приказанию папы, он же сам никому ничего не должен, никому не подчиняется и сам всех может карать за любую ошибку.

Филипп IV, как известно, шуток не любил, зато очень любил власть, интриги и деньги. Бонифаций просто не просчитал оборотистости и реактивной скорости Его Красивого Величества, который в нужную минуту забывал о величавой неспешности и в такие моменты вёл себя совсем некрасиво. Король быстро созвал Генеральные штаты, заставив в них принять участие и духовенство. Под общее негодование, обвинив папу в тяжких грехах, преступлениях и ереси, собрание потребовало суда церковного собора.

Что сделал папа в ответ? Правильно. Бонифаций по традиции сел писать следующую буллу. В ней он амбициозно и надменно отлучал короля от церкви, а чтоб лишить Филиппа приспешников и поддержки, предпринял жутко хитрый финт (с его точки зрения) — освободил подданных короля от клятвы верности. Но от повторения крепнут только монолиты, угрозы теряют смысл. Величество опасность оценило и поняло, что надо торопиться.

В Ананьи (это древний город в Лацио, в горах на юго-востоке Рима) был послан военный отряд, который захватил дворец Бонифация. Есть даже миф, что посланный королем Шарра Колонна дал пощечину папе, о, ужас!, не снимая перчатки (а то и ещё похуже — латной рукавицей…)…

Филипп любил распускать слухи, унижающие врагов. Ныне из него бы вышел великолепный черный пиарщик. Упёртый папа, не желающий расставаться с собственным величием, не захотел отрекаться и заявил, «что скорее умрёт»…что и сделал через месяц, ибо ему объяснили, что не велика преграда. Очевидно, сердце 68-летнего понтифика не выдержало ареста, издевательств и потрясений.

Эта история вошла в Историю. Вошла под названием «Беспредел Ананьи», которое говорит нам, что преступный жаргон 90-ых в нашей стране имеет под собой вполне исторические и литературные корни.

Чтобы все-таки сохранять хоть какой-то вид беспристрастности, могу сказать, что папа Бонифаций основал в 1300-м первый римский университет.
Затем Филипп Красивый, дабы папы более так не распускались, заставил следующего, Климента V-го (представляете, француза! какая неожиданность)), переехать в Авиньон. Ну, когда к себе поближе, толку ведь больше. Период существования папской резиденции во Франции (почти 70 лет) назвали «авиньонским пленением». Но на плен это походило мало. Авиньонский период — это сотрудничество пап с могущественными на тот момент королями Франции. Петрарка, во время своего путешествия по этой стране, обалдевший от невиданной роскоши папского двора, потом назвал этот плен «вавилонским».

Как известно, Данте был белым гвельфом, т. е. приверженцем политического течения, которое XII—XVI в выступало за ограничение власти императора Священной Римской империи в Италии и усиление влияния папы римского… опять-таки в стиле «что поближе — то и моё»…Однако гвельфы прекрасно понимали, что на патриотизме далеко не уедешь. Было ясно, что нужен диалог, какие-то реформы и договоры, что время ид`т вперед, что войны и конфликты — разорительны и ничего, кроме горя и катастроф, не приносят. Так правда считали далеко не все, поэтому гвельфы разделились на два лагеря — белый и черный. Черный — упертый, как Бонифаций, а белый дипломатично искал выход из создавшегося тупика, ибо белые гвельфы выступали за сотрудничество с гибеллинами. Аристократы гибеллины были приверженцами императорской власти, и фактически борьба между гибеллинами и гвельфами олицетворяла борьбу между империей и папством за господство на Апеннинском полуострове.

Данте ненавидел Бонифация VIII, в нём он видел притеснителя его обожаемой гордой Флоренции, откуда именно этот папа его и изгнал в Верону: в 1300 году во Флоренции пришли к власти белые гвельфы и Данте был избран приором, но уже в 1302-м был выслан вместе со своей партией. Данте никогда более не увидел родной город, великий поэт умер в изгнании.

Все произошло во многом благодаря Бонифацию. Он в какой-то момент решил рассердиться на Флоренцию и наложил на неё интердикт, не запрещавший разве что дышать, а остальное — миропомазание, исповедь, бракосочетание, евхаристию — запрещавший полностью. Заодно, решив явить всю мудрость мира, предложил французскому графу Карлу Валуа порешать текущие итальянские проблемы, посоветовав честолюбивому французу замирить белых и черных гвельфов.

Ну, он же хотел как лучше, неважно, что получилось как всегда. Карл же проблему решил радикально, узрев самую суть: зачем мирить вечно цапающихся гвельфов, если можно поставить к кормилу власти лояльных, монолитным блоком выступающих гибеллинов? Так гвельфы, невзирая на колор, все дружно отправились в далекое путешествие, из которого многие не вернулись.

Отрывок из Божественной комедии, Чистилище, песнь XX, vv. 85−93 —

Но я страшнее вижу злодеянье:/ Христос в своём наместнике пленён,/ И торжествуют лилии в Ананье/ Я вижу — вновь людьми поруган он,/ И желчь и уксус пьёт, как древле было,/ И средь живых разбойников казнён. \\

Теперь к Кремлю, хотя, конечно, понимаю, что москвичи это знают. В Москве в 1474 г. при землетрясении рухнул только что возведенный Успенский собор, которому надлежало олицетворять величие Русского государства, объединившего почти все княжества и ставшего после падения Византии центром православия. Что поделать, рухнул… ведь «известь была неклеевита, а камень нетвёрд», объяснили царю… Иван III по совету Софьи Палеолог пригласил зодчих из Италии, в том числе известного болонского инженера и архитектора Аристотеля Фиораванти. Он за пять летних сезонов разобрал руины, а потом построил, существующее и ныне, здание собора. Летописцы внимательно следили за ходом работ «итальяшки», примечая все архитектурные новшества Фиораванти: способ разборки стен упавшего здания при помощи огня и воды, применение особо прочного кирпича в сочетании с белым камнем, использование металлических связей, новые приемы построения плана «в кружало да в правило», т. е. по циркулю и линейке…

Зодчему поручили также разработку проекта перестройки белокаменных стен Кремля. За время разборки старого собора, да и во время строительства нового, архитектора неотвязно мучил деликатный вопрос политического толку: какой формы в будущем делать зубцы стен и башен крепости— прямые или ласточкиным хвостом?

Итальянец знал именно такие два вида наверший— прямые, т. е. прямоугольные зубцы, какие были в замках у гвельфов, или как у гибеллинов — ласточкиным хвостом.

Раскинув умом и потом собрав его, как и волю, в кулак, иностранец и его команда пришли к стратегически важному выводу: строить как у гибеллинов, потому как великий князь уж точно не за папу!

Пост был написан в шутку ещё 27 января, но есть тонкие связи! Оказалось, что 31 — день смерти гениального переводчика, в том числе и «Божественной комедии», Михаила Леонидовича Лозинского.