Размышления после чтения. Евгений Водолазкин. «Авиатор».

Автора мне рекомендовали — отзывы получил сразу от нескольких продвинутых читательниц через ФБ. Читателей, вроде себя самого, сейчас встречаю в сети редко. Может быть, стесняются своего статуса. Напрасно.

Книгу получил в библиотеке, с достоинством дождавшись своей очереди.

Не правда ли звучит в совковом духе — отстоял очередь и получил своё, ожидаемое и вожделенное. Нет, не так — не помню, чтобы в совковые времена записывался в очередь на книгу в библиотеке. Оставляли в силу личной договоренности. А я читал и делился устными впечатлениями. Словом, беседовали о литературе вот таким образом…

О впечатлениях: авторский ход разложить сюжет по партиям, вначале в две, потом в три руки, показался мне оригинальным. В конце концов, получилось три образа из главных действующих лиц. За которыми я и следил вплоть до завершения романа, не отрываясь и не пропуская текст кусочками. У продвинутых читателей есть такое вот скверное обыкновение — извините за откровенность.

Страниц за двадцать до конца никаких сенсаций уже не ожидал. Автору оставалась как-то оформить жизненный конец Иннокентия Платонова, что он и сделал, воспользовавшись авиакатастрофой. А кого ею нынче удивишь? Авиакатастрофа с гибелью авиатора в начале века была событием, всколыхнувшим весь столичный Питер. Похороны пилота Фролова рассказаны со всеми подробностями: тут и скопление публики на проспекте, и почетный караул офицеров, и ордена, и священнослужители с хоругвями — всё уместно и достойно. И желание, острая потребность Иннокентия повторить судьбу авиатора выглядят естественными и закономерными.

Но роман не об этом. Главный герой Иннокентий Платонов — ровесник прошедшего века и свидетель всех его событий. Рожденный и воспитанный в буржуазной семьи, в окружении любящих его людей, он постоянно воспоминает об отце и матери, о бабушке, читающей ему, приболевшему «Робинзона Крузо». А также их знакомых, дачные поселки под Питером, поездки в Крым.

Затем традиционная для поколения катастрофа: донос, арест, ссылка на Соловки и странный отбор в группу профессора Муромцева с характерным названием «Лазарь». Далее — заморозка в контейнере с жидким азотом и оживление семьдесят лет спустя. В новом, постперестроечном времени.

Вот угораздило же человека — дважды жить во времена больших перемен. О которых Конфуций мудро предупреждал: «Не дай вам бог…»

Я читал и постепенно придумывал ассоциацию: вот Иннокентий — не символ ли нашего народа, пусть и приведенный к среднему знаменателю, усыплен в начале периода чудовищный репрессий. Рукотворных, продуманных, подчиненных злой воле тирана. И его уход на время их активной жизни, потеря прожитых и одновременно не прожитых лет — не общая ли это судьба?

Иннокентий — значит невинный. Обычный человек, ничем себя не запятнавший…

Во имя чего? Вопрос вопросов! Разговор со своим давнишним мучителем, начальником лагеря Ворониным не вносит никакой ясности. Матерый палач, уже не покидающий инвалидной коляски, произносит поразившие Иннокентия слова: «Покаяния не жди».

«Почему?» — «Я устал»

Вот так! Он попросту устал. А не устал бы — не остановился? А когда отдохнет, как отразятся в своих потомках, что будет?

В наших временах автор не дает Иннокентию права на жизнь. Причина более, чем существенная — массовое отмирание клеток головного мозга.

Опять обобщение?

Из запомнившихся цитат: «Для одних событие — Ватерлоо, а для других — вечерняя беседа на кухне».

Он прав: в Ватерлоо можно нынче играть на компьютере, а вот беседу — хоть на Тайной Вечере, хоть на кухне в прошлые годы воссоздать невозможно.

Да и надо ли?

Это ведь не последняя книга Евгения Водолазкина!