Александр Дюма, как известно, с историческими фактами обращался вольно, да и плагиатом не брезговал. Сюжет для «Трёх мушкетёров» он утащил из трёхтомных «Мемуаров господина Д’Артаньяна» — весьма популярного во Франции произведения 18−19 веков. Писатель даже упоминает его в кратком предисловии к своем великому роману. Тут, правда, стоит сделать оговорку. «Мемуары» — это воспоминания о днях давно минувших, но только не в нашем случае. «Мемуары Д’Артаньяна» увидели свет в 1700 году, то есть через 27 лет после смерти гасконца, который, к слову, грамотностью не отличался, читал плохо, а писать, возможно, вообще не умел. Это художественное произведение, созданное писателем и журналистом Гасьеном де Куртиль де Сандра, который был, вероятно, лично знаком с Д’Артаньяном. Правда, большую часть приключений своего книжного персонажа он выдумал, а Дюма, родившийся через 90 лет после смерти Сандра, перетащил их к себе.
Иными словами, Д’Артаньян существовал. Как и прототипы Атоса, Портоса и Арамиса — они служили в мушкетёрской роте и носили созвучные имена. Не факт, правда, что они были друзьями. Д’Артаньян действительно перебрался в Париж в весьма юном возрасте, но только не в 1628 году, как в книге, а несколько позже. Его звезда взошла уже после смерти кардинала Ришельё. Гасконца приблизил к себе Мазарини, которому Д’Артаньян был исключительно предан во время фронды, что несколько расходится с событиями романа «Двадцать лет спустя».
Так что карьерный взлёт нашего героя при Мазарини и Людовике XIV, а также его гибель в войне с Голландией — чистая правда. А вот интриги против Ришельё, тайная помощь королеве, сговор с Бекингемом, поездка за подвесками, казнь Миледи и убийство Рошфора — вымысел. «Незнакомец из Менга» тоже существовал в реальности и действительно был доверенным лицом и тайным агентом Ришельё. С Д’Артаньяном он, правда, не враждовал, и точно не был им убит. Реальный Рошфор скончался в Орлеане в 1687 году, на 14 лет пережив реального Д’Артаньяна.
Если бы реальная биография Д’Артаньян сложилась так, как сложилась биография Д’Артаньян книжного, то вряд ли память об этом человеке дошла бы до нас. Она не дошла бы даже до Дюма-отца, потому что реальный кардинал Ришельё, говоривший, что у него нет иных врагов, кроме врагов Франции, с такими, как Д’Артаньян, не церемонился. Всемогущий министр действительно вёл безжалостную борьбу с дуэлями. Казнить за поединки, конечно, не казнили, но вот карьеру себе можно было сломать навсегда.
Если бы реальный Д’Артаньян действительно затеял драку с прототипами Атоса, Портоса и Арамиса и попался за этим делом, то победа в стычке не спасла бы его от опалы. Как и протекция Де Тревиля. Гасконец уехал бы обратно в свою Гасконь и о военной карьере мог бы забыть навсегда. Что уж говорить о попытках вмешаться в придворные интриги?! Тут головы летели одна за другой. Люди, которые хотя бы по касательной переходили дорогу кардиналу Ришельё, не могли рассчитывать на то, что тот, отметив их находчивость и смелость, вручит им в качестве награды офицерский патент. О нет! Наградой им были казематы Бастилии или путёвка на Гревскую площадь — место казни государственных преступников.
За попытку предупредить Бекингема о покушении (если таковое действительно готовил кардинал) Д’Артаньян загремел бы на плаху. А уж за дружбу с человеком, состоящим в переписке с госпожой де Шеврёз… Об этом даже подумать страшно.
Мы практически ничего не знаем о жизни Д’Артаньяна при Ришельё. Как уже говорилось выше, звезда гасконца взошла во времена фронды, когда тот оказался полезен Мазарини. Прототипа Атоса, Армана де Сийега д’Отвиля, к тому времени уже не было в живых. Он погиб в декабре 1643-го. По одной из версий, на дуэли, по другой, — защищая Д’Артаньяна от наёмных убийц. Прототип Арамиса, Анри д’Арамитц, к тому времени уже успел выйти в отставку. Словом, если бы гасконец задумал похищение кардинала, то жизнь его рухнула бы в одночасье. Впрочем, у реального Д’Артаньяна не было ни одной причины для похищения своего благодетеля.
В целом же сказать стоит следующее: реальный Д’Артаньян никогда не сделал бы военной карьеры, если бы совершал те поступки, которые совершал его книжный брат. Возможно, хотя маловероятно, он прожил бы чуть дольше, но имя его было бы забыто. Не было бы ни «Мемуаров», ни «Трёх мушкетёров», ни самой знаменитой роли в обширной фильмографии Михаила Боярского.