Что произошло?
Отношения Петра Великого с сыном, судя по всему, всегда были довольно холодными. Если основатель Российской империи и лелеял надежду сделать из Алексея наследника, которому можно будет оставить страну, то от планов этих он, судя по всему, очень быстро отказался. Известно, что в день рождения своей старшей дочери Натальи царевич где-то пьянствовал. После смерти жены Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбиттельской Алексей завёл любовницу, отношения с которой в следующие годы тщетно пытался узаконить. Звали её Ефросинья, была она из крепостных, и, судя по письмам, царевич действительно испытывал к этой женщине сильные чувства. Пётр обвинял сына в нежелании заниматься государственными делами, угрожал лишением наследства и даже требовал, чтобы тот принял постриг. Алексей при помощи начальника адмиралтейства Александра Кикина бежал за границу.
Дальше начинается история мутная и запутанная. Царевич то ли собирался просто жить в Тироле с любимой Ефросиньей, то ли замышлял нечто более опасное. По крайней мере, на суде он говорил о том, что планировал дождаться смерти Петра (в 1716-м здоровье отца резко ухудшилось, и он несколько дней находился при смерти), чтобы потом вернуться в Россию на австрийских штыках. То есть занять трон при помощи армии Австрии, организовав вторжение. Не факт, что этим показаниям можно верить. Царевич мог оговорить себя под пыткой или под страхом её применения. Зато мы знаем, что в Австрию за ним ездил граф Пётр Толстой — будущий начальник Тайной канцелярии, который хитростью и обманом убедил царевича вернуться в Россию, где того ждали тюрьма и следствие. Выходит, Алексея обманули. Ему дважды было обещано прощение, которого он так и не получил.
Роковую роль сыграла Ефросинья. Именно возлюбленная дала показания, из которых следовало, что наследник планировал вторжение и насильственный захват власти после смерти отца. Как итог, царевича приговорили к смерти. Приговор так и не был приведён в исполнение. В июле 1718-го Алексей умер при довольно загадочных обстоятельствах. Точно неизвестно, был ли это внезапный приступ, отравление или просто убийство.
Могло ли быть иначе?
Надо учитывать одно довольно важное обстоятельство. Разговоры о постриге Алексея начались в самом конце 1715-го года по одной очень простой причине. С ноября того же года он перестал быть единственным сыном Петра. У отца и его новой жены (будущей Екатерины I) родился сын Пётр. На Алексея можно было не рассчитывать. Оставалось только исключить его из наследования, чтобы тот не мешал младшему брату. Это и было сделано в феврале 1718-го. Алексей дал торжественную клятву об отказе от прав на престол в пользу малолетнего Петра Петровича. Через день началось следствие. Увы, в апреле 1719-го маленький Пётр умрёт.
Мы однако можем рассмотреть вариант из области альтернативной истории. Если бы родилась дочь, а не сын, то вопрос о наследнике стоял бы острее. А значит, Петру пришлось был искать со старшим сыном общий язык, надеясь, что тот возьмётся за ум и государственные дела и что из него можно будет сделать наследника. Можно не сомневаться, что если бы к моменту возвращения в Россию Алексей оставался бы единственным сыном Петра, то ему бы всё простили. И заговор с целью вторжения, даже если бы царевич действительно планировал нечто подобное, никогда не стал бы объектом расследования.
Тут же дело было в другом. Вовсе не о вине или невиновности Алексея Петровича шла речь на процессе. Речь шла об удалении лишнего. Об устранении потенциального конкурента, который однажды мог бы осложнить жизнь маленькому Петру Петровичу, в котором отец уже видел наследника своей империи.
Что изменилось бы?
При живом Алексее Петровиче Меншикову было бы очень трудно затащить Екатерину I на престол. Даже в том случае, если бы старший сын Петра до смерти отца находился бы в опале. Даже в том случае, если бы он официально отказался от прав на престол. Политика тем и хороша, что свои слова всегда можно взять назад. Так мог бы поступить и Алексей. Раздел наследства Петра в первые часы после его смерти шёл жёстко и бескомпромиссно. И наверняка нашлись бы и люди, которые выдвигали бы кандидатуру царевича Алексея. Просто по принципу: отцу наследует сын. Ведь именно этот принцип провозглашали те, кто в конце концов возвёл на трон сына опального царевича — Петра II.
Давайте однако рассмотрим другой вариант. Отец и сын помирились, и первый всё второму простил. В 1725-м Алексей благополучно занял отцовский трон. Не будем говорить о нюансах и хитросплетениях внешней и внутренней политики. О росте австрийского влияния и так далее. Важно другое. В этих обстоятельствах Петру Великому не пришлось бы сочинять Указ о престолонаследии, который на следующие полвека посеет рознь и смуту в недрах российского государства. Пётр подписал документ, который по сути делал институт престолонаследия не вполне легитимным. Раз наследника назначает император, то таковым может оказаться кто угодно, а после смерти самого императора линия обрывается, и любой родственник, каким бы ни был его номер в очереди, может заявлять права на корону и трон. Что и происходило весь 18-й век, покуда Павел I не установил новый порядок, что самого Павла от убийства и свержения не спасло.
Стань Алексей императором, и в дальнейшим первый пост в империи занимали бы совсем не те люди, которых мы знаем и помним. София Августа Ангальт-Цербстская могла бы приехать в Россию и даже стать супругой законного императора, но никаких шансов стать Екатериной II и править 3 десятка лет у неё бы не было. Изменилось бы заодно и отношение власти с дворянством. Аристократия стала опорой империи именно из-за того, что каждый правитель рисковал быть свергнутым и не вполне ощущал легитимность своего нахождения на престоле. Двигателем переворота была гвардия — военная элита, состоявшая из самых родовитых дворян. Эту прослойку нужно было задабривать. При иной системе такая необходимость отпала бы.