В 1762 году, после недолгого царствования Петра III, на престол вступает Екатерина II. При ней «братство вольных каменщиков» получает самое широкое развитие.
Екатерина — единственная из русских цариц и вторая из русских государей прибавила к своему титулу имя «Великая». И она вполне это заслужила. После смерти Петра наступила печальная эпоха безвременья. Как сказал один мудрец, когда умирает великий муж, то ссорятся все его приспешники и на первый план выходят люди, которые не достойны нести за гробом великого человека его комнатные туфли. Вот так оно и случилось.
И правили придворные клики, была борьба самолюбий — действительно наступило политико-экономическое безвременье. Хотя именно в этот момент в России и появляются ложи. Они оформляются институционально. Англичане Джеймс Кейт, доктор Филипс открывают первые официальные ложи в России.
Вообще о периоде между Петром и Екатериной особо рассказывать нечего, ни в смысле вообще историки, политики, культуры, ни в смысле собственно масонского движения. За исключением того факта, что масонство появилось. А вот потом, после того как Екатерина в результате дворцового переворота 1762 года пришла к власти, тут-то все и началось.
Надо понять, какой Екатерина приняла Россию и какой ее оставила после 20 лет своего царствования. Недаром сказал екатерининский вельможа: «При матушке-государыне без нашего дозволения ни одна пушка в Европе не стреляла». Вот как. И Екатерина благоволила масонам, российское дворянство почти поголовно вступало в ряды масонов разных лож при ее правлении. И количественно и качественно это действительно был золотой век масонства. И столбовые дворяне, князья, в том числе представители самых славных родов, и новое дворянство, графы и бароны — все они с одинаковым энтузиазмом шли в масоны.
А почему Екатерина благоволила масонству? По нескольким причинам. Во-первых, она сама была из Европы и у нее не было параноидального страха перед всем западным, который был присущ некоторой части российской элиты. Кроме того, она очень прохладно относилась к религиозным делам. Екатерина перешла в православие, относилась очень скрупулезно к обрядовой стороне, но религия не играла для нее большой роли. Поэтому в масонах она видела сообщество свободных людей, которые осмысленно, осознанно делают свой выбор. А ей было важно, чтобы она, нелегитимная государыня, пришедшая к власти в результате переворота, получила бы искреннюю поддержку государства, чтобы ей были преданы не только из личных выгод, но и понимали, сколько она делает для России и для этого нового класса дворянства. Вот этим и обусловлена ее поддержка масонов.
Кроме того, она ведь взошла на престол в атмосфере мрачных ожиданий: мол, вот как начинает юная государыня, это что сейчас начнется! Головы полетят, кровь, ссылки… Ей было важно переломить эти негативные ожидания и показать, что она вполне либерально настроена, что она европейского духа. Отсюда переписка с Вольтером и Монтескье, которые тоже оба были масонами; отсюда благоволение тиснению,
Екатерина была, если говорить на современном новоязе, промоутером просвещения, даже более, чем фанатом. Она много делала для просвещения, разумеется, только в дворянской среде. В то, что можно просвещать многомиллионные слои крестьянства, она, конечно, не верила, а дворянство хотела просвещать всеми силами. И для этого не жалела никаких средств.
В масонских ложах того времени, конечно, подавляющее большинство были дворяне, но и люди других сословий там тоже появляются. Это продолжение политики Великого Петра. Ведь до него все это было немыслимо, потому что общество было не развито, и ни служивые, ни крестьяне не могли подняться наверх. При Петре это стало возможным. Например, купцы или чиновничество, или из выслужившихся солдат люди, разве могли они сделать карьеру в допетровской Руси? Нет, конечно. Масоны сравнивали ситуацию, которая сложилась после Петра Великого, с камнем и деревом. У них есть очень любопытная аналогия. Масоны любят говорить цветисто, используя метафоры и аллегории. Некоторые из них потрясающие по красоте и емкости.
Дело в том, что имя «Петр» переводится как «камень». Есть фраза из Евангелия. Иисус говорит, обращаясь к апостолу Петру, евангелиевскому персонажу: «Ты, Петр, — камень. И на сем камне воздвигну я Церковь мою». Используя эту фразу, Ньютон и Брюс, идеологи петровских преобразований с масонской точки зрения, говорили Петру о том, что-то, что он делает, это основание нового государства, да в каком-то смысле новая эра. Петр 1700 год объявил практически новой эрой. И Новый год стал праздноваться по-иному, и обычаи стали иные. Противопоставление каменного Петербурга и деревянной Руси очень актуально для того времени.
Масоны сравнивают свою преобразовательную деятельность с работой над диким камнем: дикий камень следует ошлифовать с помощью мастерка, резца, с помощью молота.
«Но для этого нужно, чтобы в Москве появился этот камень», — скажите вы. В Москве они камня не планировали, более того, в Москве при Петре каменное строительство было запрещено. Вот даже так. То есть Москву он бросил. Брюс Москву любил, Прокопович и Петр — нет. Они считали Москву воплощением замшелой затхлости. А Петербург — это город полностью каменный.
Тут есть интересный филологический штришок. На немецком и голландском название города, новой столицы России звучит «Sankt Petersburg». Эта «s» — это притяжательная частица,
Они это сознательно переосмыслили, и Петр получил легитимацию на роль демиурга, настоящего творца новой России.
Вот масоны, продолжая эту аналогию, говорили, что до Петра не над кем было работать, не было камня, было некое первобытное состояние, деревянное. И Русь рисковала остаться деревянной. И это было бы величайшим бедствием. Не об этом ли писал Пушкин в «Медном всаднике»?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
В чем пропасть и бездна? А в том, что так и остаться деревянной и повторить участь держав, которые делят,
Практически все видные сподвижники Екатерины Великой были масонами. Например, Иван Перфильевич Елагин являет собой классический образец масона екатерининской эпохи. Он прошел очень любопытный путь от юношеских иллюзий и слепого очарования масонством до разочарования, ибо столкнулся с такой внешней помпезностью и ритуалами, которые казались ему пустыми игрушками, как он сам писал. И он порвал с масонством. А затем, заинтересовавшись ключевыми вопросами мироздания, главными вопросами бытия, опять пришел к масонству через тех людей, которые воплощали лучшие черты вольных каменщиков. И присоединился к масонству уже на новом уровне понимания. И дослужился до самых больших в истории российского масонства чинов.
Надо сказать, что Иван Перфильевич Елагин был человеком внутренне очень расколотым и мятущимся, ищущим человеком. Через поиск истины он пришел к масонству, через него же и разочаровался в нем. В своей автобиографии он писал, что ничего не нашел кроме пустых игрушек, стремления нажиться за счет ближнего, напиться вином и орать какие-то чудовищные песни. Ничего ему в масонстве не понравилось. Он пришел с пустыми надеждами, а ушел со смешными разочарованиями.
Но в нем жил этот червь познания. Он не мог жить, не поняв главного — экзистенциальных основ бытия. Ни карьера царедворца, ни счастье в личной жизни, ни деньги, ни дворцы, которые ему жаловали, его не наполняли ощущением внутренней гармонии. И он опять стал искать знакомства с масонами, как он выразился, «с людьми, которые состарились в масонстве»,
Иван Перфильевич Елагин потратил немалые деньги на приобретение гигантского количества книг, рукописей, чертежей, планов. Когда его архив разбирали, Екатерина была потрясена тем, сколько времени он, оказывается, на это все тратил, успевая при этом быть царедворцем и человеком вполне светским. И жалел он только о двух вещах: он говорил на европейских языках, но плохо знал древние. Особенно сожалел, что не знал иврита и греческого. Иван Перфильевич познакомился с неким Станиславом Эли, который был наполовину поляк, наполовину еврей. И тот стал его наставником в каббале.
Елагин, заслужив два величайших титула в российском масонстве, был не только отмечен внешними знаками отличия, но и по заслугам пользовался авторитетом во всем, что касается сокровенного масонского знания. Он знал более остальных. При нем, правда, была некоторая такая борьба внутри лож, но это вряд ли было кому-то интересно, кроме братьев, которые между собой соперничали. Иван Перфильевич был отнюдь не ангел и соперничества не терпел. Он хотел во всем быть первым.
При этом Елагин занимался просветительской деятельностью не только направленной на самого себя,
Вот любопытный штришок про Елагин дворец, Елагин остров и про самого Ивана Перфильевича. Он устроил там карусели и качели. На качели была очередь, поскольку эта вещь была завлекательна. И он приказал смотрителям качелей выдавать, как он писал, простонародным девушкам в сарафанах специальные веревочки, чтобы они подвязывали свои наряды перед тем, как вступают на качели, «дабы не попадали в кунфузное положение», когда взлетают высоко и открываются виды. Он об этом думал.
Елагин был царедворец, был канцлер, он каждый день был зван к Екатерине, он ведал судьбами полумира, искал истину, искал философский камень (кстати, в подвалах своего же павильона), и ему было дело до крестьянских девок, которые могли оконфузиться. Вот этот штришок, эта веревочка, стоит десятка иных манифестов. Это победа истинного масонского духа — забота о реальном, конкретном человеке, а не вообще о каком-то выдуманном абстрактном идеале.
Хорошо известно, что масонские ложи стали едва ли не первыми сборищами, организациями, где люди рассуждали о нравственных ценностях, о таких категориях, как ответственность дворянства перед Отечеством, дворянский долг, служение Родине. И не только об этом. Здесь нужно понять, что в государстве, каким была Россия до Петра, и какой ее хотели видеть люди, противящиеся реформам, был один вид интеллектуального дискурса. Это была церковная проповедь, которая всегда говорится в импиративном духе и не допускает ни толкования, ни возражения. В ложах важно было не столько о чем они говорят, сколько как они говорят. Они учились мыслить, дискутировать, они понимали, что есть разные мнения; они учились раздвигать интеллектуальные горизонты, они учились читать на иностранных языках. Тогда по-русски книг было очень мало, всему приходилось учиться. Были переводы с немецкого, французского, английского и с древних языков.
Какие направления в масонстве существовали на том этапе? Все те же, что и на Западе: было голубое масонство (английское), было красное (шотландское). Эти цвета, кстати, без всяких коннотаций с современными понятиями: красное сейчас означает большевистский, голубой — гомосексуальный, а тогда это были просто геральдические цвета. Была немецкая, шведская система строгого наблюдения, слабого наблюдения. Чем они отличались, понятно по названию. Строгая требовала большего от приверженцев, слабая давала больше свободы и попустительно относилась к поведению конкретных братьев.
В книге Дугласа Смита «Работа над камнем» есть такие строки: «Великая английская ложа, также известная как провинциальная ложа, кроме единственного заседания в Аничковом дворце в 1783 году собиралась всегда в доме Ивана Перфильевича Елагина на одноименном острове в Санкт-Петербурге».
Если уж говорить об Иване Перфильевиче как о реформаторе российского масонства, то, как сказал один историк масонства, он добился для российских масонов автокефалии, то есть своеобразного самоуправления. Он стал первым великим провинциальным мастером в России. Это было великое достижение для российского масонства, факт признания авторитета российских вольных каменщиков, российских братьев за рубежом. Это все связано с деятельностью и личностью Ивана Перфильевича Елагина.
Чем же отличались французские ложи от английских, шотландских, немецких? Отличий несколько. Первое — ритуальностью: английское — самое простое, шотландское — самое сложное. Обрядность шотландского масонства, которое напрямую возводило себя к рыцарям-тамплиерам, была гораздо богаче, пышнее, театрализованнее, все степени посвящения были с красивыми названиями. Немецкое масонство было строже, в соответствии с германским духом, и стремилось больше к просвещению и самоуглублению. Французское было более вольным, вплоть до приглашения дам, чего в других ложах не приветствовалось и даже не допускалось. Кроме того, французские ложи ставили перед собой больше задач просветительских и политических.
Почему же люди во времена Екатерины вступали в масонские ложи? По трем главным соображениям. Они, кстати, хорошо описаны у Толстого в сцене приема Пьера Безухова в масоны. Это, по-видимому, изображение приема самого Льва Николаевича. Большинство, скорее всего, попало из соображений суетности. Это была тусовка, это было модно, об этом все говорили. Как я могу быть не там?! Это было сильным побуждением для части юношества. Вторым — возможность познакомиться с сильными мира сего, с вельможами, с людьми богатыми. И либо жениться на чьей-нибудь дочке, карьеру сделать, место получить. Тоже вполне понятное соображение. И, наконец, самая численно малая, но самая лучшая, духовная часть масонства — это люди, которые шли за истиной, за духовной работой, за улучшением мира, как они его понимали, и, прежде всего, через улучшение самих себя. С этими людьми, с их деятельностью связаны лучшие страницы российского и мирового масонства.
Главная цель масонов — добиться такой ситуации в обществе, когда бы воплотились две их главные масонские триады. Одна формулировалась как свобода, равенство и братство. Это нам всем известно, и против этого никто не возражал. Либо была у них вторая триада — благословение, которое приходит через силу и союз. Они хотели достичь такого положения, когда все здоровые силы общества были бы консолидированы. Но свобода, равенство и братство комментариев не требуют. Те, кто не любил масонов во все времена, по каким-то причинам боялись свободы, равенства или братства.
Чего же добились масоны в царствование Екатерины? Какова их главная заслуга? А добились они очень многого. Во-первых, они вместе с государством способствовали тому, что Россия из азиатской окраины превратилась в великую державу, стала признана на Западе. Масоны внесли огромный вклад в дело преображения русского дворянства как ведущего, направляющего, элитного слоя русского общества. И преображение это отчетливо видно. Русские инженеры научились строить корабли не хуже английских и голландских; и победа над турками, над шведами это подтверждает. Российские военные добились неслыханных успехов: Суворов и начало карьеры Кутузова. Какие еще комментарии?
Русские писатели: Карамзин написал первый российский бестселлер. «Бедная Лиза» была переведена на шесть европейских языков.
Российские ученые, Ломоносов, в конце концов, российская армия и сам стиль российской жизни. Петербург был признан европейским городом…
Но лучше всего иллюстрирует достижение российских масонов пьеса Дениса Ивановича Фонвизина, кстати, тоже масона. Целый клан фон Визенов, немцев, которые приняли православие, похоронен на Донском кладбище. Там вообще множество масонских захоронений. Фонвизин написал комедию «Недоросль», бессмертную. Вслушайтесь в звучание фамилий: Простаков, Скотинин, Правдин, Стародум, и вам все станет ясно.