История судопроизводства знает немало самооговоров, в том числе и совершенно добровольных. Но даже на этом фоне история старого латыша выглядит совершенно удивительной. В ней, отбросив своё предубеждение к вервольфам, пытаются разобраться Сергей Бунтман и Алексей Кузнецов.
А. КУЗНЕЦОВ: Несколько месяцев назад я писал статью для очередного номера «Дилетанта» о старом деле, которое мы когда-то рассматривали: дело совершенно невесёлое, о французском подростке Жане Гренье, который вообразил, что он оборотень, и вот вся история этого абсолютно психически больного мальчика, прожившего очень недолгую жизнь — она, в общем-то, грустная, и смеяться там особенно не над чем. Но когда я подбирал материал, и я его освежил, когда уже перерабатывал передачу в статью — там была цитата из шведского епископа, последнего католического архиепископа Швеции, Олауса — или Олафа Магнуса, более того, он даже архиепископом на территории Швеции побыть не смог: там уже вовсю разворачивалась Реформация, и он вынужден был из-за границы руководить остатками шведских католиков. Поэтому у него, что называется, было время, и, будучи человеком явно совершенно склонным к умственной деятельности, он писал такие, фундаментальные труды, в частности, «Историю северных народов», это самое знаменитое на сегодняшний момент его произведение.
И вот там, описывая, какое бедствие для крестьян на территории Прибалтики составляют волки, обычные волки, он после, так сказать, того, как воздал меру негодования вот этим, обычным волкам, вот что он пишет: «В пятнадцатой главе говорилось о множестве разного рода волков, а потому я подумал, что при окончании книги о диких животных следовало бы рассказать и о людях, перекидывающихся в волков, хотя Плиний объявляет все подобные рассказы пустыми легковерными выдумками из области сказок», — тут я улыбнулся первый раз, вспомнив Козьму Пруткова: «Не нам, господа, подражать Плинию, / Наше дело — выравнивать линию».
Продолжим из Олауса: «Однако в странах, простирающихся на север, такое встречается во множестве даже в наши дни», — он пишет в середине XVI века. — «Обитатели Пруссии, Ливонии и Литвы круглый год терпят большой урон от волков, пожирающих домашних животных, особенно оказавшихся в лесу даже невдалеке от стада. Однако они считают, что ещё больший урон наносят люди-оборотни. В ночь перед Рождеством Христовым перекидывающиеся в волков люди собираются большими стаями в условленном месте и с невиданной свирепостью накидываются как на людей, так и на другие нехищные существа, а потому…»
С. БУНТМАН: Это человек-то не хищное существо? Ну ладно. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, он же католический, так сказать, архиепископ.
С. БУНТМАН: Ну, а что — католический?
А. КУЗНЕЦОВ: «А потому жители, обитающие невдалеке от таких мест, терпят гораздо больший урон, чем от настоящих волков. Хорошо известно, что волколаки нападают на жилища лесных обитателей с невероятной жестокостью, стараясь выломать двери в постройках с тем, чтобы пожрать как людей, так и все живые существа, находящиеся внутри. Они вламываются в погреба и подвалы, где хранятся бочонки с пивом и медовыми напитками, и опустошают их, после чего сваливают пустые сосуды в кучу посреди подвала, водружая их друг на друга, чем в своём поведении они и отличаются от обычных волков», — ну да, обычные-то волки, они посуду забирают и сдают, а эти вот — они в кучу складывают.
С. БУНТМАН: Конечно, да-да-да.
А. КУЗНЕЦОВ: «На границе Литвы, Самогитии и Куронии есть стена, стоящая на развалинах старинного замка, где в наши дни собираются тысячи таких существ и состязаются в ловкости, перепрыгивая через эту стену. Тот же, кто не сумеет достаточно ловко сделать прыжок и падает, подвергается избиению вожаками стаи». В другом переводе этого же самого произведения уточняется, почему они не могут запрыгнуть на стену: запрыгнуть не могут те из них, кто слишком разжирели — вот, видимо, на мёде, пиве и прочем…
С. БУНТМАН: Кое-кто — кое-кто слишком много ест.
А. КУЗНЕЦОВ: Много ест, да-да-да, совершенно верно. Вот этих убивают, ежели они не допрыгнут. И вспомнив эту цитату, которая в своё время мне запала, что называется, в душу, я решил покопаться — а не преувеличивает ли архиепископ, действительно ли вот там, на границе Курляндии, Латгалии, да, на территории нынешней Латвийской республики, действительно ли там было такое засилие оборотней. И довольно неглубокий поиск вынес меня на совершенно фантастическое дело — у нас такого давно не было. Сегодня разговор практически исключительно о судебном процессе — дайте, пожалуйста, Андрей, нам первую карту.
Мы должны определиться с тем, что такое Шведская Ливония — вот она, светло-жёлтым цветом в центре карты: это территория нынешней Латвии и кусочек нынешней Эстонии. Всё это великолепие в середине двадцатых годов XVII века в результате очередной шведско-польской войны отошло шведам, что было подтверждено сначала договором по окончании войны, потом ещё раз подтверждено договором уже в 1660 году.
Всё равно местное дворянство было преимущественно немецким, как ещё со времён Ордена, ещё с XIII века повелось, но при этом шведы, что называется, наезжали — различные эмиссары из исторической Швеции, в частности вот судьи, например, сегодня нам встретятся — ну, а местное население по-прежнему оставалось теми, кого мы сегодня называем латышами. Последние язычники Европы — собственно говоря, в начале XIII века то, что было затеяно орденом меченосцев — это и называлось крестовым походом для искоренения язычников.
С. БУНТМАН: Товарищи, давайте не будет обижать Литовскую республику: жемайты последние язычники Европы.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, одни из последних, да, вот — пруссы, жемайты, курши…
С. БУНТМАН: Это ещё в XIV веке они были язычники.
А. КУЗНЕЦОВ: Как мы сегодня увидим, в конце XVII века всё равно местное население по большому счёту сохраняло именно языческие представления, об этом, собственно, весь процесс. И вот 1691 год. Некоторые разночтения в датах: в документе (а сохранился протокол этого процесса, и сегодня я его буду обильно цитировать) указан конец апреля, но в другом месте указан октябрь, и на самом деле содержание допросов указывает на то, что дело происходило осенью, потому что речь будет не раз возвращаться к урожаю этого года — ну, а какой же урожай этого года в апреле месяце?
С. БУНТМАН: А это вот — ну какой же урожай, это же, это же вам не какие-нибудь ведь…
А. КУЗНЕЦОВ: Да, это вам не Греция, безусловно.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, поэтому, конечно, это осень. Дельце, которое разбирал окружной суд, было на самом деле совершенно плёвое и обычное: всё это происходит в Юргенсбурге — покажите нам, Андрей, пожалуйста, вторую карту: это самый центр, так сказать, Латвии, да, Юргенсбург — это немецкое название, шведы его сохранили, населённый пункт существует по сей день, это волостной центр, деревня Заубе: центр Заубской волости Цесисского края исторического региона Видземе. И вот в этом самом местечке Юргенсбурге — уж будем называть как называли тогда в Шведской Ливонии — происходит…
С. БУНТМАН: Ой!
А. КУЗНЕЦОВ: Заседание суда. Причина следующая — какой-то клюквенник, а я напомню, что у работников ножа и топора русскоязычных клюквенниками называются воры, которые обкрадывают храмы, так вот, какой-то клюквенник обнёс тамошний юргенбургский божий храм: там была старая протестантская церковь, поставленная в те времена, когда протестантизм только-только распространялся в этих краях, то есть в середине XVI века, церковь была деревянная, дубовая. К моменту, когда её обокрали, она уже совершенно, судя по всему, разваливалась, потому что всего через пять лет её разобрали, в девяносто шестом году, и на новом месте построили новую дубовую церковь.
Покажите нам, Андрей, пожалуйста, фотографию каменной церкви, это здание, как вы понимаете, значительно более позднее, это уже середина XIX века, но оно стоит ровно на том месте, где была построена новая дубовая церковь в 1696 году, и вроде бы даже сохранились дубовые ворота от той старой церкви. Ну, а от её предшественницы, конечно, уже ничего не сохранилось. Так вот, что-то там украли, что — из протоколов судебного заседания непонятно, но было два судьи, всё как у больших: асессоры Бенгт Йохан Акерстаф и Габриэль Бергер, на скамье подсудимых находился один обвиняемый, местный житель, Пирсен Тёнисс.
Сразу хочу сказать, пока не забыл: мы так и не знаем, признали его виновным в краже или нет, но, судя по всему — признали, потому что в материалах последующего процесса (а наш процесс будет из двух серий), так вот, во второй серии он прямо называется церковный вор, то есть, видимо, тот процесс всё-таки согласился с тем, что именно он в церкви чего-то там такое.
С. БУНТМАН: Не предполагаемый церковный вор, а тот самый.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, именно церковный вор, соответственно, Пирсен Тёнисс. Опрашиваются местные свидетели, один из свидетелей — его привели к присяге, он дал показания, это местный трактирщик по имени Петер, судьи ему сказали: всё, можешь быть свободен, вызвали следующего свидетеля и, так сказать, дали команду привести его к присяге — и тут совершенно неуместно трактирщик, который уже готовился идти на своё место, вдруг засмеялся. Судьи говорят — а чего мы смеёмся-то, свидетель, что такого смешного? Да как же, говорит, вы ж собираетесь старика Тисса приводить к присяге? — Ну да. — Ну так всем же известно, что он оборотень! Вы какой присяги хотите от оборотня? Судьи…
С. БУНТМАН: Ну пока не оборотень, ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: В некотором замешательстве, да, так сказать, они совершенно не ожидали такого разворота событий. В это время старый Тисс водрузился на свидетельское место, уж не знаю, как оно у них там выглядело, и совершенно спокойно сказал: да, я оборотень. Блин, похоже, мы сегодня без обеда — подумали судьи.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Потому что дело приобретало совершенно иной оборот, да: одно дело мелкая кражонка, и совершенно другое дело — самостоятельное, добровольное, при свидетелях сделанное признание в том, что ты оборотень, то есть общаешься с дьяволом. Этого человека везде называли Тисс из Кальтенбрунна. Кальтенбрунн — это деревушка, сегодня существует в виде хутора, её современное латышское название Книедини, это километрах в двадцати от Юргенсбурга, значит, то есть тут — она и тогда была деревней.
Сколько ему лет — он, конечно же, будучи крестьянином-бедняком, не знал, но когда его спросили, он сказал, что когда шведы захватили Ригу, он уже умел пахать. Ну сколько, ну как бы рано ни начинали крестьянские мальчишки приобщаться к тяжёлому труду, но лет двенадцать-тринадцать-четырнадцать ему должно было быть. А шведы захватили Ригу в 1621 году, то есть он ну самое позднее 1609-го, а то и седьмого-восьмого года рождения. То есть получалось, что на момент процесса ему годика восемьдесят три.
С. БУНТМАН: Прелестно.
А. КУЗНЕЦОВ: Выглядел он, видимо, так себе, потому что когда судьи перейдут от допроса к увещеванию, ближе к концу, они будут ему постоянно говорить — старик, тебе же помирать вот-вот, ну ты душу-то приведи в порядок, потому что ну что же тебе, в ад, что ли, хочется? То есть, видимо, возраст его был таков, что об этом говорилось как о чём-то само собой разумеющемся, да? Тоже как в «Золотом телёнке»: ну что, старик, в крематорий пора? Пора, батюшка, пора в наш советский колумбарий.
С. БУНТМАН: Да!
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, значит, при виде Тисса — Тисс это сокращённое имя от Матисс, то есть латышский вариант Матвея, Матфея, Мэттью, да.
С. БУНТМАН: Матвеус, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, вот, соответственно. Я проверил — вроде бы правильно ударение МатИсс: ну, Тисс он и есть Тисс. Так и будем его называть вместе с его одно- и околосельчанами. А дальше судьи вынуждены начать его допрашивать, теперь уже не об обстоятельствах кражи, а о том, что он, собственно, хотел сказать, когда он заявил, что он оборотень. Он им рассказывает — да, он оборотень. Правда, последние десять лет, он сказал, я этим не занимаюсь, но потом сам запутался в своих показаниях и вынужден был признаться — нет, занимаюсь всё-таки, до сих пор занимаюсь. Но сначала он…
С. БУНТМАН: Очень хотел — ему хотелось бросить, да, очень, но не получалось.
А. КУЗНЕЦОВ: Более того — у него, как говорится, был пруф. Пруф, правда, был так себе, что называется, не доведённый до конца: за несколько лет до описываемых событий он уже обращался в суд, и господин судья, сказал он, указывая на председателя, на старшего из двух судей, вообще-то должен это помнить! Да, помню, сквозь зубы — я так думаю, сквозь зубы сказал асессор Бенгт Йохан Акерстаф, который, в общем-то, неплохо знал обвиняемого, бывшего свидетеля: дело в том, что он несколько лет был рабочим у него в имении и, собственно, когда вот эта история с первым-то обращением в суд происходила, она происходила в его имении на его глазах, правда, не он был судьёй в тот раз, а другие люди, но старик, несмотря на возраст, так сказать, видимо, на память не жаловался, и он назвал вот этих вот судей — герра барона Кронштерна, герра Розенталя, герра Каулича…
А в чём было дело? Он сам, старый Тисс, сам явился в суд и заявил, что некий крестьянин из Лембурга, это нынешний — местечко Малпилс, так вот, этот крестьянин по имени Скейстан, он ему сломал нос, ему, Тиссу, и предъявил нос. Судья говорит — да, я помню, да, ты какое-то время ходил с разбитым носом, было такое дело. А как же он ему нос-то сломал? А оказывается, Скейстан был колдуном, он похитил только-только начавшие набирать сок, набирать силу злаки и понёс их в ад для того, чтобы там посеять.
С. БУНТМАН: А в аду хорошая земля?
А. КУЗНЕЦОВ: А дело в том, ну, какая там земля — не знаю, но дело в том, что, как уверял Тисс, существовала абсолютная, железная закономерность: чем больше злаков посеяно в аду, тем меньше уродится в следующий урожай на земле, чем больше животных приведут с собой колдуны в ад, тем, соответственно, хуже будут плодиться и размножаться домашние животные на земле.
С. БУНТМАН: Это сохранение — закон сохранения, да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно! Даров природы.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: И он, Тисс, будучи оборотнем, то есть служителем добра — тут у судей несколько голова закружилась от этого поворота, я так думаю — он отправился за ним в ад и начал у него отнимать эти самые зёрна!
С. БУНТМАН: Это по дороге или уже за границею?
А. КУЗНЕЦОВ: Уже потом!
С. БУНТМАН: Уже в аду, да!
А. КУЗНЕЦОВ: Благо было недалеко, об этом сейчас будет отдельный разговор. Вы же хотите знать, где дорога в ад, где она вымощена — я вам сегодня расскажу: ну, естественно, версию Тисса. В возникшей перепалке колдун ударил его рукояткой метлы, к которой был привязан хвощ — я уж не знаю, мётлы там из хвоща делают или это какое-то ритуальное орудие — вот рукояткой метлы он его ударил по лицу и разбил ему нос, что не помешало Тиссу отнять у него зёрна и вернуться с ними на свет, как говорится, божий. А где у нас ад, спросили судьи? Вообще я сразу хочу сказать, забегая вперёд, что суд на протяжении почти всего дня — а процесс длился целый день — сохранял редкое здравомыслие, он всё время пытался уточнять обстоятельства.
С. БУНТМАН: Ну правильно, это же суд.
А. КУЗНЕЦОВ: Тисс пел, явно совершенно, как любой артист, заводясь от звуков своего голоса, а суд его всё время старался направить, так сказать, куда-то в русло того, что может быть как-то проверено. Ад? Да вот там, в таком-то болоте, сказал Тисс. Там есть вот такие специальные ворота, которые охраняют такие специальные стражники, но специально обученные люди, или, скажем, люди-оборотни знают секретное слово, и они могут туда проникнуть, и там получается такая как бы подземная пещера… В это время господину председателю суда стало совсем нехорошо, потому что по описаниям это была его земля. То есть это болото находилось аккурат на территории его имения, то есть, получается, что он вроде бы как адский привратник. Но господин судья справился, и, надо сказать, продолжил допрос.
Да, суд тогда ничем не закончился, потому что когда вот эти трое во главе с герром бароном Кронштерном услышали эту историю, тем более что Скейстан не явился в суд, хотя Тисс вроде как его туда тягал, говорил: раз ты честный человек, колдун, ты должен предстать перед господами судьями, но Скейстан не явился — в общем, его обсмеяли и отпустили, как говорится, работать дальше. Ну хорошо, сказали судьи, давай разбираться. Значит, выяснилось, что старый Тисс такой тут не один, что вообще довольно много всякого народу этим занимается, что их десятки. Причём их как бы вот группа — она не единственная, потому что, оказывается, есть наши и есть не наши.
С. БУНТМАН: Ну, понятно…
А. КУЗНЕЦОВ: И всех их объединяет то, что они оборотни. И функция оборотней как раз заключается в том, чтобы стоять на страже интересов человечества. Потому что колдуны и ведьмы всё время пытаются похищать злаки и животных и уводить их в ад, чтобы случился недород. А, соответственно, оборотни в какой-то момент… Тисс назвал оборотней господними гончими.
С. БУНТМАН: Ну почти как…
А. КУЗНЕЦОВ: Domini canes.
С. БУНТМАН: Domini canes, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Слушай, ну это неграмотный латышский крестьянин. Вот откуда он может знать про domini canes, да, про псов господних? Не должен он знать. То есть это, ну, либо кто-то ему рассказал, либо это его собственная фантазия. И вот они такие псы господни, которые всячески стараются этой нечисти помешать, более или менее успешно, потому что раз на раз не приходится — иногда получается им помешать, иногда не получается. Ладно, сказал суд. Давайте разбираться.
Цитирую протокол: «Как часто в течение года они вместе», — ну, то есть вся вот эта компания, — «отправляются в ад?» Ответ: «Обычно трижды: в канун Пятидесятницы, в канун Святого Иоанна и в канун Святой Люсии. Первые два дня приходятся не всегда точно на эти ночи, а на время цветения злаков — тогда во время посева колдуны отбирают урожай, а затем уносят его в ад. Поэтому оборотни прилагают все усилия, чтобы вернуть его обратно». Ну, сказать, что у суда голова шла кругом — не сказать ничего, потому что это категорически противоречит всем установлениям что протестантской, что католической религий. Да, оборотень, если вообще верить в его существование — не все богословы в это верят — но если верить, то оборотень — безусловно, дьявольское порождение.
С. БУНТМАН: А это заблуждение большое.
А. КУЗНЕЦОВ: А тут выясняется, что наоборот, что оборотни — злейшие враги дьявола, и дальше об этом будет идти прямой разговор. А вот дальше мы подошли к вопросу, после которого мне пришлось сделать перерыв, чтобы продышаться. Суд решил уточнить половой и национальный состав оборотней.
С. БУНТМАН: Правильно. Правильно!
А. КУЗНЕЦОВ: Естественно. Я бы тоже спросил. А что, за казённый-то счёт?
С. БУНТМАН: Тут у нас спрашивали: а есть ли там волчицы, а есть ли там вообще все… Национальный состав — я сразу подумал, что политкорректно должны быть чёрные волки, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Господа асессоры сначала спросили, есть ли там женщины и девушки — он уверенно сказал: да, женщины есть среди нас, а вот маленьких девочек нету, они, видимо, чем-то другим заняты. Окей. А вот дальше я позволю себе опять прямо процитировать протокол: «Среди оборотней были немцы?», вопрос — ну понятно, да, немцы же, так сказать, аристократия в этих краях и значительная часть городского населения. Ответ: «Немцы не присоединяются к нашей компании, скорее всего, у них есть свой собственный ад».
С. БУНТМАН: Да, у них собственный немецкий ад, да.
А. КУЗНЕЦОВ: А туда мы не ходим, да?
С. БУНТМАН: Конечно!
А. КУЗНЕЦОВ: Это не наш ад, это немецкий. Затем суд начал выяснять — а как ты этим стал-то? Ты что, вот, пожелал стать оборотнем? И дальше была рассказана грустная история, что нет, он вообще совершенно не собирался быть оборотнем, и большую часть своей жизни он и не был никаким оборотнем — он был обычным бедняком, иногда милостыню просил, работу искал, вот, нанимался где наймут, семью он завёл очень поздно, женился он, как ни странно, всего за несколько лет до описываемых событий, то есть он первый раз женился — ему было уже за семьдесят, а, видимо, раньше не мог, видимо, раньше не на что было, видимо, раньше и жить было негде: то есть он такой вот, совершенный бедняк, перекати-поле.
Как же получилось? Да, ну и плюс, там, несколько раз были проговорки у него и у других свидетелей — он, видимо, немножко выпивал. Собственно, это его и подвело, как получилось, что он стал оборотнем? Какой-то крестьянин из города Мариенбурга угостил его в трактире и, как потом выяснилось, он своё оборотничество перевёл на него.
С. БУНТМАН: Ах, это переводится…
А. КУЗНЕЦОВ: А это как? А это, оказывается, переводится, и я бы на месте людей, которые серьёзно подумывают о том, чтобы радикально изменить свою жизнь — сейчас бы взяли листочек бумажки и ручку и записали, что нужно сделать, потому что рецепт суду был сообщён абсолютно точно. Нужно взять кувшин, три раза в него посильнее выдохнуть: не плюнуть, не положить чего-то.
С. БУНТМАН: Просто…
А. КУЗНЕЦОВ: Дохнуть.
С. БУНТМАН: Дыхни в кувшин, так.
А. КУЗНЕЦОВ: Дыхни в кувшин. После этого надо этот кувшин передать твоему собеседнику, и если он, зная или не зная: это уж дело твоей, так сказать, этической сознательности, ты можешь его предупредить, что вот, смотри — хочешь, я тебя вместо себя сделаю оборотнем? Тогда вот, значит, мы сейчас то-то и то-то — а можешь, как этот мерзавец из Мариенбурга, можешь ничего не сказать, он мне просто, он чего-то там морду, рыло в кувшин засунул, потом мне его передал, ну я чего, мне дают кувшин, я взял и выпил, а оказывается, таким образом он стал оборотнем.
С. БУНТМАН: То есть передаётся?
А. КУЗНЕЦОВ: Передаётся воздушно-капельным путём, совершенно верно.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Через кувшин.
С. БУНТМАН: Интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: Суд некоторое время потратил ещё на то, чтобы выяснить, а как вот они конкретно из волков в людей-то, так сказать, чего? Тисс начал врать, что вот для этого, так сказать, ему, там, у него была шкура волчья, он её надевал, но потом признался, что он это всё выдумал и они просто за кусты все заходят, хопа — и из кустов выходят уже волками, вот, у них такая есть способность.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ладно, ладно, сказали судьи, понятно, человечество, значит, спасаете. А в свободное, так сказать, от спасения человечества время чем занимаетесь? Ну, мы это, мы скот воруем, конечно, не без этого, вот, увидим ежели какое там животное, то скот воруем. Ну хорошо, а чего вы с этим скотом делаете? Ну, мы этот скот уволакиваем подальше, потому что за нами же собаки гонятся, за нами владельцы скота гонятся, мы, значит, подальше-то, это, уволакиваем, ну, а когда мы уже вне пределов досягаемости, мы, значит, вот этот зарезанный скот жарим и едим.
С. БУНТМАН: Жарим.
А. КУЗНЕЦОВ: Жарим, сказал.
С. БУНТМАН: Жарим!
А. КУЗНЕЦОВ: Жарим, сказал суд — старик, ты за кого нас держишь, на чём вы жарите вашу?.. Как на чём? А мы не только скот, вот прошлый раз, например, у нас был такой, значит, пикник, мы напали на ферму, мы утащили огонь, мы оттуда утащили, значит, лучинки, из которых мы сделали вертела, и мы оттуда, значит, вот утащили овец, там, свиней. Господи, какие лучинки, сказал суд, у вас же лапки! Как вы, так сказать, в обличии волков — как вы ножи в руках держали, как вообще вы всё это, всей этой кулинарией занимались? Ой, да запросто, а чего — нам ножи не нужны, мы зубами, значит, скотину разорвали на куски, лапами нанизали на эти самые лучинки, а когда они пожарились — да, соль мы ещё утащили, так что мы несолёное не едим, мы едим только жареное и солёное, но ели мы уже в человеческом обличье, когда…
С. БУНТМАН: А!
А. КУЗНЕЦОВ: Когда еда была приготовлена, мы обратно перекинулись в людей и, значит, ели вот это жареное мясо, но хлеба мы не ели, почему показалось ему важным уточнить, что вот после всего этого важно было уточнить, что хлеба они не брали — чёрт его знает, может, в его представлении похищение хлеба — это какой-то особенно там, так сказать, важный грех. Ну хорошо, значит, у вас лапки, вы едите жареное, вы, значит, это самое, ну, а вот почему же ты, душа твоя христианская, что ж ты дьяволу-то служишь?
Вопрос: «как может душа того, кто служит не богу, а дьяволу, кто не ходит в церковь, редко исповедуется и не принимает причастия, как сам свидетель признался, когда-либо прийти к богу?» Ответ: «оборотни не служат дьяволу, потому что они отбирают у него то, что принесли ему колдуны, и по этой причине дьявол настолько враждебен к ним, что терпеть их не может. Он отгоняет их железными палками, как если бы они были собаками, потому что волки-оборотни — это божьи гончие. Но колдуны служат дьяволу и делают всё, что происходит по его воле, поэтому их души принадлежат ему. А всё, что делают оборотни, приносит людям наибольшую пользу, потому что, если бы их не существовало, и дьявол забрал бы себе всё, всё богатство мира исчезло бы, и свидетель подтвердил это клятвой».
А вот дальше второй мой любимый момент в этом всём протоколе: «добавив, что в предыдущем году русские оборотни пришли раньше и вернули своей земле благополучие. На их земле всё хорошо росло, в то время как на нашей земле ничего не взошло, потому что мы слишком поздно пришли в ад. Но в этом году мы пришли раньше русских, и таким образом это был урожайный год, благоприятный для крестьян».
С. БУНТМАН: Вот как оно получается-то?
А. КУЗНЕЦОВ: То есть вот этот вот ещё один мотив вот этого местного сознания — вёрст сто пятьдесят — двести до русской границы, да, значит, русские — тоже вот они всё время присутствуют где-то на периферии их сознания, но ведь они ж тоже люди, значит, у них тоже должны быть оборотни, эти оборотни выполняют какую-то схожую функцию, а раз так, то мы не можем не устроить соцсоревнование: вот у русских в прошлом году родило, а у нас у прошлом году не родило, а в этом году наоборот.
С. БУНТМАН: Ну то есть это не напрямую, а просто они раньше озаботились, вовремя?
А. КУЗНЕЦОВ: Он ни одного дурного слова, он этих русских оборотней ещё в паре мест поминает.
С. БУНТМАН: Ну и немцев со своим адом — тоже, там, наверное, свои-то…
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, он никого не ругает, нет.
С. БУНТМАН: Вервольфы там есть, которые там занимаются.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот у него есть колдуны и ведьмы — вот они его враги, вот они, значит, тут…
С. БУНТМАН: Нет, я говорю, это интернационал там.
А. КУЗНЕЦОВ: Абсолютно.
С. БУНТМАН: Вервольфы, волколаки, ну, все, в общем-то.
А. КУЗНЕЦОВ: Он ничего не, ни против кого — показания он даёт, естественно, по-латышски, на латышском, и это видно, потому что в протоколе иногда, когда, значит, судьям хочется что-то уточнить, они прямо приводят его прямую речь, ну, то есть какое-то выражение на латышском, сам протокол, судя по всему, написан на немецком, в общем, полный в этом смысле интернационал. Ну хорошо. Ну, а вообще — чем, так сказать, на жизнь зарабатываешь? А я — вот когда я в человеческом обличье, я вроде что-то местного ветеринара и доктора, то есть народного целителя людей и животных. Так, сказали судьи, похоже, что мы не только без обеда, но ещё и без ужина: ещё одна статья наклёвывается, да? Занятия магией, незаконное врачевание.
С. БУНТМАН: Ну, а что, врач-то, он же — какая магия? Всё натурально! Он же против колдунов, ведьм, ведунов и всевозможных зелий, которые…
А. КУЗНЕЦОВ: Он так и сказал.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Он так и сказал — у него всё на абсолютно натуральном, не генно-модифицированном сырье, он может сертификаты представить, смотрите, лошадь заболела, да, что ты делаешь: берёшь пиво, нагреваешь его, потому что в тёплое пиво нужно особым образом заклятую соль бросить, добавить туда травки, вот которую он на лугах собирает, потом, значит, ты эту лошадь этим поишь, и лошадь выздоравливает. Для людей у него свои есть рецепты, например, как он утверждал, он эффективно сифилис лечит: не будем забывать, XVII век — это как раз чрезвычайно широкое распространение венерических заболеваний.
С. БУНТМАН: Ну да, чему способствовала Тридцатилетняя война и все её филиалы, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно, конечно. Читайте «Матушку Кураж и её дети» и другие произведения Бертольта Брехта, да, конечно, разумеется.
С. БУНТМАН: Да, а также «Потоп» и всё прочее.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, да, да. Вот, значит, но в любом случае у него присутствует соль и травки, вот, соль и травки, вот, это главные компоненты — пиво может быть, может не быть, там, это уже дело десятое. Ну что, значит, начинают опрашивать местных жителей, уж все забыли про этого несчастного клюквенника, который сидит на скамье подсудимых, которого собрались судить за церковную кражу — все занимаются только стариком Тиссом.
С. БУНТМАН: Да, отпустили бы клюквенника-то, просто вот — а ты ступай, ты…
А. КУЗНЕЦОВ: Да иди вообще, не до тебя, у нас тут видишь что творится?
С. БУНТМАН: Не до тебя, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, они говорят — да, а чего, мы все знаем, мы все знаем. И вы что, пользуетесь его услугами? Не, ну я-то не пользуюсь, говорит свидетель, а вот сосед мой — указывает на соседа — тот да. Сосед говорит — а что такого? Вот у меня, действительно, лошадь заболела — он мне помог, он мне зёрен дал заговорённых, лошадь поела и выздоровела. А она все зёрна съела, спрашивают судьи? Нет, не все. И где у тебя остатки зёрен? Да дома храню, что вы, кто ж такое, так сказать, ценное лекарство выбрасывает?
Короче, перед взглядом двух просвещённых асессоров проходит широчайшая панорама абсолютной деревенской дремучести, где какое-то подобие христианства, причём надо ж понимать этих людей — у них то немцы, то поляки, то шведы, то русские: у них в головах это христианство — ну вот, вот Христос, вот Богородица, всего остального они, скорее всего, вообще не понимают, да, что там, чем, как отличается, но самое главное — что, конечно же, у них мощнейший пласт их собственных дохристианских верований.
Суд сказал — ну, мы такое сложное дело не можем решить, мы что, мы же окружной суд. Да, кстати, Андрей, покажите нам, пожалуйста, изображение Мариенбурга, того самого Мариенбурга, откуда был крестьянин, который вот такую вот нехорошую, так сказать, нехороший поворот в судьбе нашего героя совершил…
С. БУНТМАН: Так он издалека пришёл, это — это тот Мариенбург?
А. КУЗНЕЦОВ: Да — Мариенбург это север, нет, это не немецкий, это местный, значит, Мариенбург.
С. БУНТМАН: А это Мариенбург тамошний, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Тамошний, и этот Мариенбург — остаётся всего десять лет до того, как он начнёт прославляться, потому что в 1702 году, во время уже начавшейся Северной войны, этот самый Мариенбург возьмёт штурмом армия под командованием Бориса Петровича Шереметева, и среди пленных будет захвачен замечательный — замечательный дядька, местный просветитель, пастор Глюк — человек, который, ну, я надеюсь, что ему в Латвии стоят памятники, потому что он, по сути, родоначальник латышского Просвещения, он…
С. БУНТМАН: Да, пастор Глюк, да!
А. КУЗНЕЦОВ: Он первый перевёл Библию на латышский язык, он создал первые школы, в которых преподавание велось на латышском языке, но вот попал к русским в плен, а вместе с ним попалась его то ли воспитанница, то ли служанка, то ли и то и другое в одном лице, по имени Марта Скавронская. На неё положил глаз Борис Петрович Шереметев, у Бориса Петровича её отнял Александр Данилович Меншиков, ну и на Александра Даниловича, как мы знаем, нашлась управа, да, и в конечном итоге Марта из Мариенбурга стала российской императрицей Екатериной I, да?
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Покажите нам, Андрей, пожалуйста, средневековую гравюру, мы её уже показывали в передаче о Жане Гренье — это знаменитая, может быть, самая знаменитая гравюра на эту тему: это Кранах-старший, вот так изображали классического оборотня, вот он ворвался в дом, похитил ребёнка в полуволчьем-получеловечьем обличье, сейчас вот он этого ребёнка собирается сожрать. Перед судом предстала совершенно иная картина, да: рыцарь добра, воин света, который, рискуя своей шкурой в прямом и в переносном смысле, стоит за человечество перед силами ада. Суд сказал — нет, мы просто окружной суд, мы это решить не можем, надо обращаться в Дерпт, нынешний Тарту, да?
С. БУНТМАН: Тарту, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Нужно обращаться в высокий суд, Hochgerichte, значит, но оттуда судья должен из Швеции приехать, поэтому мы это дело откладываем, ты, Тисс, никуда не уходи, пожалуйста, ежели господь тебя не приберёт, так сказать, за тобой будет господин пастор приглядывать. Да, надо сказать, что на каком-то этапе Тисса начали воспитывать прямо в суде, вызвали пастора — а скорее всего, пастор, я думаю, среди зрителей с самого начала находился, церковь-то ему не чужая, которую обнесли, да?
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Он, скорее всего, тут и сидел. И пастор сказал: да я знаю этого старика, его тут уважают вроде как, и да, ну вот говорят, что вот он такой человек необычных способностей, он не исповедуется и вообще в церкви я его практически не вижу, и судьи начинают его уговаривать: старичок, ты скоро богу душу отдашь, ты переходи окончательно на сторону света, вот пусть господин пастор… Но тут старик проявил, надо сказать, недюжинное упрямство, он говорит: я и так на стороне света, отлезьте, а что господин пастор — нет, господин пастор хороший человек, я ничего против него не имею, но понимаете, я уже старый, мне поздно учиться новому. Новому — это он имеет в виду вот классическое христианство, такое, как в церкви.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Всё, что говорит господин пастор — это правильно, кроме одного: мы не адские слуги, мы наоборот, мы слуги света, мы гончие господи, а так я господину пастору ничего. В общем, передали его под надзор господина пастора, прошло больше года, и в конце уже девяносто второго года, 31 октября, специально приехавший из Тарту — в результате из Швеции так никого и не дождались, ну то есть из Дерпта, конечно — специально приехавший судья высокого суда, Херманн Георг фон Траутфеттер вместе с этими двумя судьями из прежнего состава вынес своё решение, видимо, заочно: как я понимаю, старика туда не тягали. «В официально опубликованном допросе жителя Кальтенбрунна по имени Тисс, касающемся ликантропии», — превращения в волка.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: «А также совершения других возмутительных и строго запрещённых правонарушений, королевский окружной суд, основываясь на устных показаниях обвиняемого, которые были заслушаны судом, и на том, что было ясно установлено назначенным судом, установил следующее: как ясно показал обвиняемый, в течение многих лет он проявлял себя как оборотень. Он бывал в аду, в составе групп лиц воровал скот у крестьян и помогал совершать другие действия такого же рода. Суд полагает, что это следует рассматривать как дьявольское наваждение», — то есть суд ему не поверил.
«Ни увещевания суда, ни трогательная речь герра пастора из Юргенсбурга не побудили обвиняемого отказаться от этих деяний, и он не сдержал клятву, которую ранее дал местным властям», — это, видимо, первый суд имеется в виду. — «Он не внял святому слову, произнесённому господином пастором, и не явился, чтобы принять святое причастие. Поскольку он произносил всевозможные пророчества и благословения, строго запрещённые высшими божественными и светскими властями, тем самым сильно согрешая против самого себя и других, которых он ввёл в суеверие, справедливо рассмотреть и наказать его по всей строгости закона за его действительно тяжкие и досадные проступки, подвергнуть его заслуженному наказанию и превратить его в объект всеобщего отвращения путём публичной порки».
С. БУНТМАН: Да что ты.
А. КУЗНЕЦОВ: «Однако, ввиду его преклонного возраста, только двадцать пар ударов будет нанесено рукой палача из Лембурга перед собранием крестьян в приходе, а герр пастор объяснит положения приговора, расскажет о преступлении этого злоумышленника собравшимся, чтобы предостеречь других от такого же отвратительного и наказуемого поведения и предостеречь их от суеверий. После этого обвиняемый будет приговорён к вечному изгнанию из страны».
Мы ничего не знаем о том, как сложилась его дальнейшая судьба. В приговоре было сказано, что насчёт изгнания ещё должен утвердить шведский судья, когда он прибудет. Может быть, старик просто не дожил до этого изгнания. Мы не знаем. А может быть, на это изгнание плюнули. А может быть, и изгнали. Пройдёт буквально несколько лет, начнётся Северная война, которая будет активно идти в этих местах. У господина судьи высокого суда, Траутфеттера, будет два сына. Один из них будет служить в шведской армии всю жизнь, дослужится до генерала-лейтенанта. А другой офицером на переволочной попадёт в русский плен, перейдёт на русскую службу и станет генерал-майором русской службы, подполковником конной гвардии, одним из создателей конных гвардейских войск.
С. БУНТМАН: Гвардейского? Ух ты?!
А. КУЗНЕЦОВ: Пройдёт некоторое время, и его непрямой потомок, Рудольф Эрнестович Траутфеттер, видный российский ботаник в середине XIX века, станет ректором киевского университета, а потом директором петербургского ботанического сада. Под этой же фамилией, Траутфеттер.
Процесс Тисса будет забыт. Будет пылиться в архиве криминальных актов. Пока в двадцатые годы уже XX века на него не обратит внимание крупный учёный Герман фон Брюнинг. Немец, из прибалтийских немцев. Он был при этом большим патриотом Латвии, большим энтузиастом пересмотра вот этого пренебрежительного отношения к латышам, которое среди многих немцев-аристократов по-прежнему сохранялось. Всячески воевал с этими предрассудками. И вот, он раскопал эти бумаги, опубликовал стенограмму процесса, для того чтобы показать: вот смотрите, вот эти самые неграмотные люди, а сколько добра в их душах. Вы чуть что, как оборотень, так его огнём жечь. Вот он, дьявольское отродье! А тут смотрите, тут как бы оборотень, то есть человек, который находится в теснейшем контакте с природой, он видит себя на стороне добра.
И всё бы, может быть, и было бы хорошо, но не то время: двадцатые годы XX века. На эту историю обращает внимание такой персонаж, как Отто Хёфлер. Отто Хёфлер был не просто учёным-нацистом. Многие учёные становились нацистами ради карьеры, ради всякой государственной поддержки, просто из страха. Хёфлер был абсолютно идейный. Вот он глубоко верил: да, торжество арийской расы, да, мы арийцы, мы древняя аристократия Европы. Ровно за полгода до того, как было опубликовано это самое судебное дело, он закончил диссертацию. И диссертация его была посвящена тому, что у древних немцев, у древних германцев, у арийцев, важнейшую роль в их жизни играли так называемые мэннербунды, мужские союзы.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот это сообщество оборотней — ну и что, что они латышские, он же не отрицает, что были и немецкие. А кроме того, а что, латыши — северный народ. Чем нам не подходит? И вот якобы эти оборотни — это вот такой мужской союз. Вот такой мэннербунд. И опять же, смотрите, оборотни-оборотни. Вот это ваше хлипкое, хилое католичество их обозвало слугами сатаны, а на самом-то деле они настоящие рыцари света.
Но всё вернулось после Второй мировой войны в нормальное русло. Покажите нам, Андрей, пожалуйста, сначала фотографию очень пожилого джентльмена. Это и будет Хёфлер. Вот он, профессор мюнхенского университета, где-то в шестидесятые на этой фотографии, продолжает свои учёные штудии. А эту тему подхватил другой, на этот раз совершенно светлый учёный, Карло Гинзбург. Он жив. Хотя он уже очень-очень немолодой человек. Покажите нам, Андрей, пожалуйста, его фотографию. Карло Гинзбург, близкий приятель и знакомец Умберто Эко, профессиональный историк из Италии, из итальянско-еврейской семьи. Он занимался в том числе различными верованиями в регионе Фриули. Это северо-восточная Италия.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот там он обратил внимание на существование в Новое время ритуала, который называется бенанданти. Ритуал этот заключается в том, что крестьяне, в основном мужчины, но могут и женщины, входят в состояние транса. И как они сами уверены, в этом состоянии они превращаются в неких животных. Совершенно не обязательно в волков.
С. БУНТМАН: Так.
А. КУЗНЕЦОВ: Обычно, как я понимаю, не в волков. И в этом состоянии они тоже выполняют вот такую защитительную работу. Они, став зверями, защищают урожай и делают так, чтобы он был хорошим. И соответственно, Гинзбург начинает искать параллели. Потом к нему подключаются другие учёные, которые находят, например, некие схожие верования у крестьян Венгрии. И начинает выстраиваться концепция вот такого вот альтернативного прочтения оборотничества. Так что, насколько я понимаю, сейчас в науке это не магистральная, конечно, но такая вот интересная разрабатываемая тема.
С. БУНТМАН: Да. Это очень интересно. Потому что это и в восточной Франции, ещё Бургундия. Ну, Литва — это по другой области. Но это очень интересно.
А. КУЗНЕЦОВ: Хочется в заключение сказать благодарственные слова, во-первых, судьям.
С. БУНТМАН: Молодцы!
А. КУЗНЕЦОВ: Которые вместо того, чтобы немедленно старичка просто изжарить, чтобы другим неповадно было.
С. БУНТМАН: Так, спасибо, следующий свидетель.
А. КУЗНЕЦОВ: Да-да-да. Они начали задавать все эти вопросы. И, конечно, архивам, которые всё это сохранили.
С. БУНТМАН: Это прекрасно, это замечательно. Потому что действительно, они ему задавали толковые вопросы. По сути дела. По технологии они ему задавали вопросы.
А. КУЗНЕЦОВ: Они действительно пытались установить истину. Что и призван делать суд.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Оборотни, не оборотни — вы, товарищи, работайте. Работайте, и всё у вас получится.