Джордж Фрост Кеннан (1904−2005) — дипломат с большим опытом; с юности интересовался Россией, изучал русский язык и неплохо на нём говорил, в 1930-е участвовал в создании в СССР американского посольства. В 1941 г. высказывался за помощь США Советскому Союзу и расширение ленд-лиза. В 1944 г. стал министром-советником Посольства США в Москве, фактически заместителем посла и жил в советской столице до апреля 1946 г. В число его обязанностей входили аналитические записки и отчёты о политике СССР. В 1951 г. Кеннан получил пост посла и вернулся в Москву, но ненадолго — в сентябре 1952 г. был выдворен из-за критического заявления об СССР на пресс-конференции в Берлине. Впоследствии стал влиятельным экспертом-советологом.
Автор «длинной телеграммы»
22 февраля 1946 г. Джордж Фрост Кеннан, советник американского посольства в Москве, отправил в Вашингтон знаменитую «длинную телеграмму». Этот документ стал фундаментом американской стратегии «сдерживания» коммунизма и «доктрины Трумэна». Кеннан рекомендовал США «вооружиться политикой твёрдого сдерживания, предназначенного противостоять русским несокрушимой контрсилой в каждой точке, где они выразят намерение посягнуть на интересы мирного и стабильного мира». Кеннан пришёл к выводу, что советское руководство убеждено — с «антагонистическим капиталистическим окружением» мирное сосуществование невозможно, и готовится к масштабной битве капитализма и коммунизма. Для Штатов было важно остановить экспансию СССР, особенно в Европе.
Телеграмма и её последующее широкое обсуждение в американской прессе способствовали изменению общественного мнения и внешней политики Штатов. Советский Союз окончательно стал восприниматься как противник, а Кеннан вошёл в историю как один из «архитекторов холодной войны». Правда, здесь нужно сделать оговорку: Кеннан предлагал экономическое и политическое сдерживание, подкреплённое демонстрацией силы, а не военное противостояние, к которому США фактически перешли несколько лет спустя в Корее. Выступал он и против создания блока НАТО. Зато участвовал в разработке «плана Маршалла» — экономического рычага, с помощью которого коммунизм сдерживали в Европе.
Джордж Кеннан, по своим убеждениям антикоммунист, никогда не был фанатиком и не перекладывал всю ответственность за обострение международных отношений на СССР. К примеру, он признавал, что за начало атомной гонки отвечают Штаты: «Мы первые создали и провели испытания такого устройства, (…) мы отклонили всякие предложения отказаться в принципе от применения ядерного оружия первыми, и мы одни — да простит нам бог — употребили это оружие против десятков тысяч беззащитных мирных граждан». Его идея сдерживания — попытка найти компромисс между бездействием и войной. Кеннан ещё в 1945 г. говорил об СССР и США: «Будущее наших отношений кажется мне безнадёжным». Советский Союз не чувствовал себя в безопасности, а Штаты не могли не считаться с советской политикой, нацеленной на экспорт коммунизма. В этой ситуации Кеннан видел лучшую стратегию в том, чтобы отстаивать свои интересы без войны, но жёстко (советская власть, говорил он, «будучи невосприимчивой к логике разума, очень чувствительна к логике силы»).
«Россия, интересная мне больше, чем что-либо другое в мире…»
По-настоящему понять содержание политики сдерживания, которую предлагал Кеннан, но которую в конце 1940-х Вашингтон, к сожалению, отверг, можно только с учётом его взглядов на Россию и русский народ. Кеннан не был русофобом. Даже наоборот. Он всегда чётко отделял советскую власть от народа. Партийная политика, сообщал он в «длинной телеграмме», «не представляет собой естественное мировоззрение русского народа». «Последний в целом дружественно настроен к внешнему миру, стремится познакомиться с его опытом, сравниться с ним своими талантами, которым он обладает, стремится превыше всего жить в мире и наслаждаться плодами своего труда», — писал дипломат.
Подлинное отношение Кеннана к России становится ясным из его дневников. Советник вёл их для себя, когда работал в посольстве, и не предполагал публикации. Россия представляла для него далеко не только рабочий интерес. В выходные Кеннан разъезжал по московским пригородам, чтобы ближе познакомиться с советским бытом, увидеть его дореволюционные черты, осмотреть разрушенные церкви, пообщаться с обычными людьми и составить мнение об их жизни. Кеннан: «За пределами маленького оазиса нашей дипломатической колонии простирается всё ещё захватывающая и притягательная земля — Россия, интересная мне больше, чем что-либо другое в мире». В июне 1945 г. Кеннан предпринял двухнедельное путешествие в Сибирь.
На обратном пути он писал в дневнике: «Было понятно, что здесь, (…) на бескрайней равнине, вне всякого сомнения живёт один из величайших народов мира: талантливый отзывчивый народ, который может перенять и обогатить все формы человеческого опыта; народ, поразительно терпимый к жестокости и халатности, но великолепно осознающий этические ценности; сильный и богатый народ, очень выносливый и живучий; глубоко убеждённый в том, что ему предназначено сыграть прогрессивную и благотворную роль в мировых делах, и готовый начать это делать. (…)
Иностранец… видит героизм русского народа и лишения, которые он претерпевает: молодёжь работает по 12 часов в сутки без удобств и передышки, люди средних лет не помнят ни мира, ни ощущения безопасности и давно уже не ждут ничего от будущего, вдовы и калеки-ветераны, перенаселённые дома, пустые шкафы, поношенная одежда, жалкие подобия удобства и комфорта — и при этом мечты, надежды, неудержимая вера в будущее? Может показаться, что именно этот талантливый и привлекательный народ (…) как ни один великий народ в истории готов к построению справедливого рационального общества».
Кеннан задумался, как мог бы он (и вообще иностранцы) помочь русскому народу преодолеть тяготы, выпавшие на его долю, и избавиться от тоталитаризма. Его выводы оказались безрадостны: «Факты таковы, что помочь русскому народу нельзя. Когда народ оказывается в тисках жестокого авторитарного режима, который не остановится ни перед чем, никто другой не в силах ему помочь. Подарки для народа можно делать только режиму, который немедленно использует их как средство укрепления собственной мощи».
Ещё хуже, по мнению Кеннана, было бы наносить Советскому Союзу урон какими-либо тяжёлыми санкциями: «Удары, направленные против режима самого по себе, никак не помогут народу, которым он управляет. От таких ударов он быстро уворачивается, и они достаются людям, а режим, дыша сочувствием и негодованием, раз за разом выдаёт себя за защитника благородного народа от жестокого мира, который отказывается его понимать. (…) Другими словами, благонамеренный иностранец не может помочь русскому народу; он может помочь только Кремлю. И, напротив, он не может навредить Кремлю; он может навредить только русскому народу. Вот как работает эта система».
Таким образом, за «сдерживанием» Кеннан предполагал не просто отстаивание американских интересов, но и терпение в отношении России. В послевоенной Москве и других городах он видел, как коммунизм теряет свою притягательность в народе, как утрачивается эмоциональная связь людей и партийной доктрины. Самым лучшим в этих условиях Кеннан считал «не помогать и не вредить», «оставить русский народ (…) строить свою судьбу самостоятельно». В конечном счёте он сочувствовал русским, относился к России с дружелюбием, верил в неё… и в счастливый случай. Быть может, думал Кеннан, советский строй развалится, в истории и не такое бывало. И оказался прав.
После распада СССР Кеннан рекомендовал Штатам не мешать России строить демократическое общество и сближаться с внешним миром. Он резко критиковал расширение НАТО 1999 г. и сожалел, что эта катастрофическая ошибка вновь привела к враждебным настроениям между Россией и Западом.