«Бешеный Гойя»
«Фантазия, лишённая разума, рождает чудовищ; а в соединении с разумом она — мать искусства и источник его чудес», — утверждал один из самых гениальных и загадочных художников Испании Франсиско Гойя. Он был сыном владельца крохотной позолотной мастерской из небольшой испанской деревушки Фуэндетодос. Азы живописного мастерства юноша постигал у одного из художников Сарагосы. Вступительные экзамены в Королевскую академию живописи в Мадриде он дважды провалил и около 1766 года поступил учиться к придворному художнику, своему земляку Франсиско Байеу. Три года, проведённые в мастерской Байеу, оказали существенное влияние и на карьеру Гойи, и на его личную жизнь. Сестра Байеу стала супругой Гойи, а сам наставник всю жизнь помогал родственнику в получении престижных и высокооплачиваемых заказов. Однако брак, заключённый по расчёту, оказался несчастливым. Хосефа, женщина крутого нрава, не изъявила желания мириться с бесконечными любовными похождениями мужа. Франсиско же непрестанно давал поводы для сплетен. Его даже прозвали «бешеный Гойя». Однажды, например, он воспылал страстью к монахине. Под покровом ночи он пробрался в монастырь и был застигнут на месте преступления. Лишь заступничество высокопоставленного покровителя спасло жизнь любвеобильному Франсиско.
Вскоре мастерская Байеу стала тесной для таланта Гойи. Тогда живописец отправился в Италию, место паломничества и ученичества молодых художников. И снова не обошлось без авантюр. Чтобы добраться от Сарагосы до Рима, 23-летний Франсиско присоединился к группе матадоров и сам не раз участвовал в корриде. А в Риме, научившись трюкам уличных акробатов, он взобрался на купол собора Святого Петра с целью нацарапать на нём свои инициалы.
Первый живописец короля
Получив вторую премию на конкурсе Пармской академии, Гойя вернулся в Сарагосу. В 1773-м он перебрался в Мадрид, где стал получать заказы на изготовление эскизов для Королевской обойной мануфактуры. За 7 лет художник создал свыше полусотни ярких и причудливых панно для ковров. Шаг за шагом Гойя продвигался вверх по карьерной лестнице. В 1780-м его избрали членом Академии Сан-Фернандо, той самой, куда в юности он безуспешно пытался поступить. А после написания портрета первого министра, графа Флоридабланки, у Гойи появились выгодные знакомства в высшем обществе. В аристократических кругах он стал признанным портретистом, а затем — королевским художником.
Героини полотен Франсиско — решительные и страстные женщины, неизвестные простолюдинки и надменные аристократки. К последним относилась герцогиня Каэтана Альба, которая стала возлюбленной художника. Обладая необыкновенной работоспособностью, Гойя творил даже ночью, при свете свечей, которые он прикреплял к полям шляпы. Жизнь живописца текла как по маслу. «Я никому не прислуживаюсь. Я завален заказами…», — писал он.
«Дом глухого»
Но, как известно, счастье скоротечно. Работа над многочисленными портретами и картонами для шпалер не оставляла времени для выполнения собственных творческих задумок. Гойя стал мрачным и несдержанным: «Порой я так взволнован, что не могу сам себя переносить». К тому же художника мучили частые приступы головной боли, настолько сильные, что почти два года он не рисовал. Однако страшнее всего была потеря слуха. Для 50-летнего Франсиско, любителя шумных праздников и музыки, это стало страшным потрясением. Как только Гойя снова смог взять в руку кисть, он написал картины о народных гуляньях: «Карнавал», «Деревенская коррида». Тогда же в его работах появилась тема людских пороков: жестокости, фанатизма, самовлюблённости. Даже коронованных особ художник изображал без лести. Взгляд Гойи на мир изменился, стал пессимистичнее. Вокруг его серии офортов «Капричос» до сих пор не умолкают споры искусствоведов. Одни считают «Причуды» злой сатирой, другие — шуткой, третьи — болезненными фантазиями художника.
После женитьбы сына и смерти супруги постаревший Гойя перебрался в загородный особняк, который вскоре стали называть «Домом глухого». Стены живописец расписал жуткими фресками, словно вытащив из подсознания свои самые мрачные идеи.
Гойя прожил 82 года и до последних дней продолжал рисовать. После его смерти литератор Теофиль Готье написал: «Здесь почивает старое доброе испанское искусство, безвозвратно ушедший мир отважных тореадоров, истинных мачо и очаровательных манолас, мир злодеев и ведьм — одним словом, весь богатейший фольклор Испании…».