С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы начинаем очередное заседание нашего суда, а также следственного комитета имени Кузнецова. Сегодня очень серьёзное дело, которое имеет несколько аспектов, в том числе два очень важных: это и само по себе жуткое убийство, а также параллельное расследование, плюс ещё появление целого явления и в литературе, и в журналистике. Так что здесь мы сегодня будем с разных сторон рассматривать эту вещь.
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер! Я хотел сказать, что, наверное, можно было с этой передачей подождать полгодика, потому что она была бы достаточно хороша в юбилейном смысле и под конец августа, и под конец сентября, потому что в конце сентября Трумену Гарсии Капоте исполнилось бы 100 лет, а в конце августа, значит…
С. БУНТМАН: 30-го он, по-моему, родился, да?
А. КУЗНЕЦОВ: 30 сентября, совершенно верно, 1924 года он родился в Новом Орлеане. А 25 августа 1984 года, месяц не дожив до своего шестидесятилетия, он скончался — как я понимаю, основной причиной его ранней смерти был цирроз печени. Известно, что он злоупотреблял алкоголем — ну, это, к сожалению, судьба и болезнь не одного и не десяти талантливых людей из мира искусства и литературы, что же, ничего с этим не поделаешь. Но даже за свою, в общем, недолгую жизнь он успел в литературе — особенно в американской литературе, вопреки распространённому у нас убеждению, очень богатой на ярких писателей, — оставить след, его ни с чем его не перепутаешь, что называется. Но я подумал, что в нашей ситуации тянуть не надо. Давно хотелось сделать эту тему, и какая разница, в конце концов, ближе к юбилею, там, дальше от юбилея.
Думаю, что ничего страшного, если мы сейчас перенесёмся в США, на Великие равнины, это штат Канзас, и я сегодня подумал, что в отличие от почти всей информации, которая хранится в моей несчастной голове, я очень хорошо помню, при каких обстоятельствах я впервые услышал название «Канзас» и узнал о существовании…
С. БУНТМАН: Ну я думаю, многие из нас, если не подавляющее большинство.
А. КУЗНЕЦОВ: Скорее всего!
С. БУНТМАН: «Волшебник Изумрудного города».
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно. Для людей наших поколений, безусловно, самым естественным образом, там, в 1960—1970 годы было узнать о существовании Канзаса, потому что любимая наша книжка, одна из любимых наших книжек, начинается фразой: «Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Её отец, фермер Джон, целый день работал в поле, а мать Анна хлопотала по хозяйству». Ну, вот мы и переносимся в эту самую обширную, можно сказать, бескрайнюю канзасскую степь, где хлопочет по хозяйству большая фермерская семья. Ну, хлопочут — прямо скажем — в первую очередь, конечно же, наёмные работники, потому что это нормальная капиталистическая большая успешная ферма.
Вот, значит, Гарден Сити сам по себе — городок небольшой. Я посмотрел по данным переписи 2020 года, вот, недавней, да? Там проживает около 30 тыс. человек, значит, тогда он, очевидно, был ещё меньше. Городок находится прямо на берегах одной из крупнейших рек Соединённых Штатов, реки Арканзас, которая протекает через четыре штата, в том числе через Канзас и Арканзас.
Неподалёку от вот этого самого Гарден Сити находится небольшой посёлок Холкомб, тоже вот по состоянию на три года назад в нём проживали чуть более 2 тыс. человек, в основном люди, так или иначе связанные с сельским хозяйством.
Сейчас нам наши режиссёры показывают картинку с видом на ту самую ферму, на которой всё происходило. На переднем плане какие-то, соответственно, постройки хозяйственного назначения. Чуть в глубине находится такой очень уютный, довольно большой и просторный фермерский дом.
С. БУНТМАН: Такое кулацкое хозяйство. Вполне.
А. КУЗНЕЦОВ: Причём я бы сказал, оно кулацкое по социальной сути, а по производительным возможностям — среднепомещичье, потому что на самом деле фермер — сейчас я перейду к составу семьи — является крупным производителем пшеницы, одним из крупнейших в своём графстве Финни, где всё это происходит — ну или в округе Финни, как у нас иногда переводят. Округ, наверное, правильнее. Это действительно состоятельный человек, что и послужило, к сожалению, главной и единственной причиной той страшной судьбы, которая его ждала.
Ну, а что, собственно, произошло? 15 ноября 1959 года, в ночь с 14-го на 15-е, четыре человека — сейчас ребята нам дадут, попросим их дать нам третью фотографию: вот, вы видите на этой фотографии…
Такая абсолютно счастливая американская семья: молодой ещё достаточно муж, на три года его моложе жена, четверо детей. Две старшие девочки — одна сидит с книжкой в кресле, а другая расположилась на полу перед журнальным столиком. Вот эти две девочки к моменту описываемых событий, к ноябрю 1959 года, были уже взрослыми, они уже закончили школу и, соответственно, по американской традиции уехали учиться в другие города, их дома не было, это спасло им, собственно, жизнь.
Собственно, перед нами семья Клаттеров, фермера Клаттера, глава семьи Херберт, на момент смерти ему 48 лет, его жене, которую звали Бонни, — 45, третья и самая младшая из их дочерей Нэнси — ей 16 лет, и их единственный сын, последний ребёнок в семье, Кеньон, ему на момент смерти 15 лет только-только исполнилось.
Они утром с соседями, которые зашли за ними, чтобы вместе идти в церковь, потому что был воскресный день, а Канзас — штат в основном очень религиозных людей, ну и по крайней мере, там, уж не знаю, не скажу за штат Канзас, но семья была религиозная, они были постоянными, активными членами методистской общины. Методисты — это одна из самых массовых деноминаций в протестантских Соединённых Штатах. Дети активно участвовали в различных организациях при этой церкви.
Когда соседи зашли в дом, их глазам предстала совершенно жуткая картина. По всему дому — и на первом, и на втором этаже — были найдены бездыханные тела двух убитых детей и двух убитых взрослых. Все четверо были убиты однотипно: выстрелом дробовика в голову. Но были, как говорится, некоторые различия, бросавшиеся в глаза. Например, у трёх жертв… У всех четырёх жертв руки были связаны клейкой лентой, скотчем — у кого-то, значит, спереди, у кого-то за спиной, — но у трёх жертв во ртах были кляпы, у взрослых и у юноши, а вот у девушки кляпа не было. Все четыре жертвы были убиты выстрелами в голову из дробовика, но у мужчины к тому же было чем-то острым перерезано горло.
Прибыла, естественно, на место полиция — начали искать самого разного рода следы. Не было обнаружено ни отпечатков пальцев… Вообще из отпечатков нашли два отпечатка ног, причём сразу стало понятно, что это отпечатки, принадлежащие разным людям. Ну, и довольно быстро установили, что никому из членов семьи эти отпечатки не принадлежали.
С. БУНТМАН: То есть следы подошвы были?
А. КУЗНЕЦОВ: Отпечатки подошв, да. Из этого сразу возникла версия, что убийц было как минимум двое, но могло быть и больше. Значит, полиция сразу столкнулась с тем, что, ну, мягко говоря, не очень понятно было, в чём мотив убийства: это одно из тех дел, когда можно предполагать разные вещи, но в пользу ни одного из этих предположений, в общем, ничего как бы, что называется, в глаза не бросается. Судите сами.
Значит, что касается напрашивающегося мотива — ограбления. Да, в доме был обнаружен некоторый беспорядок, но не такой, который обычно бывает, когда упорно, старательно ищут деньги, драгоценности, какие-то ценные бумаги, когда выбрасываются ящики из шкафов и из письменных столов, переворачиваются корзины с мусором, постельное бельё вываливается из шкафов. Нет, скорее тот беспорядок, по которому совершенно явно, что людей — жертв — видимо, пока они ещё были живыми, — по дому перемещали. В некоторых помещениях, где тел не было, были тем не менее обнаружены явные совершенно следы, что там происходила какая-то борьба.
Когда начали опрашивать соседей — а это же, ну, по сути сельская местность, плюс это 1950-е годы, время, когда ещё достаточно распространено, что люди друг к другу ходят в гости, дети постоянно, как говорится, зависают друг у друга после школы, тем более что девочка убитая была очень общительной. Она, все говорили, вот она такая чудесная: мало того, что она сама отличница, на одни пятёрки (ну, в американской школе это А, да) учится, она ещё всем помогает, играет в школьном оркестре на кларнете, всем соседкам помогала, кто музыкой занимается, с их музыкальными занятиями. То есть в доме явно совершенно бывало много народу, бывали соседи.
С. БУНТМАН: А соседи… Далеко до соседей там?
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это такое большое село на наши деньги. То есть всё на расстоянии, в общем, пешком дойти можно.
С. БУНТМАН: А сзади поля?
А. КУЗНЕЦОВ: Поля и речка. Ферма находится, я так понимаю, некоторые земли находятся прямо на надпойменных террасах реки Арканзас. Название фермы, если не ошибаюсь, что-то вроде «river farm»… «River Valley», по-моему — «Ферма речной долины», что-то в этом роде.
Соседи посмотрели, огляделись, говорят: да нет, в общем, как-то ничего особенно ценного не пропало, не тронуто. Потом выяснится, что действительно (я уж сразу скажу) мотивом всё-таки было ограбление, но преступников не ждала никакая добыча: всё, что они смогли найти, — это 43 доллара, причём они были в кошельках, в портмоне — они вывернули портмоне хозяина, они вывернули, значит, кошелёчек девушки. Ну, вот собрали буквально, там, по доллару, по пять — вот они собрали эту сумму в 43 доллара. И они утянули две вещи: значит, принадлежавший мальчишке портативный радиопередатчик walkie-talkie… Он среди прочих своих увлечений — он тоже хорошо учился, тоже был подающим надежды молодым человеком, — он увлекался среди всего прочего охотой, я думаю, что этот передатчик ему нужен был для этого: когда он куда-то на охоту уходил, возможно, он с собой брал. Я знаю, что многие охотники этим пользуются. И утянули фотоаппарат, принадлежавший главе семьи, — вот, собственно, вся их добыча. То есть, там, долларов на 70−80 они утянули — тогдашних, сейчас, не знаю, две сотни, наверное, будет.
Другой мотив, который, естественно, в таких случаях проверяется: а не было ли это местью. Тем более что у главы семьи перерезано горло, хотя явно у, значит, налётчиков было огнестрельное оружие, которым они тоже пользовались, но вот почему-то здесь ещё и такое. По этому поводу изучались связи, опрашивались соседи, отдельно отрабатывался вариант, не было ли какого-то бизнес-конфликта, не увольнял ли он кого-то из работников в последнее время при таких обстоятельствах, что человек мог затаить лютую злобу, и так далее. Ничего такого полиция не обнаружила.
Проверялись, естественно, семейно-родственные связи, проверялось, нет ли каких-то там наследников особенно нетерпеливых. Ну, то есть полиция делала классическую работу в условиях, когда очевидной версии не напрашивается.
Тем временем газеты — вот сейчас ребята дадут нам, значит, очередную картинку, где как раз изображена местная газета The Lincoln Star, где на первой странице — огромный заголовок «Семья из четырёх человек на ферме обнаружена убитой». И на протяжении всех последующих дней и недель к этому делу будет приковано пристальное внимание, потому что — не скажу, чтобы не случались кровавые преступления в тамошней местности… Я вот, например, встретил упоминание о том, что за, там, несколько лет до окончания своей карьеры человек, который будет старшим полицейским начальником в расследовании этого дела Дьюи, — значит, он и его сотрудники раскрыли четырнадцать из шестнадцати совершённых за год умышленных убийств. То есть более одного убийства в месяц происходило. Но это, прямо скажем, ну, нельзя сказать, что это район такой уж особенно криминально опасный, да? По американским меркам — ну, в общем, насилия там немало — по американским меркам это более или менее спокойная территория… Поэтому, конечно, газеты — тем более убита семья, убиты дети, да ещё таким способом, из дробовика в голову, — газеты, конечно, за этим следили.
И, собственно говоря, Трумен Капоте заинтересовался этим делом именно, когда прочитал заметку. Он решил, что он поедет в Холкомб, начнёт интересоваться прямо по горячим следам обстоятельствами всего произошедшего. Он взял с собой свою верную подругу детства, ей ещё только предстояло прославиться на всю Америку и на весь — Харпер Ли, чей «Убить пересмешника» ещё только пишется, а ещё не опубликован.
С. БУНТМАН: Да, и ещё не поссорились вусмерть.
А. КУЗНЕЦОВ: И ещё они не поссорились — к сожалению, они не до конца его жизни будут оставаться друзьями, но тоже, что ж, ничего не поделаешь.
И вот, значит, если я правильно помню, у нас следующей должна быть фотография человека, выступающего с трибуны, — да, совершенно верно. Значит, на самом деле он на пресс-конференции выступает перед журналистами, как у американской полиции это принято. Это Элвин Дьюи, который является в этом деле старшим, как я сказал, полицейским начальником — он работник кавказского Канзасского бюро расследований, то есть он глава уголовного розыска штата.
С. БУНТМАН: А убийство на уровне штата, да, расследуется?
А. КУЗНЕЦОВ: Убийство, ну, расследует полиция округа, но, поскольку есть все основания предполагать, что убийцы залётные, как говорится, то есть они приехали откуда-то, то, конечно, подключена полиция всего штата. Ну и работники ФБР уже поглядывают в ту сторону, потому что, как мы помним хотя бы из фильма «Молчание ягнят», если один и тот же преступник подозревается в преступлениях, совершённых в нескольких разных штатах, то это основание для ФБР этим делом заняться. Но в данном случае фэбээровским агентам, что называется, практически ничего не светило. Я сказал — практически, потому что кое-что светило, но об этом чуть позже постараюсь успеть сказать.
Дьюи объявил — понятно, не из своего кармана, а согласовав это с начальством, — объявил о достаточно крупном вознаграждении, тысяча долларов. Ещё раз напоминаю: это не нынешняя тысяча долларов, это заметно больше — ну уж в два-то раза точно, — чем сейчас. Значит, за любую информацию, которая может пролить свет на это преступление. И один тюремный сиделец, отбывающий в одном, значит, пенитенциарном учреждении штата срок за какое-то там имущественное преступление типа кражи со взломом, сказал: знаете что? Я ничего не хочу сказать, но вот сидели тут два парня, которые не так давно освободились, и, вроде как, что-то такое обсуждалось, и про какую-то ферму разговоры были, и как-то они очень освобождения ждали с каким-то таким бодрым, что называется, настроем. Ну, в общем, понятно: связались с тюремными властями, начали выяснять, кто с кем сидел, кто с кем — кто в чём. И буквально, не прошло и двух месяцев с момента совершения преступления, под самый Новый год, 1960-й, соответственно, год — довольно далеко, в этом самом, господи… игорная столица Америки-то…
С. БУНТМАН: Лас-Вегас?
А. КУЗНЕЦОВ: В Лас-Вегасе, спасибо, Серёж. Совсем я стал плохой. Значит, в Лас-Вегасе были задержаны два человека. Полицейские агенты — не федералы, но работники канзасской полиции, — специально отправились в командировку, когда коллеги их известили, что вот ваши ребята здесь, и мы держим, значит, их под наблюдением. Они поехали и арестовали этих двух человек.
Перри Эдвард Смит: он старший в этой паре, он 1928 года рождения. Соответственно, ему за тридцать. Он такой немножко южной внешности, напоминающий, может быть, итальянца или, там, ещё кого-то из этой области, потому что он наполовину индеец: его мама индианка, а отец — предки из Европы, то ли из Голландии, то ли из Ирландии, семейные истории несколько расходятся. И Ричард Хикок: ему ещё нет тридцати, он 1931 года рождения. Вот эта вот парочка молодых людей с трудными биографиями — у Смита она особенно трудная: родители разошлись, мать пила, значит, из трёх его братьев и сестёр — у него был ещё один брат и две сестры — брат и сестра покончили с собой в молодом возрасте. Ну, то есть вот если есть на свете неблагополучные семьи, у него она очень неблагополучная.
Познакомились они, отбывая сроки каждый за своё. Значит, причём у обоих это были преступления, не связанные с насилием: один ограбил магазин, а потом сбежал из-под стражи, когда находился под предварительным следствием; второй тоже какую-то кражу со взломом осуществил. Они получили сроки, отбывали наказание в одной камере. Вот там они и задумали то, что потом совершили.
Тюрьма штата Канзас — Lansing Correctional Facility — расположена в местечке Ливенворт, которое знаменито в тюремном плане: там вообще-то находятся четыре, как говорят интеллигентные люди, крытки, и одна из них — это знаменитая федеральная тюрьма Ливенворт, которая стоит в одном ряду с Синг-Сингом, да, с Алькатрасом, то есть с такими знаменитыми пенитенциарными учреждениями. Смит и Хикок отбывали — поскольку они не федеральные преступления совершали, — в тюрьме штата, и вот там от одного подельника они услышали, что он до того, как, так сказать, впал в грех, работал на ферме у Клаттера, и у него сложилось впечатление, что фермер очень богатый: впечатление это было, надо сказать, правильным.
Но вот дальше у него сложилось неправильное впечатление, причём, не было установлено — то ли потому что работники об этом судачили, он слышал, то ли он сам придумал, ему хотелось авторитет какой-то в камере приподнять, такое часто бывает — ну, в общем, он как о факте своим молодым друзьям сказал: знаете, и вообще он часть своих денег держит в сейфе дома. У него дома сейф, и в этом сейфе не меньше десяти тысяч долларов. Никакого сейфа дома не было, более того — фермер все свои деньги держал в банке, расплачивался исключительно чеками, зарплату платил чеками, как порядочный человек, потому что он не хотел, чтобы о нём подумали, что он как-то там, значит, обманывает налоговое ведомство. И они ещё в тюрьме договорились, что кто первый выйдет, будет второго ждать, и дальше они наведаются к этому фермеру.
Как следовало из показаний, они ещё в тюрьме более или менее сошлись во мнении, что в таких делах свидетелей не оставляют. То есть они с самого начала готовились не просто к ограблению, а к тому, чтобы всю семью уложить. Ну, а дальше я, с вашего разрешения, приведу длинную цитату, потому что true crime, поскольку документальная литература — я буду просто цитировать внушительные куски из того, что суд первой инстанции, окружной суд округа Финни, который рассматривал это дело в марте 1960 года, что он счёл установленным по данному делу.
«Отбывая наказание в тюрьме штата Канзас по другому приговору, подсудимый Хикок поселился в камере с заключённым, который работал на Герберта Уэсли Клаттера, — это вот тот самый, который про сейф им рассказывал, — и у такого сокамерника сложилось впечатление, что Клаттер был богатым фермером, который держал в своём доме, расположенном неподалёку от Холкомба, штат Канзас, сейф с крупными суммами денег. Хикок разработал план, согласно которому он и его друг, после того, как его выпустят из тюрьмы, отправится в Холкомб, свяжет семью Клаттеров, ограбит сейф и не оставит свидетелей преступления. Через некоторое время после освобождения из тюрьмы Хикок написал подсудимому Смиту, находившемуся тогда в Неваде, сообщив, что у него есть «счёт». Двенадцатого…, — счёт взят в кавычки, то есть это условное, условное, кодовое слово. — 12 ноября 1959 года Смит приехал в Канзас, позвонил Хикоку, который работал в автомастерской. Они поработали над автомобилем Хикока, шевроле 1949 года выпуска, затем в субботу днём, 14 ноября, уехали из дома Хикока в Эджертоне, штат Канзас, в Холкомб, по пути на ферму Клаттера остановились, купили нейлоновую верёвку, двухдюймовую клейкую ленту, маленький перочинный нож, — клейкую ленту резать. Обо всём подумали, да, чтобы зубами не, не перекусывать, — и несколько пар резиновых перчаток. Около полуночи обвиняемые прибыли в Гарден Сити, остановились на заправочной станции, чтоб купить бензин».
Это всё важно, потому что это всё из свидетельств, это вот то, на основании чего присяжные принимали решение «виновны». Их видели на заправочной станции, их запомнили в магазине, где они покупали вот эти хозяйственные принадлежности, и так далее.
«Затем поехали в Холкомб, поднялись по переулку, ведущему к дому Клаттеров, который находился примерно в полумиле к западу от южной окраины этого города».
Вот ты спрашиваешь про расстояния, да? Полмили, то есть где-то, значит, порядка 800 метров к западу от окраины этого города
«Добравшись до этого места, заметили свет, расположенный в доме к юго-западу от главной резиденции, начали уходить, однако свет в доме арендатора погас прежде, — то есть они возможного свидетеля опасались. — Покидая Эджертон, Хикок положил в машину свой дробовик двенадцатого калибра, охотничий нож с восьмидюймовым лезвием, а также коробку патронов и охотничий жилет. После того, как они припарковались на подъездной дорожке, обвиняемые вошли в резиденцию Клаттеров через не запертую западную дверь, взяв с собой дробовик и охотничий нож».
Ну, я думаю, вы уже наслушались юридического текста. Значит, что они сделали? Они сначала — он спал, хозяин спал на первом этаже, они его связали и начали требовать показать сейф. Он им, естественно, и рад бы, да ничего показать не мог. Они поднялись на второй этаж, связали женщин и юношу. Ну, а дальше они их — довольно быстро поняв, что никаких больших денег в этом доме получить не удастся, — убили. Смит — а похоже, что он во всех четырёх случаях нажимал на курок, но его подельник Хикок во всех четырёх случаях ему подсвечивал фонариком. То есть по сути он такой же убийца, как и первый, да? Только он нажимал на кнопку фонарика, а не на спусковой крючок дробовика.
И Смит же перерезал горло фермеру. Зачем? Похоже, что это был просто всплеск ярости. Все, кто о психическом состоянии Смита давали показания, говорили, что он был подвержен таким вспышкам, поэтому, похоже, что, сочтя именно фермера виновным в том, что они не получили планируемых больших денег, он сначала ему горло перерезал, а затем добил. Затем они сели в машину и начали мотыляться по Америке.
Сначала Флорида, где в то время и совсем недалеко от того места, где они были, произошло похожее убийство. Тоже сельский дом, тоже семья из четырёх человек, двое родителей и двое совсем маленьких детей. Женщина изнасилована. В случае с фермерами Клаттерами следов сексуального насилия не было, хотя Смит показывал, что его напарник нацеливался на девушку, но я, говорит, ему не дал, потому что — ну, понятно, это риск дополнительный и всё прочее. А вот там было.
Пройдёт много лет уже, в начале нашего тысячелетия будет произведена эксгумация останков вот этих двух казнённых на предмет сравнения, получения ДНК и сравнения с хранившимся из того, флоридского дела образцами спермы. Эксперты дали уклончивый отчет. Точнее, не уклончивый, а они сказали — плохо сохранились образцы, и мы не можем ни утвердительно, ни отрицательно ничего ответить. То есть по тому делу они остаются в числе подозреваемых, флоридское дело по-прежнему не раскрыто.
В конечном итоге их занесло в Лас-Вегас, где они и были арестованы. Прошло всего около полутора месяцев с момента преступления до момента их задержания.
С. БУНТМАН: Ну, каким-то образом деньги-то у них должны были появляться! В особенности если ехать в Лас-Вегас. Что-то они должны были, по идее, сделать по дороге, вообще-то, как-то добыть деньги.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, по дороге среди того, что они сделали, — они продали фотоаппарат (который, видимо, был довольно дорогим) и портативную радиостанцию. Причём кому продали: офицеру дорожной полиции. Надеюсь, что он был не при исполнении служебных обязанностей в тот момент. Но вот купил — а чего, ему при его профессии вещи совершенно не лишние. Он потом, естественно, будет одним из важнейших свидетелей в этом деле.
С. БУНТМАН: Но это не преступление никакое в общем, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, это абсолютно не преступление, он добросовестный приобретатель, да? Он купил, как только стало известно, что это вещи оттуда, он тут же всё сдал, дал показания, эти показания будут тоже одним из важнейших свидетельств в пользу того, что именно они убийцы, потому что он их опознал абсолютно положительно.
Надо сказать, что они не очень запирались. Другое дело — на судебном процессе они с самого начала заявили пятую поправку. То есть они сказали, что они показания давать не будут, и в течение всего процесса молчали. За них работали их адвокаты. Адвокаты по назначению, денег на адвокатов по соглашению у них не было, но суд специально отметил, что оба адвоката по назначению — это уважаемые, опытные, высокопрофессиональные адвокаты, хорошо известные в канзасской, значит, адвокатской, Bar Association, адвокатской палате на наши, опять-таки, реалии. То есть понятно, что как это в любом резонансном деле бывает, даже известные адвокаты соглашаются работать за сравнительно небольшой гонорар, понимая, что хорошая работа потом себя обязательно окупит другими клиентами.
Присяжные, выслушав заключение медиков о состоянии их психическом, показания многочисленных свидетелей, следственные эксперименты… Дело в том, что они сами выдали место и указали, где они зарыли остатки верёвки и скотча. То есть очень многие доказательства были получены с их помощью, что суд добросовестно в своём приговоре несколько раз подчеркнул. Но присяжные… А по законам штата Канзас в делах, где может быть назначена смертная казнь, присяжных спрашивают не только виновны или не виновны, но и считают ли необходимым применение смертной казни — вот такая вот особенность вердикта. Это не только в Канзасе, это в целом ряде штатов, где смертная казнь есть, присяжным предлагается ответить на такой вопрос. Жюри присяжных, довольно недолго посовещавшись, каждого признало виновным, не заслуживающим снисхождения, и по каждому из четырёх эпизодов сочло необходимым применить к ним смертную казнь.
После чего адвокаты довольно долго ещё вели борьбу за их жизнь. Значит, суд первой инстанции принял решение в марте 1960-го, а казнили их в апреле 1965 года — пять лет прошло. Это будут апелляции, прошения о помиловании, но суд очень внимательно разобрал, значит, все аргументы.
На что они ссылались? Они ссылались на то, что в комиссии врачей, которая на предмет психического состояния их обследовала, не было психиатра — были врачи общей практики. Суд сказал: а вот смотрите, по законам штата Канзас достаточно того, чтобы такое заключение давали опытные врачи общей практики, а у нас как раз такие врачи — каждый из них хорошо известен в своей профессии, поэтому по закону психиатр не требуется. Психиатр, который давал показания со стороны защиты на процессе, не дал категорического заключения, что в момент совершения преступления они были в состоянии, когда не могли — американская формулировка — различать добро и зло.
Некоторые другие были заявлены там основания для апелляции: вот кого-то из свидетелей возражения по поводу его показаний, возражения защиты, судом не были поддержаны — вот это неправильно, и так далее. Смит заявил: а вообще смертная казнь — это неправомерно. На это суд в лёгком замешательстве, как мне показалось, ответил: ну вообще-то это не мы решаем, это законодатели решают. По законам штата Канзас за умышленное убийство нескольких человек полагается смертная казнь. Так или иначе, в апреле 1965 года их казнили.
Трумен Капоте задействовал все свои связи (он был уже достаточно известным человеком: «Завтрак у Тиффани» уже был написан, хотя ещё, по-моему, не был снят), он много времени проводил в тюрьме, они очень откровенно с ним общались. Между ними и им возникло какое-то состояние доверия. Потом будут очень много спекулировать насчёт того, что Капоте в кого-то из них (ну, чаще в Смита — он типа красавчик), вот он якобы даже влюбился, — известно, что Капоте был гомосексуалом. Это всё, насколько я понимаю, на песке, что называется, построено.
С. БУНТМАН: Там другие были причины ещё, чем не понравились Капоте и роман документальный «Хладнокровное убийство»…
А. КУЗНЕЦОВ: Капоте потом будут упрекать и до сих пор упрекают в том, что он что-то досочинил, что-то, что называется, спрямил, а что-то, наоборот, скривил. Для примера: вот этот самый главный… У Капоте в романе главный герой, главный детектив, — человек, который сыграл наиболее значительную роль для раскрытия этого преступления, — это Дьюи. Дьюи потом всю свою довольно долгую ещё, в отличие от Капоте, жизнь будет оправдываться, давать интервью, говорить: ну, конечно же, это работа не только моя, но моих ребят, и вообще я выведен в главные герои только потому, что я старший по должности — я был координатором и руководителем этого расследования, но ребята ничуть не меньше, а может, и больше меня вложили в это дело, и всё прочее. Ребята бурчали по углам, что вот, значит, Капоте его выбрал, а на нас, значит, внимания не обращал. Ну, всё-таки, вот жанр true crime — он, конечно, true crime, но это всё-таки литература, поэтому ждать стопроцентной документалистики, наверное, от этого жанра не следует.
Я знаешь что обнаружил, какую информацию? По некоторым данным, в жанре true crime самое продаваемое произведение, да, по количеству проданных экземпляров, — это «Helter Skelter» Винсента Буглиози…
С. БУНТМАН: Да-да, про Мэнсона, да…
А. КУЗНЕЦОВ: Дело Мэнсона, да. А второе место вроде бы…
С. БУНТМАН: «Хладнокровное убийство».
А. КУЗНЕЦОВ: «Хладнокровное убийство» («In cold blood»). И я подпёрся, как говорится, с двух сторон мнениями двух специалистов в области литературы: на «Арзамасе» в своей лекции, посвящённой не только Трумену Капоте, а посвящённой этому феномену документальной литературы, Дмитрий Харитонов — филолог, переводчик, кандидат наук, один из редакторов журнала «Новое литературное обозрение» в своё время замечательного, да, — вот что он пишет по поводу этого явления: «Нашему гибриду, — гибриду литературы и документалистики, да? — пришлось дожидаться торжества новой журналистики 1960-х годов. Главный её апологет Том Вульф, перечисляя в предисловии к антологии «Новая журналистика, 1973 год» черты этого феномена: последовательность, диалоги, смена ракурсов, внимание к деталям, полная творческая свобода и отказ от «объективности» при установке на «правдивость», — называет черты той самой литературной журналистики, существование которой он по-настоящему и не заметил».
А Дмитрий Быков (по мнению российских властей, является иноагентом — прим. ред.), который для нашего журнала «Дилетант» то ли в 2015-м, то ли в 2016 году написал в цикле своих литературоведческих таких вот эссе — это одно из моих самых любимых, о Трумене Капоте, притом что я в целом у него этот жанр очень люблю. Вот я хочу тоже процитировать. У него, наверное, две трети точно посвящено именно «Хладнокровному убийству»: «Наворочено вокруг много мифов. Некоторые попробуем разоблачить: конечно, не Капоте выдумал жанр документального романа-расследования. Его выдумал Короленко, написав сначала цикл очерков о мултанском деле, о кишинёвском погроме и о деле Бейлиса. Писатель в роли журналиста-расследователя — это сугубо короленковское амплуа. И вообще попытки документальных расследований предпринимались многократно, в особенности после Второй мировой войны. Иное дело, что Капоте сделал это лучше всех — как делал он лучше всех всё, за что брался».
«Но он и финал — эпилог — нашёл безупречно. Дьюи незадолго до казни Смита и Хикока посещает кладбище, где лежат Клаттеры. Хорошенькая подружка Нэнси, — Нэнси убитая девушка, да? — тоже пришла к её могиле. Она-то и рассказывает, что ухажёр Нэнси женился на красавице, что сама она учится в университете, изучает искусства, как и собиралась; что вспоминает Клаттеров, конечно, и что есть и у неё ухажёры, хотя «ничего серьёзного»… Дьюи слушает шелест индейской травы под ясным небом. Поворачивается и идёт домой. Мы всё время думали — что дальше? А самый главный вопрос «Что дальше?» оказался в финале. В фильме — который очень хорошо снял Ричард Брукс — всё кончается казнью, это эффектно, но хуже, чем написал Капоте. А Капоте оставил читателя с самым страшным вопросом: и это — всё? Наворотить такую книгу, провести такое следствие — чтобы выяснился самый идиотский мотив, а феномен полного хладнокровия так и остался неописанным, непонятым? Это не «банальность зла», о которой примерно в то же время писала Арендт. Это страшная догадка о том, что Смит и Хикок — изнанка праведности Холкомба и Клаттеров, что это подсознание Америки, выросшее на тех же правилах и штампах. Что они с неизбежностью порождаются жизнью, что они в ней уравновешивают всё чистое и растущее. И что итогом встречи этого сознания и подсознания является полное взаимное уничтожение, аннигиляция: убили четверых, потом двоих — и всё, пустота, синее небо, индейская трава».
С. БУНТМАН: Единственное, что я бы сказал — это… дело не в подсознании именно Америки. Да, конечно, существует культ права и культ правильной жизни, но это не только там, это в нормальном развитом демократическом обществе. Потому что он, связавшись с религией и совместившись с религией, этот культ именно права и правильности, правильной честной жизни, как-то же самое недержание денег в сейфе, и чеки, и зарплата в белую, и всё под налогами. Но мне кажется, что это всё-таки ближе к «Банальности зла», и дело в том, что это другая банальность зла — это так себе установили такие правила, сидючи в камере, они. Это тоже, это чёрные правила, что свидетелей нельзя оставлять, что надо убрать их…
Но самое интересное — что они потом ничего не сделали такого. Для чего не оставлять свидетелей? Для чего? Они же не продолжали… Я мог бы ещё представить себе, что нельзя оставлять свидетелей, чтобы не узнал никто при следующем преступлении, не повесили на них ещё что-то. Но это такая вот… Капоте — молодец, что он увидел эту дребедень, дребедень в голове, дребедень в каких-то правилах. Вот это… и ничего человеческого.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну то есть это не Теодор Драйзер с его «Американской трагедией», а это наш Достоевский с его «происходящим в одной голове», с его «теорийками», да? Раскольникова…
С. БУНТМАН: Это — да, но здесь это не так романически и возвышенно, как теория, которая какая-то начинается… приобретает всемирный, вселенский характер философский, что «тварь я дрожащая», и так далее. Нет: «делаем так-то и так, а если не так, то делаем так». Вот и всё.
А. КУЗНЕЦОВ: А изнасиловать нецелесообразно: могут следы остаться, и время нужно, и так далее.
С. БУНТМАН: Да. Вот это не надо делать. Зачем тут это самое? Мы по делу пришли, а не для развлечения… Между прочим, как вспоминая «Банальность зла» и «Эйхмана в Иерусалиме», что вот нельзя увлечённо заниматься уничтожением людей — это должны быть деловые отношения между тобой и жертвой. Ничего лишнего, никакого удовольствия. Вот в чём дело ещё было. И тогда, и у Хесса было, и у Эйхмана, вот эти представления об уничтожении людей.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. И газ «Циклон», в их представлении, лучше не только потому, что он дешевле расстрела, но и потому, что до конца жертвы надеются, что это не казнь.
С. БУНТМАН: А я хочу ответить на один вопрос, связанный ещё с понедельником. Мы завершим чтения в 14 часов «Столкновения с бабочкой», и вот вы говорите: что вы предложите после прочтения? Мы как раз этому и посвятим часть передачи, которая у нас останется после того, как мы завершим последнюю главу. Извини, пожалуйста, Алёша, — просто меня спросили — это важно было тоже им сказать.
А. КУЗНЕЦОВ: Нет, а я, собственно, всё сказал.
С. БУНТМАН: Вот я бы всё-таки не стал говорить о новой журналистике. Между прочим, и до Короленко. Конечно, Короленко — это один из ярчайших примеров настоящего литературного расследования, и Короленко — большой писатель. А новую журналистику объявляли родившейся — я сегодня посмотрел специально — в 1820-х годах, на рубеже веков объявляли, при появлении концернов желтоватой и совершенно жёлтой прессы, где заменялись красивостями, я бы сказал, такого народного, популярного романа… Вот: «Толпа загудела»… Она может не гудеть, а просто зашевелилась. «Как море, она напоминала…», — и это присутствие автора в репортёре — вот это называли новой журналистикой. А когда писатель берётся, мне кажется, это очень важное проникновение в суть, которое оказалось пустотой там.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну в любом случае, я бы вот что хотел сказать в завершение. Среди тех, кто смотрит нашу передачу, немало, я думаю, любителей жанра true crime. Если вы не читали этот роман — попробуйте, начните. Я думаю, что вам должно понравиться. Он очень хорошо написан.
С. БУНТМАН: И посмотрите фильм о Капоте, который так и называется — «Капоте», 2005 года. Там вы увидите сцены расспросов заключённых. Всё, спасибо всем большое. Всем до свидания.
А. КУЗНЕЦОВ: До свидания!