Три адмирала Чермного флота.

Опубликовано: 11 июля 2017 в 19:38
Источники: Е. В. Тарле Крымская война, в 2-х т. — М.-Л.: 1941-1944 или на сайте: «Военная литература» militera.lib.ru
Распечатать Сохранить в PDF

В армии, как и в футболе должен быть звездный игрок, поэтому всякий властитель, когда увлечется войной и почувствует во рту солоноватый привкус металла, захочет заполучить себе Героя, потому что без него армия может быть сильной, но великой — никогда.

Существует три рецепта для приготовления Героя, но собственно все дело в начинке. Первая начинка — это слава; она не для торопливых. Понятие славы незримо, как маленькое зернышко, брошенное в землю. Чтобы получился результат, Герою необходимо набраться терпения, когда из зерна вырастет дерево и созреет плод. Славный герой не спешит за вознаграждением; все его помыслы устремлены в будущее. Прошлого для него не существует, а настоящее — лишь переход к реальности, которую Герой обретает вместе со смертью. По этой причине на алтарь своей гордыни славный Герой кладет будущее. Потомки — это заложники его славы.

Вторая начинка — это власть. Власть позволяет Герою управлять текущим бытием — мгновением, между тем, что было и тем, что будет. Для такого Героя нет ничего кроме бесконечно малого мгновения, поэтому Бог для него мертв. Властного Героя интересует настоящее, потому что и в прошлом и в будущем его власть бессильна. Властный Герой не умирает в сражении, потому что на алтарь своей воли он кладет послушников — своих матросов и солдат. Герой остается навсегда прикованным к мгновению настоящего и потому бессмертен. Плата за героизм — бесконечное мучение в бытии.

Третья начинка — это богатство. Богатство для Героя — это продукты, созданные прошлым. Его взор всегда устремлен назад: он хранитель традиций, великий консерватор, защитник устоев. На алтарь своей алчности Герой приносит себя вместе со своим прошлым. История Севастополя знает трех адмиралов, трех Героев: Славного Нахимова, Властного Октябрьского и Сребролюбивого Колчака. О них эти истории.

Павел Нахимов.

В ноябре Понт[1] не гостеприимен и штормы следуют друг за другом, как вагоны бесконечного железнодорожного состава. Море в это время пустынно, потому что все корабли укрыты в гаванях. И только русская эскадра, нарушив негласный запрет, вопреки логике и рваным серо-зеленым волнам курсировала вдоль Анатолийского побережья. На палубе 84-х пушечного линейного корабля «Императрица Мария» стоял адмирал, чутко улавливая шум ветра, запутавшегося в парусах, запах соли, скрип пеньки и рост мозолей на руках моряков. Он внимательно глядел в свою подзорную трубу сквозь моросящий дождь, всматриваясь в будущее, где плод его славы уже начал наливаться соком.

Адмирал Павел Степанович Нахимов родился в семье секунд-майора. С детства он влюбился в военно-морскую службу, кругосветное плавание вскружило ему голову, а в Наваринском сражении он навсегда был обручен клешней краба. С тех пор время потекло для него с ускорением, а морская служба стала единственным делом. Свою личную жизнь, пытавшуюся прорости зелеными побегами, он хранил в кованом сундуке корабельной каюты и почти все свое жалование раздавал отставным морякам и их вдовам, опасаясь, что золотые червонцы могут послужить отличным удобрением для молодой поросли. Свою службу он воспринимал, как репетицию перед последним славным боем, а жизнь проживал, как сон, чтобы встретить смерть, как пробуждение.

Русская эскадра направлялась к Синопе, древнейшему городу Малой Азии, родине Митридата и Диогена, месту, где проповедовал апостол Андрей Первозванный. Этот порт, основанный милетцами, считался одним из лучших и самых безопасных на берегах Анатолии. Не случайно, именно здесь спрятал свои корабли опытный турецкий адмирал Осман-паша. Овеянная славой и укрепленная береговыми батареями морская крепость казалась неприступной, турки даже не потрудились снять с кораблей многочисленный десант и артиллерию с бортов, развернутых в сторону города.

Решив напасть на турецкий флот, Нахимов высоко поднял ставки. В случае поражения он рисковал своей репутацией, кораблями и людьми; а в случае победы он мог спровоцировать большую войну, т. к. за Босфором в готовности стояла англо-французская эскадра. Любой здравомыслящий командир на месте Нахимова принял бы решение топить корабли противника, находящиеся в море, а стоящие в базах блокировать, в бой не вступая. Князь Меншиков, главнокомандующий Крымской армией и Черноморским флотом, отправляя Нахимова в море, четких инструкций не давал:

- Встретит эскадра Нахимова несколько транспортных или паровых судов в море и хорошо, а не встретит, так и ладно.

Никто не неволил командира эскадры, но Павел Нахимов принял решение атаковать, даже не дождавшись подхода пароходов из Севастополя, потому что слава уже протянула к нему свои щупальца. Русская эскадра была сильна: шесть линейных кораблей и два фрегата имели по бортам 716 орудий. Главным калибром были 36-фунтовые чугунные пушки, но имелось также 76 современных 68-фунтовых бомбических орудия, стрелявшие новейшими разрывными снарядами, и представлявшими тихий ужас для деревянных парусных судов. Турецкий флот насчитывал 7 фрегатов, 2 корвета, 1 шлюп, 2 парохода и 6 береговых батарей с 472 корабельными и 39 береговыми орудиями. Пушки на фрегатах были самое большее, 24-фунтовые и не могли причинить серьезного урона русским линейным кораблям.

Нахимов ввел эскадру в Синопскую гавань, руководствуясь убийственным принципом своего учителя адмирала Лазарева: «Наиболее целесообразным, не щадя себя, подходить к неприятелю не на орудийный, а на «пистолетный» выстрел». Русские корабли, встав на якоря напротив турецкой эскадры, начали вести свой смертоносный огонь. Одни историки считают Синопское сражение гениальным, ставшим лебединой песней парусного флота. Другие называют его кровавой бойней. В любом случае, Синопский бой был жесток и стремителен, как бросок крымской гадюки. Начавшись в половине первого дня 30 ноября 1853 года, он привел к полному разгрому турецкого флота к пятнадцати часам, а еще через час замолчали береговые батареи. В ходе боя горящие турецкие корабли выбрасывались на берег один за другим. От этого огня и пушечных выстрелов пламенем занялись городские кварталы. Тушить пожары было некому, потому что все жители заблаговременно ушли в горы.

К концу сражения севастопольская эскадра, потрепанная, но в полном составе стояла на рейде пылающего Синопа. Павел Нахимов, перепачканный кровью и копотью, стоял на палубе «Марии», которую сильно раскачивало на зыби; мачты с оборванными вантами опасно кренились, как сосны на вершинах мыса Айя от ветра, но командующий не замечал всего этого — он ждал парламентера. Совсем рядом горел древний город, зубчатые стены с башнями эпохи средних веков резко выделялись на фоне огромного пламени и отблески его падали на адмирала. Свершался кровавый обряд жертвоприношения, в котором Нахимов посвящался в Герои. Но чтобы новый славный Герой родился, старый должен был умереть. Осман-паша не был героем, поэтому умирал объятый пламенем славный Синоп и частицу своего священного огня, как олимпийский факел, он передал Павлу Нахимову. Нахимов переправил этот огонь через штормовое море и поджег им Севастополь, чтобы морская крепость России покрылась пеплом и славой навеки.

Поверженный город не может передать свою славу человеку, поэтому посвящение Нахимова откладывалось. По прибытии эскадры в Севастополь, популярность адмирала стала огромной, слава победителя гремела по всей стране. Император Николай вручил Нахимову редчайшую военную награду — Георгия 2-й степени. Но адмирала все это не радовало. «О возбужденном им восторге он говорил неохотно и даже сердился, когда при нем заговаривали об этом предмете, получаемые же письма от современников он уклонялся показывать… Сам доблестный адмирал не разделял общего восторга. Он не любил вспоминать о Синопе — говорят одни. Он был неспокоен, думая о Синопе, — утверждают другие».[2] Нахимов чувствовал, что миссия еще впереди, и в тоже время он понимал, что жертва, которую он должен принести, непомерно велика.

С началом обороны Севастополя Павел Нахимов сжег за собой все мосты, тем самым уничтожив прошлое и подойдя к краю бездны настоящего. Ни сколько не колеблясь, он, будучи командиром севастопольской эскадры, отдал приказ затопить корабли на рейде. Казалось бы, странный ход: прожженный моряк, победитель Наварина и Синопа, человек, проживший большую часть своей жизни не на земле, а на палубе, принимает такое решение. В тоже время А. Корнилов упрашивал Меншикова позволить ему вывести Черноморский флот в море и дать сражение. Затопление судов на входе Севастопольского рейда в тактическом и стратегическом отношениях, имело значение безусловно отрицательное. Помощь, оказанная флотом сухопутной обороне людьми и орудиями, могла быть сделана и без таких жертв. Черноморский флот представлял бы постоянную потенциальную угрозу неприятельскому флоту. Мощные береговые батареи Севастополя были способны не допустить корабли противника в базу. Кроме того, подходы к Санкт-Петербургу были заблокированы минами, и при расторопности морских начальников, их могли доставить вовремя и в Севастополь. По всей видимости, умом Нахимов понимал важность сохранения флота, но в душе он был категорически против: идея жертвенности уже захватила его в полной мере и торчащие из воды реи на мачтах затопленных кораблей символизировали первые кресты на братской могиле защитников города.

С того самого дня, когда французское ядро на Малаховом кургане оторвало голову адмиралу В. Корнилову, П. Нахимов начал свою ритуальную игру со смертью. Первой жертвой стал Черноморский флот и его могильная плита в виде памятника затопленным кораблям основательно впечаталась в герб города. Следующей жертвой, по задумке Нахимова, должна была стать сама крепость — Севастополь. Говорили, что Нахимов уже после сражения у Альмы не верил в возможность спасения Севастополя. Окружающие чутьем понимали, что-либо Нахимов и Севастополь погибнут в один день, либо Нахимов погибнет перед сдачей Севастополя.

На алтарь славы, по задумке Героя должны были лечь и защитники города. «Если кто-либо из моряков, утомленный тревожной жизнью на бастионах, заболев и выбившись из сил, просился хоть на время на отдых, Нахимов осыпал его упреками: «Как-с! Вы хотите-с уйти с вашего поста? Вы должны умирать здесь, вы часовой-с, вам смены нет-с и не будет! Мы все здесь умрем; помните, что вы черноморский моряк-с и что вы защищаете родной ваш город! Мы неприятелю отдадим одни наши трупы и развалины, нам отсюда уходить нельзя-с! Я уже выбрал себе могилу, моя могила уже готова-с!».[3]

Новый командующий армией князь Горчаков заблаговременно начал разрабатывать план отхода войск, в случае оставления Севастополя, заботясь о сохранении армии. По его распоряжению втайне заготовлялись материалы для постройки гигантского плавучего моста через Севастопольскую бухту на Северную сторону. Когда Нахимов узнал об этом, он сказал И. П. Комаровскому: «Видали вы подлость? Готовят мост чрез бухту — ни живым, ни мертвым отсюда не выйду-с».

К 12 июля, на день святых апостолов Петра и Павла все было готово к посвящению Нахимова в Герои. Известно, что среди командного состава никто на передовой не носил эполет, чтобы не стать прекрасной мишенью и только Нахимов, сверкая золотом на плечах, любил неспешно обходить позиции. В этот день Нахимов поехал на 3-й бастион именно потому, что узнал о начавшемся его усиленном обстреле. «Прибыв на бастион, Нахимов сел на скамье у блиндажа начальника, вице-адмирала Панфилова. Вдруг раздался крик сигналиста: бомба! Все бросились в блиндажи, кроме Нахимова, который, беспрестанно твердя своим подчиненным о благоразумной осторожности и самосохранении, сам остался на скамье и не пошевельнулся при взрыве бомбы, осыпавшей осколками, землей и камнями то место, где прежде стояли офицеры… Дошли до банкета. Нахимов взял подзорную трубу у сигнальщика и шагнул на банкет. Его высокая сутулая фигура в золотых адмиральских эполетах показалась на банкете одинокой, совсем близкой, бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Нахимов стоял совершенно неподвижно и все смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землей. «Они сегодня довольно метко стреляют», — сказал Нахимов"[4].

Это были последние слова именинника, ведь в этот день почти две тысячи лет назад апостолу Павлу римляне отсекли голову. Штуцерная пуля французского снайпера ударила в лицо адмирала, пробила череп и вышла у затылка. Павел Нахимов исполнил свое обещание: 12 июля 1855 года он ушел в вечность Героем, обретя славу вместе с Севастополем. Но остатки русской армии князь Горчаков, который не был героем, как и обещал, вывел по плавучему мосту в одну ночь и без единой потери.

Слава воина-героя подобна воронке водоворота или черной дыре; она втягивает в себя не только самого воина, но и все, что его окружает. Нахимов принес себя в жертву потомкам вместе с флотом и городом. Но люди остались, потому что они принадлежали настоящему. В этом есть некая гуманная сущность славного Героя.

Но на этом наша история не закончилась. Через сто лет советские чиновники решили установить на центральном холме Севастополя памятник своему вождю, как раз напротив Владимирского собора, в склепе которого покоился прах Нахимова. Негоже было, чтобы за спиной атеиста В. Ленина маячил православный храм. Усыпальницу адмиралов решили снести. Но на совещание по этому вопросу в городской совет явился командующий Черноморским флотом.

- Крест на куполе Владимирского собора является навигационным ориентиром для кораблей и помечен на всех лоциях Черного моря. Если мой корабль сядет на мель при заходе в главную базу флота, вы сами будете его снимать, — кратко, по-военному сказал адмирал. На этом вопрос был снят. Слава хранит Героя, а Ленина поставили чуть пониже усыпальницы адмирала. На всякий случай.



[1] Черное море.

[2] Е. В. Тарле Крымская война, в 2-х т. — М.-Л.: 1941−1944 или на сайте: «Военная литература» militera.lib.ru

[3] Там же.

[4] Там же.


Комментарии 4

Чтобы добавить комментарий, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться на сайте
Андрей Панов 18.07.2017 | 18:1618:16

Море Черное, а флот - красный.

Андрей Панов 14.07.2017 | 20:2220:22

В библии Чермное, т.е. Красное море (красного цвета и волшебное - расступилось перед евреями).

Татьяна Пелипейко 16.07.2017 | 00:2500:25

Ну да, так речь-то вроде о Черном.

Татьяна Пелипейко 13.07.2017 | 15:5415:54

"Чермный" здесь - опечатка или какая-нибудь символика?