Между прочим, когда бы не отмена Нантского эдикта (а если угодно, и когда бы не Варфоломеевская ночь), то никаких «яиц Фаберже» в истории российского ювелирного искусства вовсе не было бы.
Как не было бы такого разветвленного фамильного древа российской ветви.
Кроме шуток: когда-то семья Фаберже жила (что, вообще-то, можно предположить по форме фамилии) во Франции. И придерживалась протестантской религии. То есть Фаберже были гугенотами — и мы помним о целом долгом периоде французских религиозных войн (пресловутая Варфоломеевская ночь — лишь один эпизод в этой истории).
Нантский эдикт, составленный в 1598 году по распоряжению Генриха IV (да, «Париж стоит мессы», но войнам-то в стране все же надо было положить конец), даровал протестантам и католикам равноправие. Что продлится почти сто лет — до отмены эдикта в 1685 году Людовиком XIV.
Следствием стала массовая эмиграция кальвинистов и прочих протестантов. В их числе оказались и Фаберже (тогда еще то ли Фабри, то ли Фабриер), жители северной французской провинции Пикардия, которые отправились сначала в Пруссию, а потом в ставшую уже частью Российской империи Ливонию. Предка известных нам персонажей, ремесленника, носившего имя Пьер (Петер) и занимавшегося вроде бы столярным делом, мы обнаруживаем в начале XIX столетия в эстонском городе Пернау (Пярну). Где-то в интернете попался его портрет — за подлинность, впрочем, не отвечаю. Но предположим, что это действительно он.
Там и появился на свет будущий основатель ювелирной династии Петер Густав Фаберже. (Где ему, кстати, установили не так давно вот такой симпатичный памятник).
Ну так вот, Густав Фаберже (именно это имя в конце концов утвердилось в истории) и стал первым в семье, кто занялся ювелирным делом. А именно, отправился в Петербург, где поступил в ученики к изготовителю золотых шкатулок. В 25 лет Густав получил звание мастера ювелирного искусства, а годом позже открыл собственный магазин. А также женился — и на свет появились два представителя следующего ювелирного поколения. Звали их Петер Карл и Агафон.
Эти мальчики не сразу водворились в головную контору — их сначала готовили к семейному делу всерьез. Петер Карл (на русской почве он станет, понятно, Карлом Густавовичем), закончив в Петербурге гимназию Святой Анны (и поныне известная Анненшуле), отправился для продолжения учебы в Дрезден. Затем был своеобразный Grand tour — только помимо музеев и галерей он посещал в разных странах Европы и ведущих ювелиров. В 24 года вернулся в Петербург и вошел в дело отца — сначала под надзором опытного управляющего, затем самостоятельно, уже в качестве главы фирмы. Фотографиями его мы располагаем только более поздними, в почтенном возрасте.
Схожий путь проделал младший брат, Агафон Густавович. И стал в результате главным художником фирмы, причем именно его влиянию приписывают обращение к новым для того времени художественным стилям. Из жизни он, правда, ушел довольно рано — в возрасте 32 лет.
Итак, у фирмы появляется новая молодая команда (основатель, Густав Фаберже, к тому времени уже перебрался в Дрезден и прямого участия в руководстве не принимал — разве что содействовал поставке необходимых материалов). Именно с этой командой придет настоящая известность. Как же это было достигнуто?
Ну, во-первых, ассортимент. Ведь что нам в первую очередь приходит в голову при упоминании ювелирного дела? Ну, конечно, блеск бриллиантов, мерцание золота…
И это тоже было, но, между нами, на одно такое не проживешь. Более того — до таких заказов ювелирной фирме еще надо «дорасти». И расти — через вещи куда более дешевые, но зато качественные.
И вот стала появляться «ювелирная галантерея» — булавки для галстука, броши, пряжки, портсигары и прочее.
Более того — среди принимаемых заказов бывали, например, памятные жетоны (ну, по случаю какой-нибудь годовщины общества или фирмы). Мелочевка? Конечно, но исполненная качественно. И обеспечивавшая в результате значительную часть доходов фирмы.
Идем дальше: посуда и прочая домашняя утварь. Причем как внушительная, для торжественного застолья, так и достаточно скромная, для дома среднего достатка.
Заказать что-то в подарок — тоже пожалуйста, и на все кошельки. Кому скромную, но изящную шкатулочку, кому внушительную чашу для пунша (и там и там мы видим дарственную гравировку — коллеге, дескать, на память).
Рамки для фотографий, письменные приборы, настольные часы, даже ручки для зонтиков — всем этим тоже не пренебрегали.
Вот даже, представьте, телефон «от Фаберже». :)
А вот и прелестная — хотя чисто сувенирная — продукция: и прежде всего анималистика. Камнерезное дело в фирме тоже развивалось активно, и сочетание фактуры камня с мастерством резчиков производило впечатление.
Анималистическую форму могли принимать и вещи вполне практического назначения (об этом, впрочем, я уже немного писала здесь).
Ну, и вторая сторона: организация дела.
С расширением дела было принято решение о создании автономных мастерских. Специализированных, со своим бюджетом и своей внутренней организацией. Известно восемь таких мастерских, работавших с золотом, три — с серебром, три — по эмали, две по изготовлению орденов, памятных знаков и жетонов. Известные ювелиры фирмы, такие, как Михаил Перхин или Хенрик Вигстрём, как раз подобные мастерские и возглавляли.
А вот работали эти мастерские по эскизам, утверждавшимся руководством компании.
Так что к моменту, когда на изящную безделушку работы Фаберже обратил внимание где-то на выставке Александр III, репутация у фирмы уже вполне сложилась.
Между прочим, императорские заказы — это не только пресловутые пасхальные яйца. Это и масса также, по царским меркам, мелочевки — как, к примеру, наградные или подарочные вещицы.
Несколько таких предметов к 300-летию Дома Романовых — как эта брошь с орлом или запонки с шапкой Мономаха — были выполнены по эскизам императрицы Александры Федоровны (уж не знаю, нравились ли они художникам фирмы, но ведь не откажешь).
В семейное дело, между тем, вступали подрастающие сыновья Карла Фаберже — Евгений Готлиб, Агафон Теодор, Александр Юлий и Николай Леопольд. Фирма расширялась — в ней работало уже до пятисот мастеров-ювелиров и художников. Открылось отделение в Москве, затем в Одессе, Киеве и даже Лондоне (его возглавил младший сын Николай, что существенно упростит ему, в отличие от братьев, жизнь после 1917 года).
Но не будем забегать вперед. Пока — год 1914 и война. И меняется не только стилистика императорских пасхальных яиц. Вот какие теперь фирме заказывают подарочные вещи.
А также, например, наборы медицинских шприцев. Или самовары и медную посуду для лазаретов — немного неожиданно видеть на таком знак фирмы. Но подобных — и даже более серьезных — «военных» заказов в 1915−16 годах выполнялось немало.
По-настоящему тяжелые времена настали после 1917 года. Уже 5 января 1918 года все мастерские Фаберже были закрыты, оборудование, материалы и готовые изделия национализированы. Фирма перешла в руки некоего «комитета работников», при котором просуществовала до ноября того же года. Значительная часть готовых изделий была позже продана советским правительством за рубеж.
В том же 1918 году Карл Фаберже выехал в Ригу, откуда затем перебрался в Германию и Швейцарию. Старший сын Евгений сумел выбраться в Финляндию и вывезти мать. Воссоединились они с отцом в швейцарской Лозанне, уже незадолго до смерти Карла Фаберже.
Сыновья Александр и Агафон застряли в Советской России. Александр, художник и руководитель московского отделения фирмы, выехал в Париж уже после 1920 года. Вместе с братом Евгением он откроет там фирму Fabergé & Cie, чьи изделия будут обозначаться «Fabergé, Paris», чтобы не путать со старыми российскими. Позже с торговой маркой возникнут проблемы, но это, в общем, другая история.
Еще один сын, Агафон Карлович, оказался в РСФСР в роли, наверно, для себя, достаточно неожиданной — оценщика Гохрана. В коей и пребывал до 1927 года, когда бежал — уже из СССР — с женой и сыном в санях по замерзшему Финскому заливу. В историю он вошел еще и как видный филателист (ныне действующая в России Национальная академия филателии учредила медаль в его честь как свою высшую награду).
Ну вот, династия оказалась, таким образом, рассеяна по миру. А вот в антикварном мире несколько десятилетий спустя вспыхнула мода на изделия фирмы Фаберже. Настолько, что их стали подделывать и даже появилась орфографическая шутка: не Fabergé, а Fauxbergé (от фр. faux — фальшивый).
Ну, а навеяла мне этот пост выставка «Стиль Фаберже», открывшаяся в подмосковном Новом Иерусалиме.
Улитка впечатляющая. А прозрачный бегемотик, которого вы на Эхе повесили - из чего?
Горный хрусталь. Бегемотик прекрасный, его даже фотографии не передают как следует - вживе он еще лучше.
Хороший пост. Не знал что Фаберже выпускали простые вещи во время войны.
Ладно бы просто простые (простите за тавтологию), а то наборы шприцев медицинских в коробочке.
Очень интересно!