Декабристы не разбудили Лермонтова. Маловат был: 11 годков стукнуло ему в октябре 1825 — за 2 месяца до восстания, страшно далекого от народа, но зато пробудившего нравственно — Герцена (такого же страшно от народа далёкого: ведь по отцу он — из уходящего в глубь веков боярского рода Яковлевых, у которых общий предок ого! с Романовыми — теми самыми). И хоть был Искандер старше Лермонтова всего на 2,5 года, но в подростковом возрасте это большая разница - когда одному без малого 14 лет, а другому — 11-ть…
Так что Лермонтова декабристская история не тронула. Да и в истории с Герценым много воды утекло в реке Москве (и Темзе) прежде чем рабье молчание было нарушено и в 1855 году в Лондоне взошла «Полярная звезда». Из Сети, своб. источник:
Так Герцен-эмигрант, подхватив давно упавшее знамя из давно безжизненных рук, отметил возрождением альманаха «Полярная звезда» 30-летие восстания, некогда стукнувшего в его разум. («Полярную звезду» выпускали декабристы в 1823—1825).
Любопытно, если бы Герцен вдруг дожил до мая 1890 года, он бы узнал, что на воду Балтики спущена «Полярная звезда» — роскошная императорская яхта Александра III (а потом Николая II). На «Полярной звезде» влюблённый Николай отправлялся свататься к застенчивой, но тоже влюблённой, Алисе Гессенской.
Почему Александр III так назвал яхту, ну уж точно не в честь (пока свободою горим) альманаха; в небе полярная звезда = северная = путеводная, словом — уникальная, одна такая, хотел, наверное, чтоб и яхта соответствовала названию. Яхта была ничего себе, даже с собственной коровой и коровницей, чтобы — а у них было - молочка свежего попить во время плавания…
А вот с «Полярной звездой» — масонской ложей, появившейся в С.-Петербурге в 1906 году, думаю, связь есть. Ведь трое из казнённых декабристов — Пестель, Рылеев и Муравьёв-Апостол были масонами (и много других), так что можно предположить, что именно такое название новой ложи — это дань памяти декабристам. Ложа «Полярная звезда» просуществовала несколько лет, в ней состояли многие известные люди. Два члена Гос. Думы первых созывов — Шингарёв А. И. и В. Д. Кузьмин — Караваев (тесть той самой Е. Кузьминой-Караваевой, которая стояла на пути у Блока «такая живая, такая красивая, но такая измученная…»). Масоном этой ложи был и Немирович-Данченко Вас. Ив., писатель, путешественник, журналист — старший брат режиссёра Владимира Ивановича Н.-Д.; наконец, Щеголев П. Е., соавтор тошнотворного фальшивого дневника Анны Вырубовой, он же — автор примерно таких же сочинений про Пушкина и Натали, книжки «Пушкин и мужики». Ну и много чего написавший о декабристах, сказывалось, наверное, название ложи, в которой он начинал «точить» свой литературный дар…
Итак, вступление лёгким движеньем руки превратилось в отступление, ну, невозможно остановиться, когда одна ниточка тянет за собой другую. Про Герцена будет ещё, а тут он нужен был как пример побудки.
Лермонтова разбудил Белинский?
Была такая идея написать про связку Лермонтов-Белинский ещё три года назад, когда мы все постами жгли, отмечая 200-летие Михаила Юрьевича. Тогда не сложилось: увлеклась возможной встречей Пушкина с Лермонтовым и опять же — возможной влюблённостью Лермонтова в Наталью Николаевну (ну, хоть у них случилась встреча реальная и получилась — душевная). Жаль, что не сохранились посты, можно было бы дать ссылку.
Педагог и наставник Белинского М. М. Попов оставил в своих воспоминаниях запись от февраля 1831 года — время, когда Белинский учился на отделении словесности Московского университета. Судя по этим запискам, критик Белинский с его проникновенным взглядом на литературное творчество родился во время чтения «Бориса Годунова». Вот как Попов описывает: «Особенно поразила Белинского сцена «Корчма на литовской границе». Прочитав разговор хозяйки корчмы с собравшимися у неё бродягами, улики против Григория и бегство его через окно, Белинский выронил книгу из рук, чуть не сломал стул, на котором сидел и закричал восторженно: — Да! Это живые! Я видел, я вижу, как он бросился в окно…»
С тех пор Белинский начал писать «беззаветно восторженную» (по выражению Достоевского) критику, любил своё дело «всеми силами души, со всем энтузиазмом и исступлением». Похоже, ему как человеку творческому была чрезвычайно свойственна эмоциональная экзальтация. (Где-то недавно слышала нечто подобное? А, это реакция на заокеанского актёра; правда, мне-то как раз показалось, что афроамериканский grandad Морган пребывал не в экзальтации, а в сомнамбулическом трансе).
Однако Белинский мог бы стать и хорошим писателем (если бы его по рукам не ударили). Я в этом уверилась, прочитав его студенческую драму «Дмитрий Калинин». Написал он её в возрасте 19 лет в 1830 году, будучи студентом второго курса. Написал в стиле — что вижу, то пою. А видел бедный казённокоштный, по нашему — бюджетный студент ужасающее бесправное положение крестьян в Пензенской губернии, в родном Чембаре - уездном городке. (И держим в уме, что в 17 км от Чембара — Тарханы, огромное имение бабушки Лермонтова, такое огромное, что Елизавета Алексеевна, панически боявшаяся лошадей, запрягала в упряжку крепостных, ну и — с ветерком по просторам. Бывало, что и маленького Мишеля брала с собой покататься. Наверное, после этого он захотел сам поскорее научиться просёлочным путём скакать в телеге. И в седле: превосходным был наездником).
Ну вот. Ленина можно было бы и попрекнуть за то, что одного Герцена упоминает, говоря о прорыве в «рабьем молчании» против российского мироустройства. Но он, скорее всего, не знал о существовании «Дмитрия Калинина», в котором Белинский ещё задолго до «Колокола» Герцена и за 30 лет до отмены крепостного права поднял тему — почему одни могут безнаказанно мучить и казнить себе подобных, ну и облёк это в «драму судьбы».
Но по порядку
Богатый помещик Лесинский очень добр к одному крестьянскому мальчику Дмитрию Калинину. В 6 лет после смерти родителей берёт к себе в дом, воспитывает вместе со своими сыновьями, привечает больше, чем их: мальчик умён, много читает, развивается в независимую личность. Когда подрастает, барин даёт ему отпускную. Молодой человек считает своего благодетеля образцом добродетели и верит в его бескорыстность. (Вот что значит «Дубровского» ещё не было. После «Дубровского» как-то сразу смекаешь, почему вдруг помещик может душевно привязаться к дворовому мальчику. Достаточно вспомнить добродетельного Троекурова, держащего гарем из 16-ти горничных. У Троекурова множество босых ребятишек, как две капли воды похожих на него, бегали перед его окнами и считались дворовыми. А вот черноглазый Саша, напоминающий чертами кроткую m-lle Мими, бывшую прежде в услужении, признан был его сыном и воспитывался в доме, к нему и был выписан француз-учитель…).
Так что Дмитрий только в конце узнает, чей он сын, а мы-то сразу догадаемся. Это как в сериале «Коломбо» — когда зритель с самого начала знает, кто убийца, и только лейтенант в неизменном плаще не знает и раскручивает, раскручивает…
У Лесинского злобная жена-крепостница и два таких же сына, люто ненавидящих приближенного отцом «раба». А вот их дочь Софья с детских лет воспитывалась в доме у бабушки, избежав таким образом пагубного для души маменькиного влияния. Словом, они с Дмитрием любят друг друга, вступают в кровосмесительную связь (но ведь не знали!), осталось только в ноги кинуться к папеньке — признаться, чтоб благословил.
Дмитрий едет ненадолго в Москву с поручениями. Старик Лесинский умирает. Братья находят и сжигают отпускную Дмитрия! А ему пишут едкое письмо, что Софья выходит замуж за князя и он немедленно должен явиться в дом прислуживать за свадебным столом, а то «недостаёт лакеев». Иначе привезут — как беглого!
Ну чистый Шиллер, модный тогда на подмостках.
Дальше следует несколько закалываний кинжалом, включая самоубийство главного героя после проклятия отца-сладострастника. Ну и была бы пьеса как пьеса начала 19 века. Если бы не страстный посыл — кто дал одним людям право отнимать у других священное сокровище — свободу? Причём не было у Белинского никакой программы против правительства, не был он ни в какой оппозиции… И пошёл он со своим «Калининым» прямо к своим профессорам — смотрите, что принёс — попросив их быть его цензорами.
Прервусь, тем более что Лермонтов уже тоже поступил на словесное отделение Московского университета…
К 00:14
--
А так это у него осталось от увлечения Робеспьером, тот имел "болезненные противоречия, которыми обыкновенно страдают слишком сложные натуры", а можно сказать ещё: когда писал о Татьяне — думал о себе любимом.
А ещё про "увесистое, но не травматическое": как это похоже на друга (поначалу) его Герцена. Тот сказал о Робеспьере: смелым шагом он ступал в кровь и кровь его не марала.
Был ли Белинский в критике террористом — "вот в чем вопрос?"
Жду продолжения, плюс не плюсуется, комментарий в ступеньку не пускают IT-технологии:( Хочется "увесистым, но... травматическим"...
Хорошо, что Пушкин не дожил до такого критического разбора образа его любимой Тани Лариной, в оперном замужестве - Греминой.
О, к слову: Алла, а вы читали свеженького Минкина на тему "Евгения Онегина"?
Да, он там рядом с вашим блогом, я видела. Начала читать и бросила: скучно. Уж столько было толкований Пушкина, зачем-то и ещё одно. Могла Татьяна столько пробежать? не могла?
Он читал Онегина-то?
Вот я, например, говорю - она стояла, как вкопанная. Сдвинуться не могла. Как столб на неё упал: Он. Пришёл. А бег её - только в мыслях.
\\Белинскому повезло оказаться "на безрыбье" и стать суперпуперкритиком: критиков вообще ведь не было.\\
-----------
Хотел было кривое слово сказать против Белинского, а тут, чувствую, как бы защищать его не пришлось... как критика... Но, подожду продолжения. Интересно события разворачиваются)).
Ну, посмотрим, куда кривая вывезет :)
Но Белинского - как критика - постараюсь не трогать, в задуманный формат "Это мы не проходили" его критика не входит. Критику - проходили, аж из ушей, про то, например, Татьяна - не сложная натура, ибо в ней "нет болезненных противоречий, которыми обыкновенно страдают слишком сложные натуры".
После этого так и хочется в лоб ему дать чем-нибудь увесистым, но не травматическим...
Всегда нравился Белинский. Действительно, на голову выше и Герцена, и Чернышевского.
Белинскому повезло оказаться "на безрыбье" и стать суперпуперкритиком: критиков вообще ведь не было.
Пушкин сам писал критику на произведения друзей, друзья - на него. Журналы "дружили" друг против друга и соответственно писали "независимую" критику.
Чернышевский - это всё же другое поколение. Герцена ещё будет, я задумала целую серию "Это мы не проходили" :)
Чернышевский мало того, что другое поколение (как Добролюбов). Кстати, вот ещё один критик, который задолбал (что за сленг!) не одно поколение советских школьников своим "лучом света в тёмном царстве" и отвратил надолго от А. Островского - вполне себе замечательного товарища.
Мало того, что другое поколение, так ещё и разночинцы, а это сооовсем другой литературный пласт.
А Герцен - дворянин и барин. Какой удар для него был, когда его сын в Швейцарии женился на простой гувернантке без всяких сословий.
При его-то собственном происхождении, между прочим?
О том и речь. Это как декабристы, провозглашающие свободу_равенство_братство, но никто не отпустил своих крестьян на волю.