Лахтинская 24. Дома.Архитектор.Демон...и Мефистофели. Часть II

Итак, почему такой необычный герой инфернального мира?Фантазировать можно сколь угодно. Ясно одно: изменения в декор фасада были внесены или по поручению, или по одобрению новой владелицы дома- в проектных чертежах пластики не было. Скорее всего, последнее. Ведь зодчий и раньше украшал фасады всякого рода нечистью, столь типичной для модерна, тем более северного, где применялся декор, характерный для европейского Средневековья, т. е. с элементами готики.

Например, на углу Садовой и Вознесенского находится бывший Дом городских учреждений, эффектный фасад которого также украшает пантеон прелестных персонажей работы Лишневского.

А как вам Апраксин переулок 4?

Но и это не все. «Казакам» на заметку: достаточно пройти до Малого проспекта Петроградской стороны и посмотреть на дом 66\32, чтобы понять, сколько там работы для православной кувалды! Судите сами-

Естественно, не только Лишневский использовал мотивы потустороннего мира и, вообще, всяческие апотропеи. Великий Лидваль, Цейдлер (который, кстати, был автором бесчисленных проектов церквей и приходов, и как-то не возмущалась Церковь), Гусев и Мейб… Этот список можно продолжать.

Что же в этом такого? Почему никого не удивляют химеры на Соборе Парижской Богоматери? Вы можете себе представить, чтобы сегодня некие… м-м-м.парижские казаки, вооружившись железяками, пошли бы вносить коррективы в замысел Жан де Шеля?

Мне ничего не удалось найти о статусе и деятельности А. А.Чистяковой. Да и так ли уж это важно? Сайты а-ля «русский мир» говорят о неких её оккультных пристрастиях. Откуда они это взяли, непонятно, но, в принципе, такое вполне могло быть. Вспомним: на дворе переливался всеми его парадоксальными красками «серебряный век» и декаданс с его мистицизмом, миром запретного, панэстетизмом символа вовсю правил бал. Некую декларацию декадентского мироощущения провозгласил Ф. Сологуб:

Мы - плененные звери, Голосим, как умеем. Глухо заперты двери, Мы открыть их не смеем.

Все декаденты выступали как творцы новых эстетических и этических ценностей. Вспомним начало века — футуризм, акмеизм, имажинизм, унанимизм… Скорее всего, сам Лишневский, тонко чувствовавший умонастроения времени, атмосферу, предложил эту скульптуру, а новая владелица согласилась. Да и странно было, если бы просто богатая клиентка навязала знаменитому зодчему, архитектору-нарасхват, свою концепцию.

Так что же это за «элемент лепной композиции над трехчастным окном — рельеф с изображением антропоморфного фольклорного существа с крыльями летучей мыши» (описание в документах КГИОП)? За фигурой уже давно закрепилось название Мефистофель. Скорее всего, это и впрямь прижизненный портрет великого русского певца в гриме. Был ли знаком Лишневский с Шаляпиным неизвестно. Но именно эта изогнутая бровь и говорила современникам, кого имел в виду архитектор, изображая князя тьмы. Годы, когда строился дом, пришлись на пик карьеры певца. Популярный зодчий наверняка знал Федора Ивановича, по крайней мере, сталкивался в салонах, на музыкальных вечерах, приемах, я уж не говорю о собственно посещении Мариинки. Кстати, квартира Шаляпина (дом № 2б по ул. Графтио, теперь музей) тоже относительно недалеко от дома на Лахтинской. Если быстрым шагом, то минут 20−25, вся Петроградка- с гулькин нос… по масштабам большого города, конечно. Безусловно, горельеф можно было сделать и по многочисленным фотографиям Шаляпина в образе Мефистофеля из оперы, что бесчисленно публиковались во всех газетах.

Вопрос в том, из какой оперы? Сейчас часто освещение печальной темы вандализма на Лахтинской сопровождают «куплетами Мефистофеля». Не так уж это важно, конечно, но всё-таки мне кажется, что произведение Гуно не имело отношения к этой скульптуре.

Легенда о Фаустусе всегда была притягательной для людей творческих. Идеальный сюжет: дух искания — дух христианства, искушение, противоборство в человеке добра и зла, трагедия творческого бессилия, множество других вопросов. Человек не имеет четкой программы, его путь — выбор, и возможность выбора — творческая способность. Порыв любви, неважно к чему или к кому, движет к совершенству, истине, познанию, прозрению, к чему-то, к кому-то, к самому себе… Недаром этот сюжет до сих пор изучает духовенство. Что уж говорить о драматургах, композиторах, художниках: Марло и Гете написали великие трагедии (не считая примерно 30 других писателей, создавших пьесы). Бах хотел сочинить оперу. Он не успел или что-то другое помешало (интереснейшая тема, кстати), зато оперы написали Берлиоз, Бойто, Гуно, Бузони. Вагнер — увертюру «Фауст», Лист — кантату.

Опера Гуно, неоспоримо, самая известная из всех существующих музыкальных произведений на эту тему. Но она базируется на внешней линии сюжета: старый немецкий ученый, философ продаёт свою душу дьяволу в обмен на молодость. Гуно даже и не пытается осмыслить философские идеи Гёте. За основу берется лишь любовная линия, лирические взаимоотношения героев и судьба Маргариты. В середине 19 в. только таким образом и можно было трактовать сюжет применительно к жанру оперы. Собственно, в Германии оперу Гуно вообще часто называют по имени главной героини. Концовка произведения — триумф Маргариты над князем тьмы: она отказывается принять от него помощь. Иное дело опера Бойто. Вот здесь у Дмитрия уже о многом было сказано: http://diletant.media/blogs/60785/79/

Действительно,"Фауст" Гуно был впервые поставлен в 1859, а «Мефистофель» Бойто в 1868. Формально между операми 9 лет разницы, но фактически они принадлежат разным эпохам: «Фауст» абсолютно традиционная лирическая опера, а «Мефистофеля» критика называет предвестником символизма. Именно в эстетике декаданса был создан главный герой. Не Фауст, не Маргарита, а именно Мефистофель. «Ему хотелось воссоздать в опере Гётевского «Фауста», — вместо рассыропленного, засахаренного, кисло-сладкого «Фауста» Гуно"(по Дорошевичу).Бойто добавляет сюжеты из второй части поэмы, в ткань оперы включаются сцены шабаша и смерти Фауста, Мефисто становится реальным соперником Творца, и воплощение зла на земле поражает мощностью образа.

Триумф Шаляпина в Ла Скала в опере Бойто наделал много шуму в Петербурге, стал важнейшей вехой в истории русской вокальной школы- именно с этого момента приглашения русских артистов на европейские сцены стали правилом, а не эпизодом и сенсацией. Я думаю, Лишневский использовал для горельефа образ Мефистофеля, созданный певцом для оперы Бойто.

И если с Мефистофелем все более или менее понятно, то что же это за другой герой, украшающий шипец здания на Лахтинской?

Да и слово «украшающий» звучит странно. При взгляде на это жуткое существо «красота» — последнее из образного ряда, что припоминается.

Продолжение следует.