Февральскую революцию начали рабочие Петрограда. Это моё мнение. Но начали себе на голову. Ведь был же умнейший Зубатов, один из немногих монархистов, которых я уважаю, он говорил рабочим: «Зачем вам конституция? зачем вам политические свободы? — всё это нужно только вашему врагу, буржуазии, чтоб усилиться самой, и против власти, и против вас же. А вам нужен 8-часовой рабочий день и повышение заработков, — так этого вам самодержавие ещё лучше добьётся от фабрикантов, вы ему — верные сыновья, а буржуазия — она-то и бунтует против государства». Так вышло, что надворный советник Сергей Васильевич Зубатов, бывший глава Особого отдела Департамента полиции МВД, к моменту революции уже давно был отставлен и писал мемуары в Замоскворечье. Когда Зубатов узнал про отречение царя, то впал в депрессию, а после отказа от престола и Михаила 3 марта, Зубатов застрелился. Он-то прекрасно понимал какая складывается картина.
Одним из знаковых событий кануна свержения царизма был арест т. н. «рабочей группы Бюро Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК)» 27 января 1917 г. В современном значении «рабочая группа» сразу ассоциируется с группой по подработке решения какого-нибудь собрания, а тогда это означало группу рабочих, нанятых и раскручиваемых в прессе Гучковым в качестве своего карманного пролетариата. Рабочая группа во главе с Кузьмой Гвоздевым старательно подстрекала к забастовкам, чтобы максимально обострить обстановку к открытию занятий Государственной Думы 14 февраля. По плану Гучкова, к тому времени надо было подготовить государственный переворот.
В письме гвоздевцев к рабочим Петрограда предлагалось устроить 14 февраля манифестацию и выдвинуть перед Думой требование устранения самодержавия и создания Временного правительства.
После этого, после длительного собирания с духом, Протопопов решился арестовать «рабочую группу». В ночь на 27 января (на 9 февр. н. ст.) было арестовано 10 её членов. После этого ЦВПК, по словам Гучкова, окончательно стал революционной организацией. Читай — встал на рельсы переворота.
Гучков — премьер-министру Голицыну:
- Я в прятки с вами играть не буду. Если вы подозреваете Рабочую группу и нас в том, что мы занимаемся политикой, я ни одной минуты возражать не буду. (…) Но я только одно отрицаю —что они замышляли вооруженное восстание и переворот.
Из воспоминаний Александра Ивановича Спиридовича, фактически советника Николая II по вопросам политического сыска:
- Арест Рабочей группы совершенно нарушил внутреннее равновесие Протопопова. Он пришел в такой экстаз от добытых при обысках данных, что раздул значение арестов до Геркулесовых столбов. Он доказывал в Царском Селе, что сорвал революционный заговор, что аресты предупредили революцию. Он хвастался и кричал при всяком удобном случае, что раздавит революцию, как щенка. Что, когда нужно будет, он, министр, зальет Петроград кровью. Друзья, зная его, улыбались, кто не знал, верили. А в то же время он хитро выгораживал в Царском Селе Гучкова и других либералов, доказывая, что их аресты приведут лишь к увеличению их популярности. («Бунтующих бар — не трогали, а рабочую скотинку — всё ж схватили». — Солженицын А. И. Март Семнадцатого) Их величества верили ему и тоже переоценили значение арестов Рабочей группы. Вера во всезнание Протопопова и в его политическую проницательность возросла ещё более.
Спиридович прославился тем, что в 1950 году в Нью-Йорке назвал подлинным документ, доказывающий, что И. В. Сталин был агентом царской охранки.
27 января. Дневник великой княжны Ольги Николаевны.
— Гуляли с Папой, 2 мороза. Потом он копал башню, а мы 4 привязали к розвальням Алексея лыжи и носились по саду. Валились, конечно, все время. После чая у Алексея кинематограф и после ко Всенощной с Папой. Папа складывал пузель. После 11 спать.
8 февраля 1917 г. столичный градоначальник Александр Павлович Балк на совещании по охране порядка приказал: «Малейшие подозрительные группировки на улицах и тротуарах должны быть тотчас же рассеиваемы. При появлении более значительных групп следует немедленно вызывать кавалерийские части»
Также Балк запретил хрустящую французскую булку: «В целях увеличения выпечки белого хлеба, спрос на который среди столичного населения заметно увеличился, признаю необходимым издать следующее обязательное постановление: с 10 февраля всем находящимся в Петрограде булочным, пекарням, кондитерским, вафельным и другим этого рода предприятиям воспрещается выпечка и продажа сдобных булок, куличей, пирогов, тортов, пирожных и всякого рода печений из сдобного и сладкого теста». Мол, только на хлеб.
Депутат Государственной Думы от Витебской губернии Иван Фёдорович Половцов:
- Насчет дороговизны — всё хуже. И главное, что причин-то серьёзных, кроме алчности и бессовестности, не видно. Хлеба днями не бывает, хвосты повсюду…
И что же демонстрация 14 февраля?
10 февраля Милюков в кадетской газете «Речь» поместил обращение к рабочим Петрограда, в котором попросил «не принимать участия в демонстрации 14 февраля и оставаться в этот день спокойными», намекнув, что призывы к восстанию исходят от немецких агентов.
В листовке большевиков говорилось о том, что хождение народа на поклон к дворцам дорого обходится легковерным, но лозунги предлагались общие: «Долой царскую монархию! Война войне!»
Каковы же были силы подавления накануне ожидавшегося 14 февраля восстания? Петроградская полиция насчитывала 3,5 тыс. городовых. Кроме того, 9 февраля в Царском селе Протопопов доложил Николаю II, что надёжных войск в столице лишь 12 тыс.
Когда Николай это услышал, сложился ли в его голове пузель (puzzle) Ипатьевского подвала? Нет.
13 февраля начинался Великий пост.
Мне кажется здесь будет уместно привести цитату из Красного Колеса про Козьму Гвоздева:
" Кто видел Козьму Гвоздева и в Спасском отделении каторжного Степлага, в третью десятку его невылазной неволи, говорят, что и к семидесяти годам, под четырьмя наляпанными номерами, Козьма Антонович сохранял, от глаз и выше по лбу, эту задержанную на нём светлую детскость, это беззащитно-удивлённое выражение.
Да так ясно, так просто его жизнь начиналась…И за сохой на месте, и в хороводе на месте – очень уж петь Козьма любил, запевалой. (Он и в Питере тут, в Народном доме, Шаляпина не пропускал.)
К войне Козьма стал из первых токарей на третьем этаже эриксоновского завода, куда и вообще-то стянулся цвет петербургских металлистов. Ладилась у него работа, послушны, отзывны были ему станок, резцы и металл, а от этого не по возрасту рано стали другие рабочие величать его Козьмою Антоновичем…
А пуще всего придерживался Козьма всегда – справедливости. От ранних лет он привык любить, чтобы всё укладывалось по-правому, по-справедливому.
И на том бы всё могло уравновеситься и остановиться, кабы не особое время такое: партии, лозунги, война. О прошлом годе потянулся по питерским заводам клич – называть выборщиков, а они будут выбирать Рабочую группу, какая представит мнение и волю российского рабочего класса в военном производстве.
с чего взял солженицын, что гвоздев работал токарем на заводе эриксона. после 1905 он уже нигде руками не работал
Это ты наверное, с Хрусталёвым перепутал
И вытолкнули Козьму вдруг из толпы вперёд, вперёд, где уже нет рядом дружеских локтей и плеч, – вытолкнули первым кандидатом завода, Выборгской стороны, города и всей России – и вышагнул Гвоздев на помост, как переднего ряда первый российский рабочий.
Избрали Рабочую группу из одних меньшевиков и чуть эсеров.. Но тут же проголосовали: цель Рабочей группы будет – не помощь заводам, работающим на оборону, а – созыв всероссийского рабочего съезда и подготовка себя для взятия власти в качестве временного совета рабочих депутатов; и 8-часовой рабочий день устанавливать сейчас же, не взирая на войну; и – полная свобода профсоюзных завоеваний немедленно сейчас; и – неприкосновенность личности; и немедленно – всю землю крестьянам; и немедленно – амнистию всем политическим врагам правительства и террористам, кто где ещё остался в тюрьме или на каторге.
И пошла Рабочая группа в гучковский центральный Военно-промышленный комитет и в его втором помещении на Литейном за Жуковской улицей получила две комнаты с телефоном, штатного секретаря, секретарского помощника и двух конторщиков на жалованьи от Комитета. И стала открыто заседать и действовать как единственная в России легальная рабочая организация.. А ещё самозванно провозгласила и свою политическую неприкосновенность наравне с фракциями Государственной Думы! (Сам бы Козьма не придумал, два приставленных советчика убедили.) По условиям военного времени это было ах как много.
И подпёрли Козьму меньшевики двумя расторопными быстроумыми советчиками – Гутовским и Пумпянским: заняли они места секретарей, а секретарскую работу перекинули конторщикам.
Гутовского у социал-демократов так и звали “газом” – за быстроту, как он во все стороны поспевал (кличка сперва была “ацетилен”, от отчества его Аницетович). И чего только Гутовский не знал про рабочий класс и про социал-демократию! – просто всё знал, и на любой вопрос мог ответить ещё прежде, чем этот вопрос ему до конца досказали.
И как-то всё опёрлось и устроилось. Гучковский комитет был группою доволен, в передней комнате обсуживали организацию рабочей силы для производства, а в задней занимались и конспирацией, составляли и распределяли нелегальные листовки и каждому командированному, едущему по России в провинциальные рабочие группы, кроме его открытого задания в помощь обороне давали и скрытое задание в развал её.
Ну, влип Козьма.
И рабочие, избравшие группу, волновались, надо было их чем-то успокаивать.
Даже всё самарское отделение – и то слало центральному наказ: “мы шли в промышленные комитеты не для того, чтобы ковать пушки и убивать товарищей немцев, но – добиться отделения церкви от государства, конфискации помещичьих земель и демократической республики”.
Чтобы тут усидеть, приходилось уступать большевикам, в чём только дёрнут, говорить совсем не то, что думаешь: что цель Рабочей группы – коренная ломка режима; что правительство готовит еврейский погром, когда и духу такого не было. Или требовать от фабрикантов, чего им неоткуда было взять. Или кричать, что военизация заводов – это крепостное право, когда всякому было ясно, что спокойней бы нет – уставить сразу и работу, и питание, и свободу от военного набора. Надо было бесперечь гавкать и нападать на власть. И под видом “комиссий” Рабочей группы собирали в главном зале гучковского Комитета многолюдные рабочие собрания, и никакую не оборону страны обсуждали там, но будущее правительство: чтоб оно было не просто “ответственным”, как требует Дума, но Временным Революционным – и в него бы входили демократы-социалисты. (Хотя Козьма не мог ума приложить: с чего бы вдруг такое правительство понадобилось и утвердилось.) Или высказывали там, что переговоры о мире народ должен взять в свои руки, помимо властей.
Читай полностью "Красное колесо" http://book-online.com.ua/read.php?book=4509&page=211
Семен, только французская булка совсем не была сладкой. Это то, что позже переименовали в "городскую".//
татьяна, полагаю, речь шла о круассанах. а багет это другое, да, вот и путаница.
Нет-нет-нет. :)
Багет - совсем не то. А то, что называли когда-то "французской", а после городской булкой, это, по сути, то же белый хлеб, только поменьше батона и с корочкой, прорезанной перед выпечкой вдоль. В результате ее краешек поднимался и хрустел.
Вот, нашла картинку:
http://cs4.pikabu.ru/images/big_size_comm/2015-03_4/14268335933781.jpg
Ну, что, Их Величества не знали?//
я не про чету, а про рабочую группу. схватили попок, а подлинные враги монархии находились за границей в это время.
Если вы про Ленина, то ВИЛ в эти дни говорил, что «Мы, старики, может быть, не доживём до… революции". Т.е. этот "швейцарец" вообще был слеп и не информирован.
А если про Якова Шиффа, то да, этот банкир активно дергал за нитки и толкал развитие событий в нужном ему направлении. Но и он ошибался, полагая, что свержение самодержавия принесет равенство и благополучие евреям России. Получилось наоборот, в условиях безвластия в 1918 году вспыхнули жестокие еврейские погромы. В годы гражданской войны было убито по разным оценкам до 200 тысяч евреев. Кровь этих людей на банковских переводах Якова Шиффа.