Саломея

С некоторых пор в душе Ирода Антипы, правителя Галилеи и Переи, поселилось беспокойство. Что само по себе странно. В землях своих он властвовал безраздельно и никому и в голову не могло прийти перечить ему, тетрарху, уполномоченному самим императором Рима. И вдруг, откуда ни возьмись, появился некий Иоанн, проповедник, пользующийся большим успехом у публики. И этот Иоанн не нашёл ничего лучшего, чем предъявить претензии ему, царю Ироду! И в чём! В сожительстве с женой своего брата, Филиппа! То есть в прелюбодеянии, смертном грехе! Но кто он есть, этот проповедник, чтобы указывать царю, что ему делать? Причём прилюдно, во всеуслышание, смущая разум многочисленных слушателей, сея в их душах сомнения в безусловной непогрешимости правителя! Да за такое… В общем, место ему в темнице. Там он и находится уже несколько дней.

Но что со строптивцем делать дальше? Удавить по-тихому? Не получится. Слишком велик будет общественный резонанс. Расправа-то бессудная… Нецивилизованно как-то… Нужна вина, доказательства, признание подсудимого… Канитель, однако. Отпустить на все четыре стороны? Невозможно. Все сразу решат: царь признаёт свою неправоту и, соответственно, перестаёт быть непогрешимым. А это — удар по сакральности власти, сомнение в праве его, Антипы, выносить любой вердикт. Этак можно далеко зайти. Нет уж, лучше сгноить бедолагу в тюрьме.

Что же касается упрёков… В сущности, не так уж Иоанн и неправ. Иродиада и впрямь по сию пору считается женой Филиппа. Только вот Филипп, будучи таким же тетрархом, как и Антипа, отнюдь не возражает против их с Иродиадой сожительства. В противном случае давно бы уже шла война и тысячи жизней были бы брошены на алтарь братской междоусобицы. Но раз нет войны, нет и прелюбодеяния! К тому же, Антипа не скрывает своих отношений с Иродиадой. Все о них знают! И на пиру, который начнётся с минуты на минуту, с ним рядом будет сидеть эта женщина. Кстати, ему приготовлен сюрприз: Саломея, дочь Иродиады, исполнит нечто такое, чего раньше никто не видел… Танец какой-то… Необычный… Она и так-то хороша — юна и свежа, а уж когда начнёт выводить свои па… При взгляде на её гибкий стан чего только не передумаешь! Жениться на ней, что ли? Этакое сокровище! Иродиана, надеюсь, возражать не станет… Правда, есть ещё Рим, а там могут задуматься: нужен ли Антипа, если есть Филипп с возникающими у него претензиями на Галилею? Обоснованными претензиями! Его и уберут… За ненадобностью… Тут думать и думать!

***

Саломея была в ударе. Юная и прекрасная, она танцевала так, что гости раскрыли рты от изумления. Что-то бесконечно эротичное и провокационное было в её ритмичных, плавных движениях. Потрясён был и Антипа. С трудом сохраняя внешнее спокойствие, он просто сгорал от желания сейчас же, немедленно взять плутовку, бросить на ковры и забыть обо всём на свете… Не видел он устремлённого на него взгляда Иродиады. А если б увидел, то содрогнулся от яростной муки, плещущей в расширившихся зрачках своей сожительницы.

Танец закончился. Все молчали. Саломея приблизилась к Ироду, склонилась перед ним…

- Проси, чего хочешь! — просипел очарованный царь. — Хоть полцарства! Исполню любое твоё желание!

Красавица стрельнула глазками и… ничего не ответила, а, пятясь, покинула помещение.

***

Пир разгорелся с новой силой. Играли музыканты, лилось вино, сменялись блюда. Иродиада куда-то отлучилась и это было к лучшему: можно хоть немного прийти в себя после необычного танца.

Но вот нежные руки любовницы обвили шею, жаркие губы прижались к виску и после некоторой паузы прозвучало пожелание, показавшееся царю странным: Саломея просит… голову Иоанна! Того самого, проповедника… Ирод даже не понял сперва, но требовательный взгляд Иродиады подтвердил: да, всё правильно, дочь желает голову человека, сидящего в темнице.

Антипа, к этому времени изрядно захмелевший, раскинул мозгами и пришёл к выводу, что это такой оборот речи. Ну, не голова же ей нужна на самом деле! Что она с ней будет делать? Видимо, у юной красавицы сердце болит за человека, пребывающего не в самых лучших жилищных условиях. Тому и вправду не позавидуешь. В темнице холодно и сыро, к тому же отвратительно кормят. Кстати, это неплохой выход: отпустить заключённого по просьбе юной танцовщицы. В конце концов, этот Иоанн не очень-то и опасен, а по репутации проповедника будет нанесён сокрушительный удар. В том, что за него заступилась юная особа, видится некая насмешка. Что ж, пусть так и будет. Эй, тюремщик, слышал просьбу женщины? Выполняй!

Грянули литавры и пиршество продолжилось. Всё было прекрасно, и даже взгляд Иродиады теперь лучился нежностью и добротой. Можно пить и веселиться! О, женщины, вы — истинно божеские создания!

***

Антипа не сразу заметил вернувшуюся Саломею. Взгляд его сделался томным, сердце учащённо забилось… Юная прелестница приближалась, боясь наступить на что-нибудь скользкое. В руках — поднос, на подносе — что-то увесистое, накрытое салфеткой. Сегодня — день сюрпризов… Каков будет очередной?

Иродиада ласково взглянула на дочь, остановившуюся перед царём, лукаво посмотрела на Ирода и… сдёрнула салфетку. Все ахнули! На подносе, в луже крови, плавала… отрубленная голова Иоанна!

Глаза Ирода полезли из орбит. Он ждал чего угодно, только не этого. Вот так подарок!

Саломея выглядела невменяемой: потерянная улыбка, блуждающий взгляд… Антипа набычился, хотел что-то сказать, но Иродиада щёлкнула пальцами и музыканты грянули туш. Все задвигались, зашумели. Кто-то взял из рук девушки поднос со зловещим блюдом и вынес прочь. Ироду поднесли бокал с вином… Тот залпом выпил… Мотнул головой… Пришёл в себя… «В конце концов, Иоанн сам виноват. Упрекать царя… Да за такое… Не голову отрубить — четвертовать мало! Но какова Иродиада! Так всё подстроить! Мда-а-а…»

Веселье продолжилось, но прежнего интереса к Саломее Антипа уже не испытывал. Что-то сломалось в нём. По правую руку от него сидел кто-то неимоверно более сильный и коварный, нежели он сам. И этот кто-то властно и уверенно завладевал всеми его желаниями и помыслами. Имя этому воистину всесильному персонажу было Иродиада и сил сопротивляться её мощному вторжению у него уже не было. Великий царь превращался в игрушку в женских руках. Но поймёт он это не сразу…

Питер Пауль Рубенс (1577−1640). «Пир Ирода». Около 1635−1638гг. (208×264см) Национальная галерея Шотландии.