Новомирские чтения. Часть 3. «Лесть любят не только монархи».

Последние главы очерка посвящены летним событиям 1917 года. Временное правительство сменило самодержавный порядок; разговоры о его крушении на сельских сходах воспринимались с угрюмым спокойствием. «Очевидно, осуждали они если не весь монархический строй, то несчастного слабого человека, который успел так уронить и унизить этот строй. Самодержавная легенда только и держалась на мысли о сверхчеловеческом могуществе всякого монарха».

Но надо тут отметить и другое — противовес трудностям жизни составляла идея — надежда на то, что есть некто, который выше тебя и думает о твоем благе. С её исчезновением настал трудный период принятия решений — ответственность приходилось брать на себя.

Между тем война продолжалась; на фоне её Временное правительство земельный вопрос по существу решать не спешило. А напряжение росло: две трети хозяйств - а это тысячи безземельных и малоземельных крестьян — приходились на общее количество земледельцев. Львиная доля мобилизованных окопников приходилась на эту группу. Остальная часть — мелкие собственники, зажиточные крестьяне, казаки — владельцы, земли которых, по мнению социалистов, подлежали «равнилке» — конфискации и разделу. Неприязнь между этими группами росла и становилась очевидной. Примат «справедливости и уравнивания» брал верх над рационализмом. Хотя собеседники Короленко и вспоминали одного из своих стариков, который говорил, что за землю придется платить — деньгами или кровью. Мудрость старших редко доходит своевременно до потомков.

На сельские сходы зачастили представители разных партий; в их обращения к массам преобладала обходительность, приятность, близкая к прямой лести, на что Короленко замечает: «Лесть любят не одни монархи, но и «самодержавный народ», а от лжи погибают не одни правительства, но и революции». Для него, принявшего и поддержавшего новую власть, это было горьким откровением.

Дело не двигалось с места — дальше создания сельских комитетов Временное правительство не пошло, а вскоре и срок его правления остановили большевики. Об этом периоде времени Короленко пишет мало — с одной стороны, у него не сложились отношения с лидерами большевиков и, в первую очередь, с Лениным; с другой давали знать о себе возраст, усталость, здоровье. Он быстро понял, что новая власть пришла надолго; его характеристики этой власти жестки и прозорливы: «большевизм упразднил самое понятие общей свободы и правосудия. Он прямо объявил диктатуру одного класса, вернее даже не класса, а беднейшей его части … Большевизм — последняя страница революции, отрешившейся от государственности, признающей верховенство классового интереса над высшими формами справедливости, человечности и права. С большевизмом наша революция сходит на мрачные бездорожья, с которых нет выхода». Земельный вопрос, которому он посвятил столько жизненного времени и сил, вылился в «стихийный поток массовых захватов». Короленко не поверил, что новая власть способна разрешить, наконец-то, вековую проблему соединения крестьянства с землей и оказался прав.

По сути, это главное впечатление от чтения очерка, но есть еще один любопытный момент. Цитирую: «Я чувствую, что наш народ … ещё далеко не разбирается в основах выборного закона, не может поставить сознательных политических требований и пойдет на выборы уже из постой привычки повиноваться».

Минул век. Попытка построения социализма в СССР откровенно провалилась и ушла в прошлое. Земельный вопрос так и не решен — правда и доля крестьянского труда, обеспечивающего страну продовольствием, заметно снизилась, а производительность сельских работ заметно выросла. Да и сам вопрос как-то сник и потерял актуальность. А вот сознательного участия в выборах как не было, так и нет; от советской власти сохранилось своеобразное мероприятие — обряд голосование. С тем пока и живем. И имеем то, что имеем.