Пару недель назад, отправляясь на дачу, в суете сборов я оставил дома «Теллурию» Владимира Сорокина, которую планировал дочитать. Но — нет худа без добра — порывшись на дачном стеллаже, обнаружил несколько томов «Нового мира» девяностых годов. Открыл и начал просматривать — потом уже с трудом выбрал время дочитать «Теллурию» (кто не читал — рекомендую — вещь стоящая).
Бледно-синяя бумажная обложка «Нового мира» выцвела интересно — побледнел только корешок, свидетельствующий, что это № 1 за 1990 год. Подписанный в печать Сергеем Залыгиным, том вместил роман А. Солженицына «В круге первом», стихи Е. Рейна, напряженную повесть В. Быкова «Облава», рассказ Ю. Домбровского «Ручка, ножка, огуречик…». В «Дневнике писателя» — редакторская статья «Год Солженицына», а на странице 271 — некролог А. Д.Сахарову, подписанный всем коллективом редакции.
Но к размышлению меня подтолкнули две иные публикации: очерк Владимира Галактионовича Короленко «Земли! Земли!» и «Судьба человека в современном мире», составленная из статей и писем Николая Александровича Бердяева.
1.Биография В. Короленко свидетельствует о том, что мы имеем дело с интеллигентом высокой пробы, обладавшим цельном характером и устойчивостью взглядов. Огромную роль в судьбе будущего известного писателя, публициста и правозащитника сыграло семейное воспитание. И родство — к моему немалому удивлению В. Короленко оказался троюродным братом академика Владимира Ивановича Вернадского.
В годы преследований полиции и многочисленных ссылок Короленко побывал во многих уголках Российской империи, публикуя в столичных газетах свои впечатления от наблюдений. Писал он то, что видел воочию — естественно, что картина существования российской глубинка складывалась безрадостной. Власть от этого была не в восторге; тем не менее, в 1900 году он был избран Почетным академиком Императорской Академии по разряду изящной словесности. Звание это он добровольно сложил с себя в 1902 году в знак протеста против исключения из рядов академиков М. Горького, причем сделал это совместно с Л. Толстым, А. Чеховым, В. Соловьевым и П. Боборыкиным. В 1918 году звание восстановила уже Академия наук Советской России.
Мое личное пересечение с тем, что сохранило память о писателе, случилось один раз: я был в Джанхоте, на даче Короленко. Плыть пришлось кораблем из Геленджика. Место изумительное: море, сосны, павлины вместо собак во дворе — небезобидная птица, уверяю вас! А ведь некогда царское правительство искало и всячески поощряло желающих безвозмездно получить там земельный участок и обзавестись недвижимостью.
Очерк «Земли! Земли!» охватывает значительный исторический промежуток с 1891 года по 1919 год. Начинается он замечательно — нескольких мужиков голодающего Лукояновского уезда по весенней грязи сотский ведет к становому: «Зачем?» — «Эх… Беда, — склека… Вишь ты, бумажки какие-то разосланы» Оказалось, бедняги получили письма с прокламациями, которых они в силу неграмотности и прочесть-то не могли. Но ответ держать пришлось. Но это подробности; основной темой очерка является земельный вопрос. Каюсь — никогда не вникал в него подробно: только сейчас получил представление, что незавершенность проблемы, точнее нежелание и, вероятно, неумение власти приступить к его решению стало одной из причин успеха грядущих революций.
Собственно говоря, и власти, и некоторые землевладельцы после 19 февраля 1861 года пытались кое-что сделать, но натыкались на неприятие своих инициатив народом и сословиями — по разным, естественно, причинам. Государство, как выясняется, выделяло каждому земледельцу из бывших крепостных надел в З десятины земли плюс 50 десятин строевого леса на каждую ревизорскую душу; крестьяне же наотрез отказывались, полагая, что царь — батюшка, даровавший им свободу, отберет у помещиков и раздаст им всю землю даром без остатка. Заметим, что в крепостных к моменту реформы числилось 37% населения (23 из 62,5 миллионов). Ситуация быстро изменилась — проворные чиновники воспользовались крестьянской неуступчивостью и быстро оценили землю в пределах от 28 до 45 рублей за десятину и предложили её крестьянам за выкуп. Таких денег у большинства из них не было и в помине. Крестьяне стали умолять управляющих вернуться к прежнему разговору о наделах, но время ушло. С этого момента все образованные люди — а именно такие и представляли власть на местах — представились русскому крестьянин хитрыми и лукавыми врагами на одно лицо. Веры им никакой не было. Кроме одной персоны. Но об этом в следующей части.
Комментарии