Всё остаётся в полной силе. Окончание. Идиосинкразия большинства.

48 — летний А. И.Шингарев, врач, общественный деятель, один из лидеров кадетской партии, занимал должности министров земледелия и финансов Временного правительства. Работал на износ, во всё вникая лично и никому не доверяя.

Ф. Ф.Кокошкину на два года меньше. В мае 1917 г. он возглавляет Особое совещание по выработке проекта Положения о выборах в Учредительное собрание. «Вся власть Учредительному собранию

«- это не только строчка из блоковских «Двенадцати», но и реальный лозунг большевиков, собравшихся во власть и к ней пришедших. Чем же им не угодил Ф. Кокошкин? Все дело в том, что он ранее и совершенно внятно сформулировал свои взгляды на устройства страны: будучи сторонником парламентско — президентской республики, выступал против всенародного избрания президента, считая, что это создаст почву для авторитарного правления. Как в воду глядел!

А. Шингарев и Ф. Кокошкин были выходцами из глубинки — в какой-то мере это их объединяло.

М. Горький:

«Пусть они понимали благо родины более узко, чем это понимают другие, но никто не посмеет сказать, что они не работали для народа, не страдали за него. Это были честные русские люди, а честных людей накоплено нами немного. И вот их убили, убили гнусно и «просто». Я спрашиваю себя: если бы я был судьею, мог бы я судить этих «простецов»? И, мне кажется, — не мог бы. А защищать их? Тоже не мог бы. Нет у меня сил ни для суда, ни для защиты этих людей, созданных проклятой нашей историей, на позор нам, на глумление всему миру».

«Буревестник» еще не раз вернется в «Мыслях» к теме судов:

«Уничтожив именем пролетариата старые суды, г. г. народные комиссары этим самым укрепили в сознании «улицы» ее право на «самосуд», — звериное право».

«За время революции насчитывается уже до 10 тысяч самосудов» — пишет М. Горький в декабре 1917 г.

Изловленных на рынке воришек в присутствии толпы детей ведут топить в Мойке; событию предшествует голосование: застрелить или утопить? Проголосовали за второе. Еженедельно грабятся винные погреба; в какой-то момент опомнившаяся власть карает грабителей расстрелами на месте, определяя это как «провокации буржуев». Расстрелы студентов, юнкеров, зажиточных людей («чешут пятки буржуям» по Г. Зиновьеву) с целью завладения имуществом и жильем по всей стране становятся обыденностью. В заявлении «Особого Собрания Моряков Красного Флота Республики» Говорится, что «за каждого нашего убитого товарища будем отвечать смертью сотен и тысяч богачей … Суда над нами — не может быть».

В конце октября 1917 г. пишет З. Гиппиус:

Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянный сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,
Смеются пушки, разевая рты…
И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,
Народ, не уважающий святынь!

Справедливости ради заметим, что в старый хлев народ уже не вернется — начнется строительство нового, более совершенного по своей жестокости и цинизму.

Но — это означает, что революция в своем продвижении и завоевании пространства всё больше отдаляется от культуры, что особенно переживает М. Горький:

«Истинная суть и смысл культуры — в органическом отвращении ко всему, что грязно, подло, лживо, грубо, что унижает человека и заставляет его страдать.

Сейчас человек измотался, замучился, на тысячу кусков разрывается сердце его от тоски, злости, разочарований, отчаяния; замучился человек и сам себе жалок, неприятен, противен.

И вот — грабят, воруют, поощряемые свыше премудрой властью, возгласившей городу и миру якобы новейший лозунг социального благоустройства:

- Сарынь на кичку! — что в переводе на язык текущего дня и значит:

- Грабь награбленное!»

В марте 1918 г. он приходит к совсем уже мрачному выводу: «В наши кошмарные дни совесть издохла».

У М. Горького намечается, затем углубляется и переходит в жесткую фазу конфликт с новой властью в лице народных комиссаров В. Ленина и Л. Троцкого:

«Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.

…Но практический максимализм анархо-коммунистов и фантазеров из Смольного — пагубен для России и, прежде всего, — для русского рабочего класса».

Вроде бы, Ленин переживал по этому поводу, что не помешало закрыть газету в июне 1918 г.

*****

Дело идет к современным выводам.

1. Один взят из «Мыслей» без изменений:

«Там, где народ не принимал сознательного участия в творчестве своей, он не может иметь чувства родины и не может сознавать свою ответственности за несчастия родины»;

2. Политики, как таковые, практически не изменились; их характеристики соответствуют горьковским. В советскую пору приток их в реальную власть был сознательно ограничен, после перестройки «плотину прорвало». Уж не знаю, что и лучше.

3. Февральская революция в 1917 г. свершилась, но не получила развития. Сейчас мы можем в известной мере наблюдать ей плоды. И пожинать то, что она каждому дала — «Кому суп жидкий, кому жемчуг мелок»!

4. Что касается всех прелестей революционного периода, то они могут быть лишь худшими, чем предыдущие. Вопрос вопросов — как их избежать, если «Всё остается в полной силе»? Может быть, не лишне будет перечесть «Несвоевременные мысли»…