Всё остаётся в полной силе. Часть 2. Ожидания и реалии.

Начну с «работы над ошибками» — отвечу на некоторые комментарии. Прежде всего — о партийности «Новой жизни» в 1905 год: над заглавием газеты реет хорошо знакомый лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь». После закрытия газеты он сохранится во всех последующих большевистских изданиях. И на сегодняшних номерах «Правды».

Дальше — резкие высказывания о войне у М. Горького никак не связаны ни с пацифизмом, ни с морализмом. Они в достаточной мере — прагматичны, в чём мы вскоре убедимся.

Пацифизм ведь изначально представлял собой взгляд на войну, сформированный в глубинах христианства и просуществовавший много лет. Ровно до того, пока сама церковь в IV веке не сменила приоритет пацифизма в пользу теории «справедливой войны» ради крестовых походов. Затем оформился и распространился в светском обществе; существует он и в наши дни без всяких заметных результатов. Что касается России, то в ней пацифизм традиционно считался антипатриотическим настроением, в чем М. Горького никак не обвинишь и не заподозришь.

И голый морализм также здесь ни причем. Не будем забывать, что первая и единственная супруга писателя Екатерина Павловна Пешкова фамилию которого она взяла после венчания и уже больше никогда не меняла. Они расстанутся в 1903 году (по обоюдному согласию), но связи не прерывали.

Е.Пешкова заслуживает гораздо большего внимания, хотя пост и не о ней. В нескольких словах:

- создательница правозащитной организации «Помощь политическим заключенным»;

- с осени 1914 года по 1918 год возглавляла детскую комиссию в обществе «Помощь жертвам войны». Вместе с известным адвокатом Сахаровым — дедом Андрея Дмитриевича Сахарова — на средства Земгора (Земского и Городского союзов) организовала отряд волонтеров по поиску детей, оставшихся за линией фронта…

- спустя четверть века, уже во время другой большой войны, живя в эвакуации в Ташкенте, Екатерина Павловна второй раз в своей жизни занялась организацией помощи детям-беженцам из фронтовых районов, о чем рассказала в воспоминаниях ее помощница — жена писателя Всеволода Иванова Тамара Владимировна.

Одна из подопечных Пешковой — последняя любовь адмирала Колчака Анна Тимирева-Книпер, вспоминала: «Всегда, встречаясь с ней, я не переставала изумляться: как, прожив такую долгую, сложную жизнь, сталкиваясь со столькими людьми, всякими, — как она сумела до глубокой старости сохранить абсолютную чистоту души и воображения, такую веру в человека и сердце, полное любви. И полное отсутствие сентиментальности и ханжества».

Естественно, через Е. Пешкову писателю был доступен богатейший фактический материал о бедствиях мирного населения на затронутых войной территориях — и он живо реагировал на это.

Вообще выходец из сугубо мещанской среды М. Горький в личной жизни отдавал предпочтения женщинам из дворянского сословия.

Здесь самое время возвратиться к «Мыслям» — М. Горький, уже интеллигент, в 1917 году по праву остается самым известным из пролетарских писателей не только России, но и всей Европы. И значимым, и материально обеспеченным. И все его ожидания, связанные с произошедшей революцией, обращены к тому же пролетариату:

«Право пролетариата на вражду с другими классами всесторонне и глубоко обосновано. Но — в то же время именно пролетариат несет в жизнь великую и благостную идею новой культуры, идею всемирного братства». Какой уж тут пацифизм, если отстаивается право на борьбу! И другой — знаю, что Россия в массе своей страна крестьянская (85% населения), М. Горький с тревогой следит за убылью самой квалифицированной части рабочих во время войны. Не менее опасается он и возможной гражданской войны:

«В современных условиях русской жизни нет места для социальной революции, ибо нельзя же, по щучьему веленью, сделать социалистами 85% крестьянского населения страны, среди которого несколько десятков миллионов инородцев-кочевников.

От этого безумнейшего опыта прежде всего пострадает рабочий класс, ибо он — передовой отряд революции и он первый будет истреблен в гражданской войне. А если будет разбит и уничтожен рабочий класс, значит, будут уничтожены лучшие силы и надежды страны».

И надо напрямую заниматься культурой —

«Политика и религия разъединяют людей на отдельные группы, искусство, открывая в человеке общечеловеческое, соединяет нас. Ничто не выпрямляет душу человека так мягко и быстро, как влияние искусства, науки» и заботиться о быте и здоровье пролетариата — «Вы знаете, что «в здоровом теле — здоровая душа».

Воплощение в жизнь этих идей он возлагает исключительно на пролетариат и интеллигенцию — они, казалось бы, прочно связаны долгими годами борьбы с царизмом.

Достаточно быстро «Буревестник» приходит к выводу, что политики в реализации этой идеи совсем не помощники:

«Политика — почва, на которой быстро и обильно разрастается чертополох ядовитой вражды, злых подозрений, бесстыдной лжи, клеветы, болезненных честолюбий, неуважения к личности, — перечислите все дурное, что есть в человеке, — все это особенно ярко и богато разрастается именно на почве политической борьбы …

… И я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, — недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего…

…Нет яда более подлого, чем власть над людьми, мы должны помнить это, дабы власть не отравила нас, превратив в людоедов еще более мерзких, чем те, против которых мы всю жизнь боролись…

…Всякое правительство — как бы оно себя ни именовало — стремится не только «управлять» волею народных масс, но и воспитывать эту волю сообразно своим принципам и целям. Наиболее демагогические и ловкие правительства обычно прикрашивают свое стремление управлять народной волей и воспитывать ее словами: «мы выражаем волю народа».

Скептицизм к Временному правительству, политическим партиям после октябрьского переворота органично переходит в критическое осмысливание деятельности большевиков. Во-первых, это вопрос принципа:

«Мы добивались свободы слова затем, чтобы иметь возможность говорить и писать правду».

С другой стороны, жизнь насыщалась событиями, совершенно неожиданными и непонятными.

«Но всего больше меня и поражает, и пугает то, что революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки и моральной оценки их труда…