Международный иркутский книжный фестиваль — явление относительно новое. Основанный Олегом Дерипаской фонд «Вольное дело» проводит его только во второй раз. Куратор — литературный критик и главный редактор портала «Горький» Константин Мильчин. Их совместными усилиями в Иркутск приехали звезды как российской, так и мировой литературы.

С Константином Мильчиным мы встречаемся у самых истоков Ангары. Пейзаж вокруг нас такой, что даже странно, что «Властелина колец» снимали в Новой Зеландии, а не здесь. Километр-два к югу и будет стоящий на берегу Байкала поселок Листвянка, печально известный тем, что тут в 1972 году утонул писатель Александр Вампилов. Фестиваль уже завершился, но его куратору все нет покоя. Его телефон разрывается от звонков, а проходящие мимо гости ярмарки постоянно отвлекают его разговорами обо всем на свете: от футбола до проблем современной фантастики.

Уставшим мой собеседник при этом не выглядит. Зато есть удовлетворение. Вместе с коллегами Константин Мильчин организовал фестиваль, который посетили тысячи жителей Иркутска и который стал для этого города настоящим культурным событием.

1. Мильчин.jpg
Константин Мильчин. (личный архив)

Книжная ярмарка — это отнюдь не только продажа книг по более низким, чем в книжных магазинах, ценам. Это еще и общение с авторами, издателями, а иногда даже с учеными. Главной темой фестиваля в этом году было будущее. Поэтому в Иркутске выступали не только классические гуманитарии, но и популяризаторы науки.

«У Иркутска есть желание вернуть себе статус культурной столицы Сибири»

— Этот вопрос звучал во время фестиваля тысячу раз, но я задам его еще раз: почему площадкой для него был выбран именно Иркутск?

— Фонд «Вольное Дело» был основан Олегом Дерипаской, и поэтому исторически программы делались в тех регионах, где находились бизнесы создателя. В Иркутске мы начали с поддержки библиотек, и там была хорошая основа для проектов по продвижению чтения. В том числе фестивалей.

 — Почему тогда не Кубань?

— На Кубани у фонда есть свои благотворительные программы: лицей для одарённых детей, школы, детские сады, туда много лет ездит с гастролями Школа-студия МХАТ. И вот было решено сделать что-то в Иркутске. Еще раньше для библиотечных проектов в регионе привлекли меня и Михаила Фаустова (еще один куратор фестиваля — прим. ред.). Мы тогда предложили фонду провести в Иркутске книжный фестиваль и провели его в 2017-м году. Это имело бурный, как мы смеем надеяться, успех. Здесь такого никогда не было. Была своя традиция проведения фестивалей меньшего масштаба. А вот фестиваля международного здесь не было никогда. Мы хотели, чтобы он оставил о себе долгую память, чтобы иркутяне с нетерпением ждали следующего. Чтобы приехало большое количество гостей, в том числе и из-за границы, чтобы приехали писатели, издатели, журналисты. Нам это удалось. Про фестиваль все услышали и все узнали.

— Ту мейк Иркутск грейт эген?

— Да, в литературном плане. Вот, например, есть Красноярск. Там Ирина Дмитриевна Прохорова и ее команда уже давно проводят огромную ярмарку книжной культуры. Сейчас это вторая ярмарка в России после «Нон-фикшн». С тем, что «Нон-фикшн» круче, чем ММКВЯ, все уже давно смирились, но Красноярск уже давно второй, а не третий или четвертый. Это колоссальное событие для городской жизни. Интеллектуальной и не только. До такой степени, что многие красноярцы начинают в августе откладывать деньги, чтобы купить книжки в ноябре на ярмарке.

— Получается, что Олег Дерипаска устроил ярмарку-конкурента в другом знаковом сибирском городе?

— Между ярмарками нет конкуренции. И в 2017-м году, когда в Иркутске прошел первый фестиваль, Ирина Прохорова была нашим почетным гостем. Мы посчитали важным позвать ее, показать ей наше детище, в чем-то посоветоваться. Красноярск и Иркутск — очень разные города. И ярмарки у них тоже разные. Конкуренция тут может быть только в отдельных случаях с приглашением гостей. Например, мы одновременно зовем какого-нибудь условного испанского антрополога, а тот говорит, что два раза за три месяца он в Сибирь не поедет, поэтому будет выбирать между нами и Красноярском. Но это очень маленькая часть ярмарочной работы. Тут нам не тесно.

— Первый фестиваль был в 2017-м. Второй — сейчас. Куда пропал из его истории 2018-й год?

— Мы сразу начали готовить второй, но тут вмешалась очень большая политика: основатель нашего фонда попал под санкции. Фестиваль было решено отменить.

— Почему?

— Это было очень непростое время. Предприятия, входившие в компании, которые основал Дерипаска, были под угрозой закрытия. Города, где работают эти предприятия, могли остаться без социальной поддержки, сотни тысяч людей — без работы. Проводить в таких обстоятельствах фестиваль было невозможно.

— В таком случае можно ли сейчас с уверенностью сказать, что в 2020 году Международный иркутский книжный фестиваль состоится?

— На пресс-конференции такое заявление прозвучало. Я бы очень хотел, чтобы ничто его проведению в будущем году не помешало.

— Иркутяне утверждают, что у них самый читающий город России. Ты с этим согласен?

— Иркутск действительно читающий город. С ним связаны имена двух крупных русских писателей — Валентина Распутина и Александра Вампилова. Далеко не каждый город может похвастаться двумя столь важными для русской литературы фигурами. Плюс, Иркутск — город с очень богатой историей. Я не помню старше ли он, чем Красноярск, но точно старше, чем Новосибирск. При этом Новосибирск мегаполис с метро, огромным аэропортом и миллионом жителей, а Иркутск город все-таки скромный. А когда-то это была культурная столица Сибири. Здесь декабристы, здесь типографии, здесь библиотеки, здесь театры. И желание восстановить былой очень высокий культурный статус у иркутян есть.

— Но тут получается, что его восстанавливают не сами иркутяне, а «понаехавшие» из Москвы…

— Действительно, есть некоторое недоверия к москвичам, которые пытаются сделать что-то в городе. Поэтому мы стараемся делать то, что мы делаем, максимально бережно и больше работать именно с местными кадрами. У нас треть участников ярмарки — это иркутяне. Культурная инициатива в регионе вообще невозможна без участия местных жителей.

— А в чем проявляется недоверие?

— У нас был скандал на одном из круглых столов, когда Егор Мостовщиков, Марина Ахмедова и Оуэн Мэтьюз рассказывали о том, как писать о катастрофах. Мы к ним позвали иркутского журналиста Владимира Скращука. Он поругался с остальными спикерами, а потом написал в Фейсбуке, что наш фестиваль — понты, а Иркутску нужен свой собственный, без приезжих.

Я приведу тебе пример, связанный с другим городом. Была такая история: горячо мною любимый Марат Гельман заявил, что Пермь стала культурной столицей то ли России, то ли Европы, то ли мира и центром современного искусства. Хорошо. Обсуждали ли с местными жителями их новый статус? Хотят ли они быть столицей чего бы то ни было? Интересно ли им современное искусство и понимают ли они его? Гельман, несомненно, понимает, что такое современное искусство, он вообще, без шуток, великий эксперт в искусстве и гениальный культуртрегер.

Но что в итоге получилось: вот, привозят местным жителям нечто непонятное, не очень углубляясь в общение с ними и даже не зная толком, что именно им нужно. Делать мероприятие в отрыве от местного населения, с нашей точки зрения, неверно. Поэтому в нашем фестивале мы стараемся максимально задействовать иркутян.

«Эрленда Лу привел на Байкал Жюль Верн»

— Сколько иностранцев должно приехать на фестиваль, чтобы он получил статус международного?

— По факту одного достаточно. У нас в этом году семь авторов из-за рубежа. У нас есть норвежец Эрленд Лу, у нас есть британец Оуэн Мэтьюз, у нас есть Линор Горалик из Израиля, у нас есть Евгений Абдуллаев из Узбекистана, Мариам Петросян из Армении и из Белоруссии к нам приехали Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак. Понятно, что в России по умолчанию заграницей не считается даже Израиль, но, тем не менее, мы привезли двух всемирно известных писателей. Мэтьюз сейчас набирает огромную популярность как автор исторических бестселлеров.

— Насколько тяжело было уговорить Эрленда Лу приехать на Байкал?

— С одной стороны, очень тяжело. Хотя бы потому, что с учетом наших прошлогодних событий у нас до последнего были сомнения в том, что в этом году фестиваль состоится. Но мне повезло. Я оказался по работе в Норвегии и часть своего времени потратил на то, чтобы уговорить Лу приехать. Долго и подробно описывал ему красоты Иркутска и Байкала. В конце концов решающую роль сыграл даже не я, а Жюль Верн.

— Каким образом?

— Есть такой ужасный роман у Жюля Верна, называется «Михаил Строгов» или «Курьер царя». Краткий синопсис такой: татары из Казахстана во главе с предателем Иваном Угаровым идут на Иркутск, чтобы захватить город. Они уже перерезали телеграфную линию, и только один человек может спасти Россию и Вселенную — это казак и гвардеец Михаил Строгов, который в компании с красавицей Надей и двумя комическими персонажами — французским и английским журналистом — отправляется в Иркутск, спасать брата царя. Им предстоит пересечь полноводные реки, перейти высокие горы, его ослепят по татарскому обычаю раскаленным мечом, но русский человек все перетерпит. С этой книги начинают подсаживаться на русофилию интеллигентные западные подростки. Эрленд Лу читал ее в детстве и давно мечтал побывать в Иркутске и на Байкале.

2. Лу.jpg
Эрленд Лу и корреспондент Diletant.media Алексей Дурново. (личный архив)

— Получается, что привезти в Иркутск зарубежного автора все-таки тяжело?

— Зачем авторы едут на ярмарки? Во-первых, чтобы повысить продажи книг. Во-вторых, чтобы попутешествовать. В-третьих, ради хорошей компании. В-четвертых, чтобы получить большой гонорар. Наш фестиваль безгонорарный. Лу поехал ради интереса. В России он любим и уважаем. Он отпустил бороду, но его все равно узнавали в аэропорту и брали автографы. И здесь в Иркутске его тоже читают. Был один забавный случай. Поклонником Лу оказался один из таксистов, который вез нас на открытие фестиваля. Коллизия состояла в том, что сам Лу ехал в другом такси, а его поклонник вез нас с Мэтьюзом. Парадокс Эрленда Лу в том, что в России он очень популярен, но его книги вдруг перестали переводиться.

— Почему?

— Не знаю. Его книги раскуплены полностью. Надеюсь, что начнут снова переводить. И, кстати, Иркутский книжный фестиваль — возможность объяснить издателям, почему они не правы.

«Начинающим авторам нужно учиться общаться с издателями»

— В этом году на фестивале проходил финал конкурса по литературному питчингу. Англицизмы сейчас в моде. И все же, что такое литературный питчинг?

— В кино питчинг — это возможность доказать, что твоя затея имеет право стать фильмом. Здесь такая же история, только с книгой. Мы учим молодых авторов себя правильно презентовать. Это очень важное искусство. Издателя нужно убедить в том, что ваше произведение, написанное долгими бессонными ночами и нежно вами любимое, действительно стоит того, чтобы его напечатать и потратить на это некоторую сумму денег. Представьте себе, что вы едете с главной издательницей русской прозы Еленой Даниловной Шубиной в лифте, в Москве, в башне зла в Москва-Сити. А лифт там скоростной, он идет двадцать секунд. И вот у вас есть двадцать секунд, чтобы объяснить Шубиной, почему ваше произведение — гениально. Есть люди, которые в этой ситуации говорят: «Я член союза союзов писателей». Это провал! Надо начинать с книги. По сути питчинг — это обучение. Мы объясняем авторам, что они делают неправильно, когда презентуют свои книги.

— То есть, ты продаешь не готовый продукт, а именно идею?

— Не обязательно. Это может быть готовое или частично недописанное произведение. Вообще, литературный питчинг придумала моя подруга писательница и журналистка Елизавета Александрова-Зорина, а я его нагло украл.

— А что стало с победителем первого конкурса?

— Ее зовут Анна Масленникова. Сейчас у нее уже вышли две детские книжки.

«Мир меняется, но в нем все еще есть место для книг»

— Тема фестиваля «Контуры будущего мира». Почему будущее? Вы подогревали интерес к конкурсу «Будущее время»?

— Нет. Это проекты двух разных фондов, связанные лишь тем, что я и там и там работаю куратором. И хотя в этом году мы здесь объявляли лонглист премии, «Будущее время» и Иркутский книжный фестиваль ничто не связывает.

— Вернемся к началу: почему на книжном фестивале в теме будущее, а не прошлое, например, или не настоящее?

— Из-за огромного интереса к будущему, к фантастике, к футурологии. Он есть и у простых людей, и у того же Олега Дерипаски. Например, как некоторые тенденции, в частности, изменение климата повлияют на его бизнес. Поэтому у него есть экологические проекты. Здесь есть проект, в рамках которого чистят Байкал.

— И?

— У фестиваля может быть не одна цель, а несколько. Первая, безусловно, познакомить иркутян с книжными новинками. Вторая — попытаться ответить на какие-то более глобальные вопросы.

— Просветить?

—В том числе. Рассказать людям о том, как-то, что происходит сейчас в лабораториях и институтах, повлияет на их жизнь.

— Сейчас есть площадки в интернете типа «Литресс. Самиздат», которые позволяют человеку самому быть себе и издателем, и агентом, и книжными магазином. И оказывается, что непризнанные авторы прекрасно там себя находят и даже зарабатывают этим деньги. Нет ли риска, что со временем интернет совсем забьет книжную литературу и книга станет музейным экспонатом?

— Вообще, конечно, я как человек, который сам предпочитает читать в электронном виде, должен сказать, что книга умрет, но я этого не скажу. Есть разница. Одно дело ты скачал книгу в интернете, сидя на диване, и совсем другое дело, когда ты пошел на ярмарку, послушал, как молодые актеры школы-студии МХАТ читают произведение некого автора, пошел послушал самого автора, купил его книжку, получил на ней автограф, а потом читаешь ее дома. У тебя будет другое отношение к купленной книге, будет приятное воспоминание, даже если она сама тебе не понравится. Я не скажу, что второй способ радикально лучше, но он другой.

Самофот.jpg
Константин Мильчин и Алексей Дурново. (личный архив)

— Но тенденция есть?

— Нет никакой тенденции. Рост электронных носителей замедлился. А совсем недавно, по данным Амазон, был как раз рост интереса именно к бумажной книге. Никакой угрозы того, что книга исчезнет сейчас нет.

— Хорошо, как быть с тем, что книга — это бумага, а бумага — это вырубка леса? И это в условиях, когда все больше людей начинает задумываться на тему экологии, защиты окружающей среды?

— Убей книгу, спаси дерево. Это звучит забавно, но пока, к счастью, вопрос так никто не ставит. Винилу тоже прочили смерть, но он жив.

— Винил возродился. Он сначала умер совсем, а потом его воскресила мода.

— Да, но книги еще даже не умерли. Возможно однажды книги и займут то место, которое сейчас занимает винил, но произойдет это еще очень нескоро.

Критика и «Википедия»

— Многие издатели жалуются на нехватку критиков. В Америке критика может спасти книгу, может ее убить, но работать на рынке с большим количеством критиков гораздо легче?

— Критиков сейчас развелось столько, что на каждом шагу можно наткнуться. Это не считая блогеров, которые показывают, что они сила, с которой нужно вести переговоры.

— Значит так: есть Анастасия Завозова, есть Галина Юзефович, есть Константин Мильчин — три кита на которых держится современная российская критика.

— На самом деле их больше. У нас на «Горьком» постоянно выходит рубрика «Спорная книга», которую делает Василий Владимирский. И там критиков очень много. Ты говоришь о самых известных. Это не значит, что нет других.

— Я говорю о тех, кого знают люди, находящиеся за пределами очень, к сожалению, небольшого и, увы, замкнутого литературного мира.

— Они, скорее, знают только Галину Юзефович.

— Тебя тоже. О тебе, например, есть статья в Википедии. Когда человек набирает в Яндексе или Гугле «Константин Мильчин», ему первой ссылкой выдается статья в Википедии, это сразу резко повышает статус Константина Мильчина в глазах пользователя поисковика. Как говорила миссис Хадсон: «Если об этом пишет «Таймс», то это правда». Здесь похожая история: «Если человек есть в Википедии, значит, он существует».

— Ты мне сейчас напомнил одну мою знакомую, которая записала себе в Ключевые показатели эффективности, то что она переспала с человеком, про которого есть статья в Википедии. Кстати, а про тебя нет статьи?

— Нет.

— Но мы можем достать ноутбук и написать: Алексей Дурново — журналист, писатель, историк, симпатяга, пользователь банкомата и так далее. Это вопрос нескольких минут бренчания по клавиатуре. Хорошо, давай я признаю, что статья в «Википедии» повышает статус. Но критиков, на самом деле, гораздо больше. У нас уже есть поколение молодых критиков. Увы, мы потеряли одного из самых ярких представителей этого поколения, буквально месяц назад умерла от рака Елена Макеенко. Критика существует, и в нее приходят новые и новые люди.

3. Пейзаж.jpg
На фоне таких пейзажей проходит ИМКФ. (личный архив)

— А критика детской литературы? Она же есть только на уровне телеграмм-каналов.

— Вот с ней, увы, все гораздо хуже. Почему — я не знаю. Но и там есть достаточно много пишущих авторов. Возможно, нужно просто немного подождать.

— Где злой критик? Человек, который разносит, уничтожает, хайпует на этом и так далее? Миру литературной критики нужен свой злодей.

— Злодей нужен, но быть злодеем трудно. Последний по-настоящему лютый критик — это был Топоров Виктор Леонидович. Он, к сожалению, умер шесть лет назад. Злым и талантливым быть сложно. Людям свойственно быть добрыми. Нет, просто ругать, конечно, легко, а делать это талантливо — это почти искусство. Таких критиков единицы. Бить с одного удара так, чтобы ты уже не мог встать дано немногим.

— Кого бы ты хотел привести на книжный фестиваль в следующем году?

— Кадзуо Исигуру, Майкла Льюиса, Анну Гавальду, и, конечно, Ли Цысиня — изумительного китайского фантаста, а также Евгения Водолазкина. А если уже о совсем несбыточном, то я хотел бы привезти сюда Стивена Фрая и Мишеля Уэльбека.


Сборник: Антониу Салазар

Премьер-министру Португалии удалось победить экономический кризис в стране. Режим Антониу ди Салазара обычно относят к фашистским. Идеология «Нового государства» включала элементы национализма.

Рекомендовано вам

Лучшие материалы