Михаил Пришвин
Пришвин знаком каждому школьнику как мастер художественного описания живой природы. Однако начинал он с текстов более политичных, чем «Кладовая солнца». В 1890-х годах Пришвин увлекался идеями марксизма, состоял в социал-демократическом кружке. Это, а также перевод на русский книги А. Бебеля «Женщина и социализм», стало причиной первого ареста писателя в еще монархической России. В тюрьмах он провел год, после чего был освобожден с запретом проживать в крупных городах империи.
К 1917 году Пришвин, уже довольно известный писатель, стал поддерживать правых эсеров и до весны 1918-го работал в газете «Воля народа», которая не поддерживала политику большевиков. На страницах газеты вышла статья писателя под заголовком «Убивец!». В ней Пришвин критиковал Ленина, замечая, что политика большевиков своей жестокостью и стремлением к тотальному подчинению народа ничем не отличается от политики царской власти. За такой текст автора, разумеется, арестовали, но через 15 дней отпустили. Опасаясь очередного ареста, Пришвин уехал из Петрограда в деревню.
К 1922 году писатель закончил работу над автобиографической повестью, но ее, по цензурным соображениям, выпустить отказались. Пришвин обратился лично к Троцкому за разрешением, но нарком в публикации отказал: «Признаю за вещью крупные художественные достоинства, но с политической точки зрения она сплошь контрреволюционна». Эта книга, «Мирская чаша», была опубликована только более чем через 60 лет.
Евгений Замятин
Схожая ситуация была в карьере Замятина. Во время учебы на морского инженера в университете он вступил во фракцию большевиков РСДРП. В 1905 году за причастность к революционному движению его арестовали и отправили в ссылку. По признанию Замятина, ему дали разрешение на выбор места ссылки — он отправился на родину в Лебедянь. Однако долго там пробыть не смог и вернулся в Петербург нелегально. В 1911 году его вновь выслали из города. Через три года вышла повесть «На куличиках», за которую автора судили. И хотя Замятина оправдали, печатать текст запретили, ранее вышедший тираж конфисковали.
Казалось бы, после революции и победы большевиков жизнь Замятина должна была стать проще и свободнее — но этого, в общем-то, не случилось. Сначала все было неплохо — запрещенную повесть «На куличиках» напечатали, в Доме Искусств он открыл курс лекций по художественной прозе, стал редактором нескольких изданий. Кроме того, он входил в правление Всероссийского союза писателей и других литературных объединений. Однако незадолго до революции Замятин оставил партию большевиков «по идейным соображениям». После революции он писал статьи, в которых выступал против их действий во время Гражданской войны. В 1919 году его арестовали. В марте на петроградских заводах прошли забастовки, спровоцированные левыми эсерами. Их «идейным вдохновителем» сочли редактора левоэсеровских журналов Иванова-Разумника, в записной книжке которого нашли адреса Александра Блока, Замятина, и других деятелей культуры, — их арестовали и обвинили в заговоре. Замятина отпустили, когда он сказал, что раньше состоял в партии большевиков.
С этого момента начались преследования писателя. В 1922 году Замятин стал одним из кандидатов на высылку из страны на знаменитом «Философском пароходе» — так большевики хотели избавиться от надоедающих интеллигентов, которых «нет повода расстрелять». Писателя арестовали, месяц продержали в тюрьме ГПУ, но в итоге отпустили, а высылку отсрочили до «особого распоряжения». Некоторые исследователи считают, что поводом к аресту стала публикация двух сказок, которых посчитали «пародией на революцию», то есть вещами контрреволюционными. Роман «Мы», дописанный Замятиным в 1920 году, тоже расценивался как антисоветский и был запрещен. Однако писателю и в этот раз повезло — все-таки он остался на родине и даже после этого ареста имел право публиковаться.
В 1929 году в печати началась травля против Замятина. Ему пришлось уйти из Союза писателей, публикации прекратились. Замятин обратился лично к Сталину с просьбой о выезде за границу и получил разрешение. В 1931 году он навсегда покинул СССР.
Николай Гумилев
Гумилев добровольцем ушел на Первую Мировую. Вернулся он уже в революционный Петроград, где стал одним из видных деятелей культуры. Корней Чуковский вспоминал, что с 1918 года Гумилев организовывал издательства, создал «Новый цех» и «Союз поэтов», участвовал в создании Дома поэтов и Дома искусств. Однако в августе 1921 года Гумилева арестовали, обвинив в участии в контрреволюционном Таганцевском заговоре и антисоветской агитации. Меньше, чем через месяц, ВЧК вынесла смертельный приговор 61 участнику Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева. Всех их, в том числе Гумилева, расстреляли.
Борис Пильняк (Вогау)
Из сохранившихся писем известно, что в первый раз советское правительство арестовало Бориса Пильняка в 1918 году: «Я местными большевиками зачислен в «контрреволюцию» и новый год встречал — в тюрьме, был арестован, и по поводу меня поднимался даже вопрос — не расстрелять ли?..» — так сам писатель рассказывал об этом событии.
Факт ареста не помешал Пильняку, еще не очень известному, занять пост председателя Всероссийского Союза писателей, стать одним из первых официальных представителей советской литературы за рубежом. А уже в 1922 году он опубликовал свой первый роман «Голодный год», который принес ему славу.
Советская цензура часто находила в произведениях Пильняка нечто недопустимое. Был, например, такой случай: в 1922 году был напечатан сборник «Смертельное манит», однако повторную проверку в ГПУ не прошел один рассказ, признанный контрреволюционным. Издание всего сборника хотели запретить. За писателя вступился Лев Троцкий, обратившись к Сталину и Каменеву за пересмотром решения ГПУ. Каменев согласился, Сталин, помедлив, в конечном итоге тоже.
В 1926 году вышел роман «Повесть непогашенной луны», в котором автор косвенно обвинил Сталина в смерти наркома по военным и морским делам Фрунзе. Повесть была изъята из печати. Пильняк публично признал свои «крупнейшие ошибки, не осознанные при написании». Такая способность идти на компромисс с властью позволяла Пильняку не только оставаться известным и издаваемым советским писателем, но и помогать издаваться и другим.
Все изменилось в 1929 году, когда Пильняк опубликовал за границей повесть «Красное дерево». За это его отстранили от должности в Союзе писателей. В 1930 году Пильняк повесть переделал и включил в роман «Волга впадает в Каспийское море». В таком виде произведение прошло цензуру. В октябре 1937 Пильняка арестовали и обвинили в шпионаже для Японии. Сразу же после суда, в апреле 1938 года, писателя расстреляли.
Виталий Бианки
После февральской революции Бианки вступил в партию эсеров и был избран в Совет солдатских и рабочих депутатов. Работал в эсеровской газете «Народ». Во время Гражданской войны его призвали в армию Колчака — оттуда он дезертировал, оставив постепенно и партию эсеров. Такое прошлое послужило причиной двух арестов.
Рассказы и сказки о природе и животных принесли писателю признание и славу, но не спасли от новых попыток обвинений в контрреволюционной деятельности — опять же из-за эсеровского прошлого. Уже в 1925 году в Ленинграде Бианки арестовали и приговорили к ссылке на три года за участие в подпольной организации — на самом деле не существовавшей, если верить воспоминаниям современников. Благодаря заступничеству Максима Горького и других известных личностей в 1928 году писателю разрешили перебраться из Уральска, где он отбывал ссылку, в Нижний Новгород, а затем в Ленинград. А в 1932 году его снова арестовали. Правда, довольно быстро отпустили «за отсутствием улик».
В последний раз писателя арестовали в 1935 году, обвинив в том, что он «сын личного дворянина, бывший эсер, активный участник вооруженного восстания против советской власти». Бианки хотели осудить на 5 лет ссылки, но его спасла жена М. Горького Екатерина Пешкова. Благодаря ее участию в деле приговор отменили.
Осип Мандельштам
Осипа Мандельштама впервые арестовали во время Гражданской войны — по подозрению в членстве в коммунистической партии. Однако поэт не только не был большевиком, но и не участвовал в политической жизни.
Так он говорил о себе: «От красных бежал в Крым. В Крыму меня арестовали белые, будто я большевик. Из Крыма пустился в Грузию, а здесь меня приняли за белого. Какой же я белый? <…> Теперь я сам не понимаю, кто я — белый, красный или какого еще цвета. А я вовсе никакого цвета. Я — поэт, пишу стихи…».
Мандельштам тяжело переживал последствия революции. В 1930 году поэт закончил работу над «Четвертой прозой», в которой осудил угодливость интеллигенции новой деспотичной власти. В 1933 году Мандельштам написал стихотворение о Сталине «Мы живем, под собою не чуя страны…». Конечно, поэта не печатали. А серия очерков «Путешествие в Армению» спровоцировала травлю в прессе.
В мае 1934-го к Мандельштаму пришли с обыском и арестовали. Поэт был сослан в Чердынь. Из-за «травмопсихоза» удалось получить разрешение на смену места ссылки — Мандельштам с женой отправились в Воронеж. Позже, в 1937 году, они перебрались в окрестности Москвы, но ненадолго. В мае 1938 года поэта вновь арестовали за контрреволюционную деятельность и больного, пережившего уже сердечный приступ, направили на Колыму. До пункта назначения он не доехал — истощенный, поэт умер в пути.
Исаак Бабель
В 1916 году во время учебы на юридическом факультете Петроградского психоневрологического института Бабель опубликовал свои первые рассказы — царская власть усмотрела в них порнографию и покушение на свержение строя. Бабеля собирались судить, но этому помешала произошедшая в 1917 году революция.
При новой власти Бабель стал работать переводчиком в ЧК и Наркомпросе, а также публиковаться в различных журналах. В 1920 году был военным репортером, прикрепленным к 1-й Конной Армии Буденного. Бабель вел дневник и писал рассказы о том, что видел — тексты прославили автора. Из них же сложились циклы «Конармия» и «Одесские рассказы». Советская критика признавала талант Бабеля, но писала об излишнем натурализме.
В конце 1920-х Бабель отправился наблюдать за коллективизацией, чтобы потом написать об этом роман. Однако завершить начатое не удалось: после публикации первого рассказа все рабочие материалы были конфискованы при аресте в 1939 году. Бабеля обвинили в шпионаже и антисоветской деятельности. Под пытками писатель признал свою вину — судья вынес приговор о расстреле, который был приведен в исполнение на следующий день. Жене направили записку, что Бабель был осужден на 10 лет лагерей без права переписки.
Даниил Хармс (Ювачев)
Хармс стал известен в середине 1920-х: он выступал со своими стихами, стал членом Ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов. Он примкнул к творческому объединению «заумных» поэтов и продолжил традиции В. Хлебникова, А. Кручёных. Позже Хармс сам попытался объединить поэтов в группу ОБЭРИУ (Объединение реального искусства).
ОБЭРИУты устраивали перформансы и экспериментировали в поэзии. В 1931 году главных ОБЭРИУтов, Хармса и Введенского, арестовали и отправили в ссылку. Их считали неуместными в советской действительности. Это поставило точку в истории ОБЭРИУ.
Вернувшись из ссылки, Хармс продолжил писать, но больше в прозе. Правда, ее не удавалось опубликовать. Денег не хватало, семья Хармса часто голодала. С наступлением Второй Мировой Хармс симулировал психическое заболевание и с диагнозом шизофрения получил «белый билет». А в августе 1941 года его арестовали по обвинению в распространении «клеветнических и пораженческих настроений». На Хармса донесли. По документам, арестовали поэта из-за его слов о том, что Союз проиграл войну с немцами «в первый же день» и что сам Хармс никогда не наденет военную форму и не будет служить в советских войсках. Писателя поместили в психиатрическое отделение «Крестов». В начале февраля 1942 года Хармс умер.
Варлам Шаламов
Варлам Шаламов так же, как и Даниил Хармс, взрослел уже в послереволюционное время. В октябре 1917 года ему было всего 10 лет. В 1926 году он начал учиться в текстильном институте и одновременно в МГУ на факультете советского права. Параллельно работал дубильщиком на кожевенном заводе. А в 1927 году принял участие в демонстрации к 10-летию Октября. Демонстрация скандировала: «Долой Сталина! Выполним завещание Ленина!». В следующем году будущего писателя отчислили из университета за «сокрытие социального происхождения» (не сказал, что отец был священником). А еще через год Шаламова впервые арестовали — во время облавы на подпольную типографию за участие в печатании «Завещания Ленина». Письмо Ленина к съезду, в котором он утверждал, что Сталин «слишком груб» для должности генсека, в 1930-е годы считалось контрреволюционным. Шаламова признали «социально-опасным элементом» и отправили на три года в Вишерский лагерь.
Вернувшись из лагеря в 1932 году, Шаламов стал работать в журналах «За ударничество» и «За овладение техникой», еще позже — в журнале «За промышленные кадры».
В 1937 году Шаламова вновь обвинили в контрреволюционной деятельности и осудили на 5 лет лагерей — на этот раз отправили на Колыму. Из-за начавшейся войны Шаламова не освободили в назначенный срок. Еще полтора года он провел на каторге. А в 1943 его снова осудили, уже на 10 лет, обвинив в антисоветской агитации. Шаламов писал, что в третий раз его арестовали за заявление, что Бунин — русский классик, а также за «восхваление гитлеровского вооружения».
Практически 20 лет Шаламов провел в лагерях. В ГУЛАГе писатель подорвал свое здоровье. Желая правдиво рассказать о том, что лагерь — «отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно», Шаламов написал «Колымские рассказы». Произведения о ГУЛАГе не публиковались в СССР при жизни автора, их печатали только за границей. На родине писателя рассказы появились только во время перестройки — уже после смерти самого автора.