ПРИКЛЮЧЕНИЯ РУССКИХ КОЛОКОЛОВ, ОТПРАВЛЕННЫХ В СЕРБИЮ В 1863 ГОДУ
(Из архива вице-адмирала П. Н. Назимова)
В Старой Сербии, близ турецкого городка Печа, стоит древний Дечанский монастырь Св. Николая, основанный сербским королем Стефаном Урошем, прозванным Дечанским, который одарил его богатыми дарами и ценными вкладами после войны, веденной им с болгарами в 1330 году.
Об основании этого монастыря сложилось предание, занесенное Вуком Стефановичем Караджичем, в его «Српски pjeчник» (сербский словарь с объяснениями и сведениями географическая и этнографического характера).
По словам этого предания, отец Стефана выколол ему глаза и повесил их на воротах города Призрена. Когда Стефан вышел на прогулку из города, навстречу ему попался св. архангел, который, сжалившись над будущим королем, обратился орлом, снял с ворот глаза Стефана и вложил их на прежнее место, сказавши при этом: «одечи очи». Получив зрение, Стефан, в благодарность и память об этом чуде, построил Дечанский монастырь, известный под именем высокого Дечана («високе Дечане»), про который поется в народных сербских песнях.
В 1861 году стараниями ктитора иеромонаха Дечанской лавры Кирилла Андреевича Шиколярца и жертвованиями петербургского купца Ф. Ф. Зайцева, в Москве, на заводе А. П. Богдановой отлиты были для обители два колокола: один весом в 20 пудов 10 фунт., другой — в 10 пудов 32 фунта.
Колокола эти были доставлены в Лиссабон на фрегате «Дмитрий Донской» и здесь перегружены в конце 1862 года на фрегат «Ослябя», которым в ту пору командовал капитан 1-го ранга Николай Николаевич Назимов.
Отсюда они должны были Средиземным морем быть доставлены через порты Рагузу или Антивари к месту своего назначения. Доставка эта совершенно непредвиденно осложнилась трудностями и послужила предметом деятельной дипломатической переписки.
Фрегат «Ослябя» предназначался для крейсирования по греческим портам, в водах Ионического моря, Архипелага и берегов Греции, на которую, вследствие событий 1862−63 года, были обращены взоры всей Европы. Страна переживала внутренний кризис, династии грозила опасность; уже в октябре 1862 г. король Оттон I-й был развенчан и сложил с себя бремя греческой короны.
В архиве вице-адмирала П. Н. Назимова (ныне начальника главного гидрографическая управления морская министерства) сохранились бумаги брата ее, покойного Н. Н. Назимова, командовавшего названным фрегатом. В рапорте от 1-я февраля 1863 г. он доносил чрезвычайному русскому посланнику и полномочному министру в Греции графу Блудову о тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть при доставке пожертвованных колоколов:
«Выйдя января 19-го с вверенным мне фрегатом «Ослябя» из залива Каламата, откуда я имел честь доносить вашему сиятельству о предшествовавшем плавании по портам Греческая архипелага, я направил курс в Рагузу, так как там есть русский консул, который мог дать сведения о способе доставки присланных из С.-Петербурга и находящихся на фрегате колоколов для Дечанской обители, находящейся во владениях Европейской Турции, неподалеку от Скутарийского озера.
«Придя в Рагузу 24-я января, я тотчас обратился к исправляющему должность консула господину Макушеву с просьбой принять колокола с фрегата, принимая во внимание, что в полученной мною описи вещей с фрегата «Дмитрий Донской» сказано, чтобы колокола были доставлены в Рагузу или Антивари.
«Господин Макушев полагал более удобным переслать колокола через Черногорию, так как Дечанская обитель ближе к этой области; сверх того, играло роль и то соображение, что черноярцы доставить колокола эти вернее и охотнее, нежели другие племена. Он сообщил мне кроме того, что уже телеграфировал в Вену, прося дозволить фрегату «Ослябя» войти в залив Бокко-ди-Каттаро, потому что без особого разрешения вход в порт Каттаро не допускается.
«Ответа из Вены получено еще не было, продолжает свой рапорт Назимов. Дорожа временем и надеясь, что разрешение фрегату войти в Каттаро придет в одно время как в Рагузу, так и туда, я снялся с якоря, имея в виду, войдя в залив, остановиться при самом входе у крепости Остро и там ждать дальнейшего разрешения.
«Того же 24-го января, когда фрегат подходил к заливу Каттаро, то с разных укреплений, защищающих вход в него, было сделано пять выстрелов холостыми зарядами. Не придавая никакого значения этим выстрелам, я продолжал приближаться и, подойдя совершенно близко к крепости Остро, салютовал австрийскому флагу двадцатью одним пушечным выстрелом. Тотчас после нашего салюта с крепости Остро сделан был еще один выстрел, но на этот раз уже ядром. Тогда, приняв этот последний выстрел за сигнал, запрещающий вход не только в порт, но даже и в залив (до порта Каттаро оставалось еще 18 италианских миль), я тотчас поворотил фрегат назад, но вслед затем остановил ход, потому что от крепости отвалила шлюпка, направляясь прямо к фрегату.
«Офицер, бывший на шлюпке, пристал действительно к фрегату и подал мне пакет от коменданта крепости. Вот содержание находившегося в нем документа, написанного на французском языке: «Протест (Protestation). Его величество император австрийский, декретом 6-го мая 1854 года (сообщенным правительствам дружественных держав) объявил порт Бокко-ди-Каттаро военным портом. Тем же декретом вход в этот порт запрещен военным судам иностранных держав; таким образом считаю своим долгом именем моего правительства протестовать против входа в порт судна, которым вы командуете. Бокко-ди-Каттаро. 5-го февраля 1863 года. Капитан и комендант форта Пунта д’Остро кавалер (Chevalier) N. N.».
«Мне совершенно было неизвестно, продолжает свое донесение Назимов, что порт Каттаро вместе с заливом Бокко-ди-Каттаро заперты для военных судов всех наций и находятся на военном положены уже девятый год; только по получении этого протеста дело разъяснилось. Крепость ответила тотчас на наш салют 21-м выстрелом, а фрегат опять пошел в Рагузу, куда и прибыл через 2 ½ часа. Встав здесь на якорь, я в семь часов вечера съехал на берег, чтобы видеться с исправляющим должность русского консула. К моему удивлению, я в город впущен не был. Ворота были заперты и мне объявили, что с восьми часов вечера всегда и всем выход из города и вход в него воспрещается.
«На другой день утром исправляющим должность консула господином Макушевым получена была депеша из Вены о разрешении графа Rechberg’a (имперского министра иностранных дел) фрегату «Ослябя» идти в Бокко-ди-Каттаро.
«Депеша эта гласила следующее: «Vendredi fais demarches aupres Comte Rechberg pour depose au magasin Montenegrin a Cattaro des cloches. En tous cas froegatte devra quitter le golfe aussitot de barquement opere. Balabine» [В пятницу я буду ходатайствовать у графа Рехберга, чтобы сдать колокола черногорскому складу в Каттаро. Во всяком случае фрегат покинет залив немедленно после выгрузки. Балабин].
«Ожидая, что об этом разрешении дано знать также коменданту форта в заливе Каттаро, я немедля, чтобы не терять времени, снялся с якоря и пошел вновь в Каттаро. Подойдя к форту Остро, я послал с лейтенантом Авиновым к коменданту депешу, полученную в Рагузе, и поручил просить о дозволении встать у входа в залив на якоре, в виду наступления ночи. Комендант отказал мне в моей просьбе, но передал через посланного мною к нему офицера, что просит меня продержаться ночью в море, а к утру подойти к форту Остро, откуда и будет прислано разрешение. Тем временем, в течение ночи, он, комендант, будет телеграфировать в Вену по случаю прихода фрегата.
«Я принял предложение коменданта, и в восемь часов утра следующего дня подошел к форту Остро, откуда тотчас выехала шлюпка с офицером.
«Офицер подал мне письмо коменданта (написанное на французском языке) следующего содержания: «Господин капитан! Имею честь известить вас, что мое правительство не дает вам разрешения ввести в военный порть ваш фрегат и что вы можете выгрузить колокола и церковную утварь в Рагузе или Гравозе, где постараются облегчить вам их доставку в Цетинье. Остаюсь с совершенным почтением, господин капитан, преданный вам Вильгельм де-Замбони (Guillaume de-Zamboni. Capitaine de Fregate), командующий над укреплениями Кастельнуово».
«В Рагузе была одновременно получена такая телеграмма: «Raguse, Consulat Russe. Malgre permission du Comte Reichberg, fregate pas admis d’entrer Cattaro. Temps est cher. Partir plus loin» [Рагуза. Русское консульство. Несмотря на разрешение графа Рехберга, фрегату не дозволено остановиться в Каттаро. Время дорого. Отправляться дальше].
«После такого решительного отказа войти в порт, я тотчас пошел в порт Антивари, чтобы там сдать колокола и закончить это поручение.
«26-го января фрегат вошел в Антиварскую бухту; я тотчас телеграфировал нашему консулу в Скутари о желании видеться с ним на фрегате.
«На другой день утром обменявшись салютами с турецкою крепостью, я сделал визит начальнику округа Мехмету-паше и вслед за тем он сам прибыл на фрегат.
«В тот же вечер приехал ко мне секретарь консульства в Скутари. По его словам, от Скутари до Дечанской обители семь часов ходу, и доставление колоколов (и еще трех железных подсвечников, как это видно из отношения Назимова консулу в Скутари от 24-го января 1863 г. за № 13), пожертвованных Зайцевым в Дечанскую обитель, будет затруднительно и обойдется недешево вследствие того, что обыкновенный, единственный путь к монастырю представляет собою горную тропинку, проложенную по высоким и крутым кряжам.
«На другой день утром колокола были свезены с фрегата на пристань, где они должны были временно храниться в сарае, принадлежащем австрийскому пароходному обществу, до изыскания средства для их перевоза.
«Не успели люди команды выгрузить колокола из катеров и поставить их на землю, как прибыл адъютант паши с запрещением свозить их на берег до получения на то разрешения из Константинополя.
«Я представил адъютанту невозможность фрегату оставаться долее на рейде, напомнив ему также о недавно состоявшемся с Турцией трактате о веротерпимости, неразрывно соединенном с правом ввоза подобных предметов; убедив его в том, что вещи эти не военная контрабанда, я достиг того, что он согласился со мною и позволил оставить колокола на пристани, но просил секретаря консульства ехать с ним в Антивари к паше, чтобы уладить это дело.
«Расставшись с ними, я снялся с якоря и ушел в море. 30-го января фрегат зашел в Корфу принять груз каменного угля. Кончив эту работу 2-го февраля, я перейду в Патрас. На фрегате все обстоит благополучно, о чем вашему сиятельству имею честь донести».