Протокол допроса генерал-лейтенанта А. И. Деникина 31 августа 1917 года
Комиссия в составе председателя военного судьи полковника Франка, членов: помощника военного комиссара В. А. Костицына, подполковника Шестоперова, прапорщика Удальцова, фейерверкера Левенберга в присутствии полевого военного прокурора генерал-лейтенанта Батога допрашивала нижепоименованного в качестве обвиняемого:
Я, генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин, собственноручно показываю. Считаю и считал, что военная политика Временного правительства гибельна для России, что необходимо реформировать армию и предоставить Верховному главнокомандующему полную мочь. Об этом я заявил членам Вр[еменного] пр[авительст]ва 16 июля.
Считаю, что генерал Корнилов при его огромной энергии, боевом опыте, исключительном личном мужестве и бескорыстной любви к Родине может вывести армию из тупика и спасти Россию. Программа его — реорганизации армии — мне известна и совпадает с моими взглядами. А политическую — он в личной беседе со мной выразил кратко: «Довести Россию в республиканском строе до Учредительного собрания». Поэтому все мои симпатии как гражданина и человека были на стороне Корнилова, а не Временного правительства.
Телеграмма Лукомского была совершенно неожиданна (№ 6412). В ней я увидел крушение надежд на возрождение армии. И как гражданин и солдат хотел от боли крикнуть на всю Россию, что и сделал телеграммой № 145. В чем никогда не раскаюсь. Заключительная фраза «по этому пути с ним я не пойду» ориентировала Временное правительство в том, что убеждений своих я не изменю, и предоставляла ему возможность устранить меня или сделать, что заблагорассудится. <…>
Телеграмму свою № 145 я дал нач[альни]ку штаба для передачи. О посылке им своей телегр[аммы] (о согласии со мной) я знал.
Я приказал нач[альни]ку штаба прочесть в собрании офицеров телеграмму Лукомского и мой ответ на нее (№ 145) в ночь на 28‑е.
Ночью с 27 на 28 мне передали по телефону краткое содержание приказа ген[ерала] Корнилова, что он «путем победы клянется довести страну до Учредительного собрания», приказ я разрешил передать в армии. Как передавать — указаний не давал. Текст приказа прочел утром 28‑го.
Телеграмму мин[истра]-предс[едателя] № 4163 я получил утром 28‑го и приказал передать ее в комиссариат для распубликования.
О движении войск на Петроград против Вр[еменного] правительства узнал только из газет. Читал «Киевскую мысль» и «Армейский вестник».
Не вдаваясь в частности, отдал общее распоряжение о том, чтобы боеспособность фронта не пострадала, чтобы (армия) армии возможно спокойно пережить кризис правительства и чтобы анархические и демагогические призывы не проникали в войска. В частности, в ночь на 28‑е приказал: а) усилить окарауливание штаба и патрулирование города, ожидая беспорядков (общее напряженное состояние, приказ бердич[евской] газетки к Варфоломеевской ночи
Вопрос личной охраны меня не интересовал. Слышал часто о ненадежности некоторых штабных команд — просто солдатской дисциплинарной ненадежности, что блестяще подтвердилось арестом главнокомандующего солдатами, не знавшими толком, в чем он виноват. О замене охраны знал. Значения этому не придавал.
1‑й Оренб[ургский] полк перевел в Бердичев давно, передав для уездов бывшие здесь две донск[ие] сотни. Исключительно, чтобы иметь под рукой строевую часть на случай беспорядков в городе и районе. Снабюзу предоставлено было пользоваться оренбуржцами в случае аграрных беспорядков в полосе до одного перехода. Произвел полку строевой смотр. О политике — ни слова. Тема обращения: дезорганизация армии… нежелание драться… стихийные отступления… Рига… Но есть много частей, верных Родине… Почетное место — казачеству… Есть еще порох в пороховницах… Начальником гарнизона назначил к[оманди]ра 1‑го Ор[енбургского] п[ол]ка, как старшего строев[ого] нач[альни]ка. Оказывается, нач[альни]ком гарнизона числился воинский нач[альни]к, но в течение трех недель моего пребывания не являлся, «не зная, что у нас новый главкоюз».
Опасаясь беспорядков в городе на почве правит[ельственного] кризиса, вызвал было батальон чехословаков, но потом это распоряжение отменил. Никаких решительно вызовов, посылок и передвижений войск в связи с 27 августа не делал.
Верил в безболезненную, добровольную реконструкцию правительства. Всем сердцем сочувствую мерам возрождения армии, предложенным Корниловым. А против Вр[еменного] пр[авительст]ва, отношение к которому определенно высказал в совещании 16 мая, тем не менее, активно не выступал. И когда нач[альни]к штаба во время переговоров с чинами комисс[ариата] и комит[ета] 28‑го обратился ко мне, я сказал: я свое убеждение высказал, пусть запросят Вр[еменное] пр[авительст]во — пусть оно что хочет, то с нами делает.
<…>Генерал-лейтенант Деникин.
Военный судья полковник Франк Пом[ощник] комиссара Ю[го]-З[ападного] ф[ронта] Костицын. Нач[альник] отделения комиссарюза16 подполк[овник] Шестоперов. Полевой военный прокурор ген[ерал]-лейт[енант] Батог. Член исполнит[ельного] к[омите]та Ю[го-]З[ападного] фр[онта] прап[орщик] Удальцов.