Н. ВАСИЛЕНКО: В центре внимание у нас сегодня образование. Образование как угроза российским властям на протяжении всей истории, будь то эпоха царей, генсеков или президентов. Почему образованные массы всегда невыгодны тем, кто стоит у руля страны, об этом мы поговорим в том числе через призму биографии одного необычного философа. Его необычность заключается в том, что он прошёл путь от западников до славянофилов и выработал свою концепцию особого пути, но в итоге остался так никому и не нужным. Это Иван Киреевский. И об этом и не только поговорим с нашим гостем: издателем, автором книги Георгием Гупало.
Г. ГУПАЛО: Здравствуйте, дорогой Никита, здравствуйте, дорогие слушатели. Я думаю, что мы должны прежде всего признаться, что дилетанты и не являемся специалистами по жизни и творчеству Ивана Васильевича, чтобы нам потом не обвинили в том, что мы не выдаём мудрые сентенции из его философского наследия. Наверное, ждать от нас этих сентенций не стоит, а вот рассказать об очень странной, страшной и в то же самое время очень необычной судьбе. И в то же самое время довольно-таки обычной судьбе русского интеллигента. Хотя, конечно, но никак не подходит под это определение. Но и определение само по себе такое размытое.
Н. ВАСИЛЕНКО: Давайте вместе определим, что такое русский интеллигент в понимании 19-го века и теперь. Проведём мост.
Г. ГУПАЛО: Иван Васильевич, его философские мысли, мечтания тогда были по большому счёту завиральными идеями. Наверное, лучше Ленина не скажешь, это просто идеальную оценку он дал: «Узок круг революционеров: страшно далеки они от народа». Это очень точное слово — «страшно далеки от народа». И тогда, и сейчас. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Вот это всё тоже.
Чем он интересен и необычен, и почему вообще возникла вдруг эта тема. Некоторое время тому назад у меня вышла книжка, которая называется «Написанные в истории. Письма, изменившие мир». Прошу прощения за такое неудачное название, но так получилось. В этой книжке я попытался рассказать о некоторых очень интересных людях. И в том числе коснулся 3 персонажей, связанных с темой нашего сегодняшнего разговора: Герцен, Огарёв и Иван Васильевич.
Про Герцена и Огарёва — это отдельная тема, очень тоже интересная. Про Ивана Васильевича хотелось бы рассказать один крошечный эпизод, который и стал сюжетом этого эссе. Дело в том, что все эти завиральные идеи выросли из, на мой взгляд, абсолютного скучающего, бестолкового дворянства, которое не знало само, чем заняться, их тяготела огромная, железобетонная крышка самодержавия, которая сверху прикрывала всю Россию. И вот искали люди, поиск у них был мест реализации себя, обретение себя в этом мире. Очень красивая в этом отношении история, которая даже не вошла в книгу. История связана с одним из участников славянофильско-западнического движения Огарёвым. Я просто хочу процитировать один кусочек, который в книгу не вошёл и который очень хорошо предварит наш дальнейший разговор.
Огарёв был из очень богатого древнего дворянского рода. Досталось ему невероятно много всяких разных богатств. И уже родились мысли о свободе, что всех распустить. Это ещё было до отмены крепостного права. И он как совершенно просвещённый западник решил, что нужно собрать всех крестьян и даровать всем вольницу. Он действительно много очень сделал, построил хороший, свободный, как тогда называли, винокуренный завод, построил фабрику. Много чего сделал для крестьян своих. Но дело закончилось трагикомически. Именно трагикомически. Я процитирую сейчас свою же книжку.
«После смерти отца ему досталось 4 тысячи крепостных. Дарование воли вызывало совершенно однозначную реакцию крепостных Белоомута. Это так забавно, что стоит предоставить слово местному краеведу Василию Влазневу, 1839−1905 гг., подробно расспросившему участников того события. Огарёв, приехав в Белоомут, приказал бурмистру Ракитину собрать крестьян на сходку. Сходка была поголовная, причём собралось много женщин (всего в Верхнем Белоомуте было 1820 душ). Явившись на сходку, Николай Платонович после обычного здравствования с крестьянами и поклона сказал: «Добрые люди! Я собрал вас сегодня для очень важного дела, касающегося и меня, и вас. До вас, православные, оно касается тем, что предоставляет вам более блага в трудовой вашей жизни, а для меня — тем, что я обязан исполнить христианский долг. Я положил за непременную обязанность отпустить вас на волю, в свободные хлебопашцы. За это потребую от вас я суммы необременительной, а вам отдам всю землю с лесом и всеми лугами». Только что Николай Платонович сказал это, как все крестьяне (около 700 человек) упали на колени, многие заплакали и начали креститься, а, оправившись от волнения, крестьяне закричали: «Не желаем, батюшка-барин, никакой мы воли, освобожденья! Нам всего лучше жить за тобой. Не кидай нас! Без тебя мы пропадём, всякий нас обидит… при тебе, барин, и при твоём покойном батюшке никакой неволи не было… не знали неволи и отцы, и деды наши при прежних господах». Николай Платонович сказал: «Положим, теперь вы живёте без особого стеснения с моей стороны, но я умру, тогда вы попадёте к другому владельцу, который может завести у вас другие, нежелательные порядки. Это всем покажется обидным, и вы будете клясть меня и моих наследников». При слове «я умру» крестьяне заплакали и прервали речь Николая Платоновича возгласами: «Подай, господи, вам, барин, многие лет»».
Вся эта история очень напоминает эпизод в «Неоконченной пьесе для механического пианино», когда герой Богатырёва говорит: «Я придумал: отдать крестьянам все свои костюмы». А потом минуту ещё подержал: «И туфли господа, и туфли». И Платонов тут же рассмеялся и сказал: «Как же хороши они будут на сенокосе». Вот этот весь такой благостный мир умилительный, каких-то бар, каких-то крестьян. Эти люди очень плохо себе представляли, что такое русское крестьянство, что такое Русь. И всё это благополучно было похоронено практически сразу после их смерти. Потом в революцию 1905 года заколочена была большая крышка гроба. Крепко заколочена. А уже в 1917 наш Везувий рванул так и засыпал толстым-толстым слоем пепла всю эту матушку Русь с Киреевскими, Огарёвыми, Аксаковыми, что сейчас мы до сих пор раскапываем, удивляемся. Но мы так же представляем себе эту Россию. Как те же развалины Помпей. Мы можем представить, как люди здесь жили. Стены сохранились, но только это другая цивилизация, культура. Абсолютно другая.
Н. ВАСИЛЕНКО: А почему вы считаете, что другая цивилизация и культура?
Г. ГУПАЛО: Да, потому что прервалась связь поколений. Прервалась связь эпох. И даже если возвращаться к теме церкви, вроде бы и церковь русская православная мало чем изменилась. До революции она называлась российская православная церковь, сейчас она по велению Сталина называется русская православная церковь. Но это же совершенно 2 разные церкви, абсолютно разные. Да, христианское учение тоже. Их объединяет, может быть, только сервильность, раболепство перед властью цезаря, перед властью князя. Знаете, те люди, которые успели застать советскую церковь, они видят очень большие отличия от нынешних, а что уж говорить о церкви дореволюционной, советской и нынешней. Это 3 абсолютно разные организации. Все эти мечты Киреевского о просвещении, основе православия, основе народной культуры, вся народная культура показала ценность этих мыслей в 1917 году.
Н. ВАСИЛЕНКО: А как же догмы? Догмы незыблемы. Те же Священные писания, на которых всё это основывается.
Г. ГУПАЛО: Где эти догмы, скажите, пожалуйста, сейчас? Если вы говорите про «не убий», «не укради», «не сотвори себе кумира». Скажите, в каком веке выполняли христиане эти заповеди? Может быть, в 19-м, в 15-м или в 5-м? Или в 21-м?
Н. ВАСИЛЕНКО: Так или иначе тот же Киреевский был религиозным философом он пытался обратить эти догмы на помощь служению России, как я понимаю.
Г. ГУПАЛО: Конечно же, да. И началось всё с журнала «Европеец», потому что молодой белёвский дворянин, хорошо образованный, начитанный, с прекрасным немецким языком, уехал в Европу, послушал лекции Гегеля и Шеллинга, вернулся в Россию с идеями просветительства. И родилась чудесная, прекраснейшая идея сделать журнал, который бы собирал всё то лучшее, что есть в европейской науке, там не только философия была, но были попытки делать литературные страницы, научные и какие-то философские статьи публиковать. Выбирая то, что может быть полезно для России, в данном случае он сам выбирал для себя, что будет полезно для России, публиковать это для русского образованного общества, чтобы познакомить их с течением науки в Европе. Журнал этот вышел дважды. Туда было обращено очень много взоров наших сильных мира сего. Очень хорошие лестные отзывы оставил Пушкин об этом журнале, потому что Пушкин уже был состоявшийся, известный, авторитетный человек, а Киреевскому было всего 25 лет, он совсем молодой ещё был мальчишка. Пушкин даже собирался устраиваться в журнал редактором, ему очень нравилась эта идея. Да и журналов литературных серьёзных в России в то время практически не было.
Н. ВАСИЛЕНКО: В основном ведомственные тогда были журналы.
Г. ГУПАЛО: Да. Я привожу статистику, может быть даже вы потом её где-то опубликуете. Там очень любопытная статистика по поводу того, какие литературные журналы выходили и что это было. Да и само литературное творчество только пробуждалось в России, потому что образованный класс читал иностранных авторов. Вольных типографий почти что не было, они только начали появляться. Достаточно жёсткая цензура сдерживала подвижки. Все перепуганы были Наполеоном. Мысль была одна: не дай бог повторить то, что было во Франции.
Н. ВАСИЛЕНКО: Опять же недавно было восстание декабристов.
Г. ГУПАЛО: Да, конечно же. И тут вдруг третий номер выходит. Абсолютно нормальный журнал, там не было ничего такого крамольного, и быть не могло. Эти журналы выложены в интернете, вы можете запросто найти, почитать. Кстати говоря, журнал он забавно очень назвал, потому что один из лидеров славянофильства назвал журнал «Европеец». Это ещё одно доказательство того, что все деления на западников и славянофилов весьма условны. Определение «славянофил» изначально носило сатирический, юмористический характер. Это была больше издёвка западников над теми, кто исповедует идеи православия, самодержавия, народности. Их так в шутку обозвали, а потом приклеилось и воспринималось не так юмористически.
Н. ВАСИЛЕНКО: А западники назвали свой журнал «Отечественные записки».
Г. ГУПАЛО: Совершенно верно, да. Весьма условное деление. И те, и другие были скучающие русские дворяне, которые не могли найти себе место в этой жизни. Мы когда обсуждали тему интеллигенции русской, это как раз из этой же серии. Можно дать одно из определение интеллигенции: это скучающие, образованные люди, которые не могут реализовать себя в этой жизни. Я думаю, что Илону Маску некогда скучать: у него куча проблем, задач и прочего.
Н. ВАСИЛЕНКО: Мне кажется, Илон Маск скучает. Может быть, занятость и большая, но для скуки место остаётся.
Г. ГУПАЛО: Да-да. Зворыкин, например, Сикорский. Они уже интеллигенция-интеллигенция, но и один, и другой были крайне заняты своими делами. Или наши писатели, тот же Бунин, Шмелёв. Или Рахманинов со Стравинским. У каждого были свои увлечения, своя жизнь, которыми они жили, дышали. А наша творческая или техническая интеллигенция, которая в силу своей невостребованности, можно так сказать, это печально, очень грустно, она начинает размышлять о бренности всего сущего. Как правило, эти размышления весьма грустны и заканчиваются ровным счётом ничем. Я не являюсь тем человеком, который любит вспоминать это ленинское определение, омерзительное и отвратительное, хамское. Я с ним категорически не согласен. Но по большому счёту это просто от нереализованности.
Журнал «Европеец» выложен весь в интернет, вы можете его скачать, почитать. Действительно хороший журнал для своего времени. Но вдруг неожиданно его закрывают без объявления причин, без объяснений, в чём зло. Был только сделан специальный оттиск для цензуры и для подачи в вышестоящие организации. И на уровне оттиска журнал был запрещён.
Н. ВАСИЛЕНКО: 25 лет главному редактору журнала. Это третий выпуск. До этого крамолы в предыдущих не было. И он уже придерживался, что мы называем, движения славянофилов.
Г. ГУПАЛО: Нет. Была задача только заниматься просвещением россиян и нести то светлое, хорошее, доброе, что есть на Западе, читателям образованным. Никто не мог понять, в чём причина закрытия журнала. Стало загадкой на долгие 120 или 130 лет. Так никто из окружения Киреевского и не узнал, в чём же была причина закрытия этого журнала. Без каких-либо объяснений со стороны власти был наложен жесточайший запрет, наказан очень строго цензор. И все попытки хоть как-то добиться хотя бы причин этого закрытия не увенчались успехом. За журнал хлопотали многие. Пушкин написал замечательное письмо императору. Вяземский написал множество писем и хлопотал перед императором. У Киреевского был двоюродный дедушка Жуковский, известный писатель, автор «Боже, царя храни», который тоже пытался всеми силами защитить внучатого племянника и написал несколько писем Бенкендорфу. И добился аудиенции у государя. В это время он был учителем наследника престола и учителем императрицы. И от всех он получил окончательный жёсткий отказ без объяснения причины.
Представьте, прозвучала дикая фраза. Жуковский говорит императору: «Я готов поручиться за Киреевского». На что Николай Павлович разворачивается и говорит: «А за тебя-то кто поручится?». Представляете? Мурашки даже сейчас по коже бегут от такой фразы.
Н. ВАСИЛЕНКО: Наверняка этот диалог вёлся не на русском языке, а на французском.
Г. ГУПАЛО: Возможно, да. По крайней мере императрица так и не научилась говорить по-русски и говорила несколько только слов. Она стеснялась и боялась. И говорила только по-немецки и по-английски.
Тут недавно раскопали запись голоса Александра III в датском замке. Можно погуглить, поискать запись голоса. Он говорит с таким чудовищным акцентом, что трудно разобрать, что это говорится по-русски. Ты слышишь, что это русская речь, но речь человека, который либо недавно начал изучать русский язык, либо очень много десятков лет прожил не в России. Это было с Александром III, казалось бы, самым русским самодержцем. Конечно же, очень странно, что люди, которые этнически были немцы, шведы, они боятся европейского Просвещения в России. Это дикость какая-то. Русский император немецкого происхождения боится европейской культуры. Боялись, понятное дело, не столько культуры и образования, сколько того вольного духа, который неминуемо приведёт к ущемлению самодержавия и появлению таких идей введения конституции, устройства парламента. Таким образом очень сильно урежет самодержавную власть. Этого они страшно боялись.
Почему такая жестокость была с декабристами, абсолютно несусветная жестокость? Впервые за многие годы повесили людей. 700 в Сибирь сослал, а пятерых повесил. Это всё почему было? Конечно, это был страх. Они боялись, что сейчас, не дай бог, это всё взорвётся, сократит их власть. А сократило бы их власть, вполне возможно, что Россия пережила бы эту историю и была бы сейчас такой же, как Англия, конституционная монархия других европейских государств, где власть равномерно распределяется между разными институтами. И таким образом определённая стабильность общества образуется. А у нас стабильность заключается только в определённой пожизненной власти одного князя. И как только приходит следующий князь, тут же начинается ломка всего старого «до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим».
Что же произошло и почему мы этой истории уделяем столько внимания? Представьте себе, молодой парень, 25 лет, приезжает из Европы, мечтает заниматься абсолютно обычной просветительской деятельностью: никаких революционных идей, никаких мечтаний о революции, свержении строя. Речь идёт только о том, что если какие-то научные интересные публикации делаются в Европе, об этом доносить до читающей публики в России. И, если появляются какие-то интересные философские трактаты, вполне законные и цивильные, ничего не противоречащее цензуре, чтобы их публиковать. Но результатом такой кипучей деятельности молодого белёвского дворянина стало то, что вышло только 2 журнала. Они были очень хорошо встречены публикой, и все возлагали на него и на этот журнал большие надежды. Такой журнал был крайне необходим, его все ждали. Но вместо этого вдруг неожиданно журнал закрывается. Сам Киреевский попадает в опалу, он больше так и не смог найти себе работу Ему предлагали место профессора в Московском университете, но он не вышел из списка неблагонадёжных, и его кандидатура была отклонена.
Была ещё одна попытка издавать журнал, но только из-за того что там стояло имя Киреевского, журнал был закрыт. Казалось бы, странная, удивительная история. Человек, который говорит, что Россия нуждается в своём особом пути, русском пути, что нам не надо брать ничего этого с Запада, что западная цивилизация достаточно порочна, что она погрязла в нигилизме. Тогда ещё и слово это недостаточно сильно было распространено. В безверии — так можно сказать совершенно смело, потому что безверие уже тогда вовсю царствовало. А у нас православие, самодержавие, народность. Учитывая наши культурные традиционные ценности, нашу русскую культуру, измеряя всё и проверяя всё на лекала нашего святоотеческого учения, мы должны строить свою философию, культуру, цивилизацию, свою науку. Мы должны явить нового человека на основе русской православной культуры. Основа — она и лекало главное — она.
Казалось бы, властям сейчас скажи это, то просто все только будут кричать «Ура! Ура!».
Н. ВАСИЛЕНКО: И денег дадут обязательно.
Г. ГУПАЛО: И денег дадут, конечно же. А тут вдруг неожиданно всё закрывается. И ровном счётом никаких намёков никто не даёт, почему вдруг закрыли журнал и почему Киреевский вдруг в опале. Ни государь не объясняет, никому не рассказывает, ни Бенкендорф. Только спустя больше 100 лет удалось разыскать письмо Бенкендорфа Николаю I. Я только маленький, крошечный фрагмент прочитаю. Он описывает всю эту историю с европейцем. И заканчивает это письмо такими словами: «Стоит только знать, что просвещение есть синоним свободы, а деятельность разума означает революцию, чтобы иметь ключ к таинствам сей философии». В Германии уже это не тайна. «Прочтя со вниманием первую записку журнала «Европеец», можно легко постигнуть, в каком духе он издаётся». Самое главное слово здесь — «просвещение». Это и есть то самое слово, из-за которого возбудился Бенкендорф. Не дай бог народ кто-то начнёт просвещать. Неважно, на каких фундаментах: православие, вольных других мыслей. Речь идёт только о том, что этого нельзя делать.
Как только у нас приходит человек к власти, это русская традиция, не знаю, чем это вызвано. Вспомним давайте Ивана Грозного. Первые годы его были реформаторские: он многое хотел изменить, он написал письмо «своему брату» датскому королю Кристиану, чтобы тот прислал ему типографию и опытных типографистов. Хотел издательства и типографию открыть. И открыл. Алексей Михайлович тоже об этом мечтал. Царевна Софья тоже весьма была прозападно настроена. А её приятель Голицын даже и по-русски не разговаривал. Езил всё в иностранных одеждах, как и Алексей Михайлович, и и только в иностранных каретах.
Но как только власть укрепляет свою позицию в обществе, в это же время что-то странное происходит в нашей стране. Из всяких разных реформаторов, просветителей, либералов вдруг становятся консервативными, ультраконсервативными. Достаточно вспомнить нашего нынешнего патриарха, который все годы, пока были митрополитом, говорил о важности и нужности перевода Библии на русский современный язык, о важности и нужности перевода богослужебных всех текстов. Сам исключительно только на русском языке служил, не на церковнославянском, очень часто по крайней мере это делал. И вообще был таким заправским просветителем. Как только стал патриархом, сказал: лучший перевод Библии у нас был сделан ещё 150 лет тому назад, никому новый не нужен, давайте на этом раз и навсегда поставим точку. Что происходит, совершенно непонятно. Абсолютно загадочная история.
Истории Киреевского, с одной стороны, уникальна. Представьте себе: 25 лет, только человек начинает жить, у него прекраснейшее образование, очень светлый ум, невероятный талант критика. Достаточно сказать, что Киреевский — первый, кто распознал гений Толстого и сказал, что обязательно у этого парня будет ещё много великих произведений. Он почувствовал большую мощь Толстого. Он очень точные давал оценки как знаток литературы. И родители у него хорошие были, много подсказали. И брат тоже отчасти литератор, фольклорист. Его чутьё русской литературы было очень точным. Он видел как раз перспективы формирования новой русской философии на стыке литературы как таковой, философии, религии. И он отчасти правильно абсолютно предсказал. То, что потом появилось много позже в виде Достоевского, в богословских исканиях Толстого…
Н. ВАСИЛЕНКО: Вспомнил формулу. Бенкендорф, поправьте, если нет: «Самодержавие, православие, народность». Тот же концепт.
Г. ГУПАЛО: Ну да. И да, и нет. Формула у Киреевского была другая: чтобы русская литература взяла в свою основу православие. И в преломлении церковных взглядов попыталась открыть в человеке нового человека, новое начало, изменить человека. Он видел в этом как раз очень большие перспективы. Не просто некие философские трактаты будут менять сознание общества, а русская литература будет менять сознание общества. Но основанная именно на русской традиции, на учении русской церкви. Отчасти это пророчество его. Это яркий человек. И вдруг этот яркий человек оказывается абсолютно не нужен России. И ладно бы он был таким, как Герцен, который сидел в Лондоне, писал гадости про Россию. Это можно было бы понять. Но тут совершенно другой случай. И тем не менее точно так же не нужен, как и Герцен.
Почему я так уцепился за эту историю, за Киреевского, когда вы предложили рассказать. Мне показалось это крайне важным и нужным. Я бы себе позволил прочитать целую страницу текста. Это очень важный материал. Здесь лучше не пересказать, а прочитать. Это мои комментарии, именно комментарии к статье. Здесь собраны важные факты, которые, мне кажется, будут интересны нашим зрителям.
«При Николае I образование было разделено по сословиям. Крестьянам полагалась исключительно приходская школа. Только арифметика, чтение, письмо и закон Божий. Детям купцов, ремесленников — уездные 3-классные училища: геометрия, география, история. Гимназия, 7 классов, только для дворян и детей чиновников. Крепостным путь в гимназию и университет был закрыт указом 1807 года. Устройство сельских школ производилось на средства крестьян и помещиков. Городских — за счёт городов. С 1831 года в столицах было запрещено открывать новые частные школы. Провинции нужно было получить разрешение министра. Указом 1835 года был установлен тотальный полицейский контроль за университетами и всеми учебными заведениями. Многие помещики просто закрывали школы, чтобы не иметь лишних проблем. Так же поступали и городские власти. В результате грамотность в Российской империи в то время составляла 5−7%, это около 3 млн человек из 60 млн как раз на период правления Николая I. Всего по империи было 7 высших учебных заведений (университетов), причём не такие многочисленные, как сейчас. 3 — в Центральной России: Санкт-Петербургский, Московский, Казанский. 4 — в национальных окраинах: 1 — в Финляндии, 1 — в Эстонии, 1 — в Литве (закрыт в 1831 году), 1 — в Харькове. В 1834 был открыт университет в Киеве». Фактически на Российскую империю 7 университетов, 3 из которых в Центральной России. «Количество школ в европейской части в 1836 году составляло 6 тыс. В 1830-м министр внутренних дел предложил губернаторам открывать губернские библиотеки, но денег не дал. Даже те, что открылись, почти книг не имели. Работали несколько часов в неделю и часто довольно быстро закрывались за ненадобностью. При этом во время правления Петра I количество семинарий и архиерейских школ выросло со 111 до 271, кадетских корпусов с 3 до 20, появилась военная академия. И это всё продолжалось до прихода к власти Александра II. Там уже пошли какие-то перемены».
Мы имеем абсолютно необразованное общество, которое не умеет ни читать, ни писать, в котором нет никаких других интересов, кроме как обычные жизненные интересы простого человека. Как это могло иначе привести к другому варианту развития событий в нашей стране? Или к революции.
Н. ВАСИЛЕНКО: Опять же всё же делалось, чтобы эту революцию избежать. Образование, образованные массы могут требовать права и свободы — вот была логика власть имущих. Они не поняли, что ровно наоборот.
Г. ГУПАЛО: Дело в том, что это как раз основная проблема всей нашей власти № 2. Мы начали с того, что она начинает с идей и реформ и заканчивает ультраконсервативным. А вторая проблема — в том, что она очень чётко, ясно видит опасность среди аристократии, интеллигенции. Какие-то крупные сановники, крупные чиновники, какая-то интеллигенция, городская среда, которая сопротивляется власти. Вот здесь опасность. Опора — народ. Смотрите, выходит на миллионные митинги, поддерживает, кричит «Да здравствует наш государь». И народ-то точно не предаст, он свой, он прекрасный, замечательный. И где эта аристократия, где эта интеллигенция оказалась в 1917 году? И кто вышел на поверхность? То, что даже предположить не могли. Они-то видели, что опасность в пушкиных, белинских с чернышевскими. А опасность оказалась совершенно с другой стороны, в фундаменте. И это как раз та проблема, которую сейчас наши власти не замечают. Уровень образования у нас катастрофически упал за последние десятки лет. У нас сейчас средний тираж книжки — 2,5 тыс. экземпляров. 145 млн населения. Этого кошмара нет нигде в Европе.
Н. ВАСИЛЕНКО: Вам приведут контрпример, что в СССР количество экземпляров было зашкаливающее, в очередь записывались, чтобы получить 1 экземпляр. И ведь тоже не помогло.
Г. ГУПАЛО: Отчасти помогло. Другой вопрос, что произошло в 1991 году. Что это было? Буржуазная революция же была. И те люди, те силы, которые хотели получить власть, её получили. То, что касается обычного народа, это вполне здравые лозунги и идеи, с которыми люди выходили на улицу. Здесь как раз я не вижу никакого противоречия.
Причина разворота русской литературу в сторону обратную от гуманных ценностей и идей нуждается в очень серьёзном и глубоком осмыслении. Да, действительно, у нас таких примеров немного. Время покажет, расставит это всё на свои места.
Те прекрасные идеи опереться на народ, который, как и всегда, будет поддерживать власть, однажды уже привели нашу власть к краху. Боюсь, что мы снова наступаем на одни и те же грабли. Всё-таки сейчас люди более образованные, многие имеют высшее образование, не так всё печально, как это было. Но то, что у нас всё-таки миллионы, десятки миллионов людей совершенно не интересуются, не живут образованием, воспитанием, то, что мы понимаем под общим словом «культура», им не интересно. Они живут своей растительной, травоядной жизнью. Интересно заработать что-то хорошо отдохнуть где-то, выпить что-нибудь вкусненького. И большей частью абсолютно наплевать на какие-то научные открытия, каких-то ярких музыкантов, композиторов, исполнителей, оперу, балет. Это равнодушие и абсолютно растительный образ жизни основной массы людей, конечно, очень большая опасность для нашей страны. Ты никогда не знаешь, как, что вырвется из этой толщи людской. И какой охламон, обормот поведёт их за собой.
Н. ВАСИЛЕНКО: Георгий Гупало сегодня гость «Книжного казино. Истории». Провёл её Никита Василенко. И мы прощаемся до новых встреч. Берегите себя и своих близких.
Н. АЛЕКСАНДРОВ: Истории глобальной и частной персонально посвящён сегодняшний обзор. Начнём с глобального. «Кратчайшая история Вселенной: От Большого взрыва до наших дней (в сверхдоступном изложении)» вышла в издательстве «КоЛибри». Автор её — Дэвид Бейкер. Это «сверхдоступное изложение» должно настораживать. И действительно основание к тому есть в самом начале, в рассказе о Большом взрыве: до Большого взрыва не существовало ни времени, ни пространства. А что же существовало, возникает закономерный вопрос. «Нам следует забыть некоторые свои основополагающие понятия, — пишет Бейкер, — чтобы осмыслить базовые процессы Вселенной, действие правил, по которым она живёт сейчас. Мозг приматов отталкивает идеи, которые нам не требовалось понимать, чтобы выжить и развиваться. Наш мозг так устроен. Это всё равно, что пытаться отправить другу сообщение с помощью тостера». Иными словами, ответ на вопрос «что же было до Большого взрыва» закрыт, по крайней мере до тех пор, пока мы не изменим наше представление о ничто, о том, что не существовало ничего. Далее Бейкер говорит, что же было после и выделяет 3 больших этапа, 3 периода: от Большого взрыва до формирования планеты Земля, от первых живых существ до происхождения человека, длящийся по сию пору этап развития человеческой цивилизации. Связующая нить, проходящая через всё повествование, это нарастающее усложнение в Космосе, которое, вполне вероятно, приведёт нас к тому, что было до Большого взрыва.
«Несимметричное время» — ещё одна книга, которая вышла в издательстве «КоЛибри». Автор её — Андрей Вознесенский. Точнее она собрана из высказываний, воспоминаний Андрея Вознесенского. Это хроника второй половины прошлого столетия и начала нынешней эпохи в его текстах. Любопытна она и как отражение недавней истории, но в гораздо большей степени, чем характеристика взглядов и мировосприятия самого Андрея Вознесенского, который был и остаётся при всех критических оценках одним из знаковых выразителей своего времени, несимметричность которого несколько иначе воспринимается сегодня. А мы пока заглянем в более симметричные времена.
2 книги издательства «Бомбора». «Парадный Петербург. История дворцов и особняков Северной Венеции». Автор этой книги — экскурсовод, блогер Владислав Пода. Он проводит читателя по 8 знаменитым особнякам северной столицы. Разумеется, речь идёт не только об архитектурных и интерьерных красотах этих памятников. Эти здания неотделимы от истории вообще и, разумеется, истории их обитателей, в частности. Может быть, последнее заслуживает наибольшего внимания.
Ещё одна книжка — совершенно иного рода. Это путевой дневник, но историческая составляющая в нём присутствует. «Закованные во льдах», Маркус Рекс. Рекс — климатолог и физик. Его книга — это история одного путешествия, история одной научной экспедиции. 20 сентября 2019 года немецкий корабль «Поларштерн» отправился на Северный Полюс, по существу повторяя маршрут знаменитого плавания Фридриха Нансена на корабле «Фрам». Конечно, на сей раз задачи исследователей были совершенно иные. Одна из них — изучение последствий глобального потепления, но арктические трудности и опасности не слишком сильно изменились и действительно всё то, что мы встречаем в частности в описаниях Нансена, холод, опасность белых медведей, присутствуют в этой книге.
«Записки динозавра» Светланы Тер-Минасовой. Это книга вышла в издательстве «Слово». Автор — филолог, преподаватель английского языка, основатель и действующий президент факультета иностранных языков МГУ. В книге 2 раздела: записки советского динозавра и записки постсоветского динозавра. Светлана Григорьевна кратко рассказывает о своей семье, о своём детстве. А большая часть повествования посвящена учёбе в МГУ и кафедре английского языка филологического факультета под руководством Ольги Ахмановой. А далее речь идёт о стажировках за границей, поездках за рубеж, коллегам, филологам. Иными словами, каждый человек, который так или иначе имеет отношение или к филологическому факультету МГУ, или же вообще к филологии в целом, а также интересуется английским языком и конкретно Великобританией, эта книжка заинтересует.