О битве за Москву — ключевом эпизоде Великой Отечественной войны — писали в мемуарах многие современники.
Советская сторона
«В начале января 1942 г. обстановка на фронте была спокойная и представилась возможность заниматься обычными лечебно-профилактическими мероприятиями, организовать баню и стрижку бойцов. При своем отступлении немцы сжигали деревни, очевидно не надеясь больше сюда вернуться. Располагаться приходилось поэтому преимущественно в лесу, в землянках. Вспоминаются заснеженные, казалось бесконечные дороги, переезды, обустройство на новом месте. Тяжелое впечатление оставляли рассказы уцелевших жителей о зверствах фашистов, об угоне женщин и девушек на работы в Германию. К концу 1942 г. контрнаступление наших войск завершилось, угроза захвата Москвы была окончательно ликвидирована. Наши войска продвинулись на запад на расстояние от 100 до 300 км., захватили множество вражеской техники и пленных».
А. М. Ногаллер
«Семнадцатое октября 1941 года… День был не менее напряженным, чем предыдущие, когда в сообщениях «От Советского информбюро» появились тревожные слова: «Положение на Западном направлении фронта ухудшилось». Много волнующего и тяжелого довелось мне в тот день повидать в потревоженном бедствием родном городе».
«В грозную пору обороны Москвы на Кузнецком мосту собрался монолитный коллектив плакатистов-художников и поэтов, продолжавших дело, начатое Маяковским. Такие литераторы, как Владимир Левшин и Левашов, Алексей Машистов и Василий Захарченко, Аркадий Коган и Морис Слободской, а впоследствии и Сергей Михалков, Алексей Сурков и Анисим Кронгауз, вместе с художниками работали в то время над созданием плакатов, ставших неотъемлемой частью облика прифронтовой Москвы».
М. М. Вершинин
«Мне особенно запомнился разговор с командующим 20-й армией Ф. А. Ершаковым и членом Военного совета Ф. А. Семеновским. Я обратил их внимание на левый фланг 20-й армии, имевшей разграничительную линию с 43-й армией Резервного фронта, и просил Ершакова смотреть на юг и на уступе своей армии иметь в резерве одну дивизию. Ершаков сказал, что понимает, какая ответственность лежит на нем за стык с Резервным фронтом. «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не допустить выхода противника во фланг и тыл Западного фронта», — сказал он. Я знал Ершакова хорошо, мы вместе учились в Военной академии имени Фрунзе. Это был волевой и подготовленный военачальник, и я был уверен, что он сдержит свое слово».
И. С. Конев
«В середине ноября 1941 года над Москвой вновь нависла угроза — немецко-фашистские войска начали свое второе генеральное наступление. Из коротких сводок Совинформбюро советские люди с тревогой узнавали о новых направлениях, где развертывались жестокие бои… Враг на пороге столицы!»
«По шоссе неторопливо ползут гитлеровские танки. Морякам уже знакомы эти неуклюжие, но мощные бронированные машины. Первыми вступают в бой наши артиллеристы. На поле боя все больше и больше поднимается черных столбов дыма — это, словно свечки, горят фашистские танки.
Один из них все же прорвался сквозь огонь. Он движется к небольшому снежному окопчику. В окопчике — советский моряк. Сжимая в руке противотанковую гранату, не спускает он острого взгляда с приближающейся бронированной машины. Расстояние между ними быстро сокращается… Осталось 30, 25 метров. Пора! Матрос поднялся и бросил гранату. Выдержка определила меткость удара. Танк вспыхнул. Башня открылась, и оттуда стали выскакивать гитлеровцы. Меткие выстрелы моряков подсекли фашистов…
Кто этот матрос, бесстрашно вступивший в единоборство с танком противника? С берегов ли он Волги или из далекой Сибири, из Винницы или из-под Рязани? Не запомнилась и фамилия героя. Тысячи их были…»
И. М. Чистяков
Немецкая армия
«Стоит декабрь и термометр опустился ниже 40−50 градусов ниже нуля. Облака плывут низко, зенитки свирепствуют. Мы достигли предела нашей способности воевать. Нет самого необходимого. Машины стоят, транспорт не работает, нет горючего и боеприпасов. Единственный вид транспорта — сани. Трагические сцены отступления случаются все чаще. У нас осталось совсем мало самолетов. При низких температурах двигатели живут недолго. Если раньше, владея инициативой, мы вылетали на поддержку наших наземных войск, то теперь мы сражаемся, чтобы сдержать наступающие советские войска».
Г.-У. Рудель
«Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьёзное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. В немецком наступлении наступил кризис, силы и моральный дух немецкой армии были надломлены».
Г. Гудериан
«Все больше становилось совпадений с событиями 1812 г. Но эти неуловимые предзнаменования бледнели по сравнению с периодом грязи или, как его называют в России, распутицы, которая теперь преследовала нас, как чума. Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя».
«Гитлер верил, что он один сможет избавить свою армию от катастрофы, которая неотвратимо надвигалась под Москвой. И если говорить откровенно, он этого действительно добился. Его фанатичный приказ, обязывавший войска стойко держаться на каждой позиции и в самых неблагоприятных условиях, был, безусловно, правильным. Гитлер инстинктивно понял, что любое отступление по снегам и льду через несколько дней приведёт к распаду всего фронта, и тогда немецкую армию постигла бы та же участь, что и Великую армию Наполеона».
Г. Блюментрит
«Русские ухитрились восстановить боеспособность почти полностью разбитых нами дивизий в удивительно сжатые сроки, подтянули новые дивизии из Сибири, Ирана и с Кавказа и заменили утраченную на ранней стадии войны артиллерию многочисленными пусковыми установками реактивных снарядов. Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии — преимущественно полного состава — больше, нежели это было 15 ноября. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, нежели потери среди рядового состава».
Федор фон Бок