«Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды», — так Даниил Ювачёв, взявший себе псевдоним Хармс, записал однажды в своём дневнике. Всего же вымышленных имён у Ювачёва было порядка 40. Среди них — Дандан, Хармс-Шардам, Гармониус, А. Сушко. Буйная фантазия автора изощрялась как могла. Вряд ли английское слово harm («ущерб», «страдание») могло явиться причиной неудач Даниила, но нужда неотступно следовала за ним по пятам. Скорее, виной тому была своеобразная, экстравагантная манера письма Хармса, непонятная даже его отцу Ивану Ювачёву, известному народовольцу, ставшему духовным писателем и водившему дружбу со знаменитыми прозаиками Антоном Чеховым и Львом Толстым.
Хармс к чужому мнению особенно не прислушивался, но тяготел к различным литературным кружкам. Так, он входил в содружество «чинарей» — молодых писателей и философов, главным занятием которых было чтение собственных стихотворений. Являлся также членом «Академии левых классиков», поэтов, называвших себя обэриутами. Они позиционировали себя как пропагандистов нового мироощущения в творчестве. Причём обэриуты вели себя настолько вызывающе, что читали свои стихотворения, сидя на шкафу. Но поэты Самуил Маршак и Борис Житков разглядели их и там и привлекли к сотрудничеству в детской литературе.
Издание стихов и головоломок на страницах журналов «Чиж», «Ёж», «Сверчок», «Октябрята» стало для Хармса постоянным и почти единственным источником дохода. «Хармс, кажется, написал всего шесть детских книг и очень хороших — он не любил этого, но не мог писать плохо», — так считал один из друзей поэта.
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
Вскоре в дальний путь отправился и сам Хармс. Его публикациям и литературе для детей пришёл конец. Члены «Объединения реального искусства» были признаны антисоветской группой, «заумными жонглёрами» и «классовыми врагами».
Последнее десятилетие жизни для Хармса было сопряжено с неоднократными арестами, ссылками, доносами, проблемами со здоровьем и безденежьем. Тем не менее именно в этот период в его творческом сознании произошёл перелом: он отошёл от поэзии и посвятил себя прозе, которая впоследствии получила название «хармсовской». Из-под пера писателя вышли цикл рассказов «Случаи», повесть «Старуха», множество сценок.
23 августа 1941 года Хармс был арестован за распространение в своём окружении «клеветнических и пораженческих настроений». Под таковыми имелись в виду следующие слова, процитированные в доносе: «Советский Союз проиграл войну в первый же день, Ленинград теперь либо будет осаждён или умрёт голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камня на камне… Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену [sic] и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемёта с чердаков во время уличных боёв с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в них из этого же пулемёта».
В попытке избежать высшей меры наказания писатель симулировал сумасшествие. Военный трибунал определил Хармса в психиатрическое отделение больницы при тюрьме «Кресты». Там писатель умер 2 февраля 1942 года.
Весь архив литератора сохранился лишь благодаря Якову Друскину, который вынес бумаги Хармса из его ленинградского дома после бомбёжки. Часть прозы была напечатана в годы оттепели. В середине 1970-х 4-томное собрание сочинений Хармса вышло за границей.
В России запрет на произведения писателя сняли только после перестройки. Имя Хармса было реабилитировано, а его тексты стали доступны массовому читателю.