Три адмирала Чермного флота.

Опубликовано: 11 июля 2017 в 20:06
Источники: Маношин И.С. Июль 1942 года. Падение Севастополя. Вече, 2009. - 288 с.
Распечатать Сохранить в PDF

Филипп Октябрьский.

Филипп Иванов родился в деревне Тверской губернии, между Питером и Москвой, там, где озеро Селигер, где дремучие леса порождают множество рек, где истоки Волги. Поэтому все мальчишки этого края подсознательно мечтают стать моряками. Филипп не был исключением — он уехал в Санкт-Петербург, где обучился на кочегара, затем помощника машиниста на пароходах, ходивших по Ладоге и Неве.

В 1918 году он получил опыт кровавой гражданской войны в бескозырке и тельняшке на собственной шкуре. Его живой, с природной хитростью крестьянский ум вдруг осознал глубинный смысл большевистского лозунга: «кто был никем, тот станет всем»: ценным в этом кипящем политическом бульоне человеческих трагедий является только миг настоящего. Необходимо забыть, уничтожить прошлое; пожертвовать не ясно мерцающим будущим ради реального «теперь». И в этой жесткой схеме только такая сила, как власть была способна удержать и сохранить молодого моряка из глубинки. Так Филипп решил стать властным Героем.

Он быстро понял, что реализовать свои таланты, способности и мечту он сможет только благодаря вере в самого себя. Поэтому будущий адмирал терпеливо взращивал собственного бога, которому поклонялся и верил всю жизнь. А с политической властью, непредсказуемость и ненадежность которой он быстро раскусил, начал опасную игру в лояльность и преданность. Во время кронштадтского мятежа Филипп тяжело заболел тифом, и это спасло его от расстрела в период, когда проводилась «фильтрация» моряков. Чудом уцелев, он был признан благонадежным и назначен машинистом на линейный корабль «Гангут». Чтобы впредь не допускать подобного, Филипп оканчивает курсы при Петроградском Коммунистическом университете и становится политработником. В своей остросюжетной игре за власть он так увлекается, что в 1922 году меняет свою фамилию Иванов на звучную — «Октябрьский». Поднимаясь по скользким ступенькам карьерной лестницы, он наблюдал, как по доносам падают в пропасть репрессий его товарищи, как рядом с искренней верой в большевизм уживаются трусость, угодничество и предательство. И он все больше убеждался, что у него нет защитников кроме внутреннего бога под названием Власть.

После окончания классов при военно-морском училище имени М. В. Фрунзе, Октябрьский получает диплом о высшем образовании и становится офицером. Для Филиппа это был переломный момент: он принят членом привилегированной касты, о чем и не мог мечтать молодым деревенским юнцом. Карьера Октябрьского стремительна: командир катера, командир бригады торпедных катеров, командующий Амурской флотилией, а в 1939 году — умопомрачительное назначение командующим Черноморским флотом. Бог Филиппа обретает черты всемогущего; и он понимает, что до мистерии, связанной с посвящением его во властные Герои остается совсем немного времени. Прошлого нет, будущего не существует: командующий живет в длящемся «здесь и сейчас», совершая последние приготовления перед жертвоприношением.

Несмотря на быструю карьеру, к моменту истины Октябрьский имел большой опыт службы, несомненно, обладал высоким профессионализмом и располагал громадными ресурсами для подвига. В распоряжении Октябрьского находился второй по мощи флот Советского Союза, с приданными войсками СОР (Севастопольского оборонительного района), а его противником был достойнейший генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн. За год войны Октябрьский провел ряд блестящих операций: защита Одессы, успешная эвакуация 35-тысячного войска из Одессы, Керченско-Феодосийская десантная операция, и конечно, оборона Севастополя.

С каждым сражением, с каждым артиллерийским залпом адмирал Октябрьский перерастал своего бога и после отражения первого штурма Севастополя, когда Керченский полуостров снова оказался в его руках, он почувствовал себя всемогущим. Бог маленького испуганного Филиппа в мятой бескозырке вдруг умер навсегда. А адмирал ощутил всю сладость полноты власти и неодолимую силу, которую источали за его спиной клепаные железные корпуса, ощетинившиеся жерлами орудий, под кровавыми стягами. Он стал богом и познавал Черноморский флот в самом себе в непрерывной длительности. Флот, овеянный славой Нахимова, стал флотом его власти — власти над судьбами вверенных ему людей, над будущим Севастополя, власти над самим временем.

Единственное, что постоянно тревожило и угнетало адмирала — это потеря кораблей флота. Первым затонул лидер «Москва» у румынских берегов, и командующий ощутил нарастающий холодок в груди. Когда на минах подорвались эсминцы «Быстрый» и «Совершенный», он заметил, как тени от крыльев страха легли на его погоны. Октябрьский, обладая сумасшедшей интуицией, с того момента, как Манштейн на плечах отступающей красной армии ворвался в Крым, инстинктивно стремился уберечь свой флот и перебазировать его на Кавказ. Он готов был пожертвовать Севастополем, лишь бы сохранить инструмент своей власти, своей внутренней силы. Но ему все время мешал нарком ВМФ Кузнецов. Когда от взрыва бомбы немецкого самолета затонул крейсер «Червона Украина», адмирал перестал видеть сны, и веки его опустились. После подрыва эсминца «Смышленый» в марте 1942 года он дал себе слово, что больше не допустит ни одной потери боевого корабля и слово свое сдержал.

Филипп Октябрьский был воином, а каждому воину раз в жизни предоставляется шанс совершить свой самый высокий подвиг и стать Героем. Судьба распорядилась так, что звездным часом для адмирала стал день первого июля 1942 года.

Утром 30 июня, находясь в бункере 30-й артиллерийской батареи, Октябрьский отправляет в Москву следующую телеграмму: «Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия приняли характер уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться… Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200−250 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».

Ответ от наркома ВМФ адмирала Кузнецова Октябрьский томительно ожидал весь день. И вот в 19.00 Ставка разрешила эвакуацию командного состава. Ночью 1 июля командующий со своей свитой тайно покинул бункер и через подземный ход вышел к Херсонесскому аэродрому, где их ожидали двенадцать транспортных самолетов ПС-84 «Дуглас». Севастопольский историк Г. Ванеев так описывает этот эпизод: «Когда к самолету подходили вице-адмирал Октябрьский и член военного совета флота комиссар Кулаков, их узнали. Скопившиеся на аэродроме воины зашумели, началась беспорядочная стрельба в воздух… Но их поспешил успокоить военком авиационной группы Михайлов, объяснив, что командование улетает, чтобы организовать эвакуацию из Севастополя». На Кавказ самолётами было вывезено 3.490 кг груза и 251 человек: 29 раненых и 222 высокопоставленных пассажиров. На крымской земле остались на закланье 80 тысяч матросов, солдат и младших офицеров, среди которых было множество раненых.

Многие историки сегодня утверждают, что Ф. Октябрьский струсил, спровоцировал панику и тем самым сорвал эвакуацию войск из Севастополя. Посмотрим на факты. Вот как описывает ситуацию И. Маношин[1]. Не дожидаясь официального решения Ставки, командование СОРа с ночи 30 июня негласно приняло решение о подготовке к т. н. частичной эвакуации. Эвакуации подлежали высшее командование и командный состав от командира полка и выше, а также ответственные партийные и государственные работники Севастополя. Полковник Д. И. Пискунов отмечал: «Эта так называемая эвакуация была похожа на бегство начальства от своих войск». Генерал-майор П. Г. Новиков, находясь в плену, писал: «Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить ее, посеять панику, что и произошло».

Оказавшись на Кавказе, Октябрьский шлет последние приказы генералу П. Новикову, оставленному командовать обороной Севастополя: «Драться до последнего, и кто останется жив, должен прорываться в горы к партизанам». «По приказанию КЧФ «Дугласы» и морская авиация присланы не будут. Людей сажать на БТЩ, СКА и ПЛ. Больше средств на эвакуацию не будет. Эвакуацию на этом заканчивать».

Следует сказать, что решение отказаться от эвакуации Октябрьский принял самостоятельно, никто его не неволил. Известно, что маршал Буденный стремился сохранить армию СОР и докладывал в Ставку о том, что «организация эвакуации раненых самолетами и боевыми кораблями возлагалась на командующего Черноморским флотом, которому было дано приказание использовать имеющиеся средства для этой цели. Чтобы облегчить положение блокированного Севастополя и дать возможность кораблям прорваться к городу, командующий фронтом просил Ставку выделить в его распоряжение самолеты дальней бомбардировочной авиации, которые могли бы наносить удары по аэродромам противника и уничтожать его самолеты». Одной из директив предписывалось: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза». Но эта директива пришла в Севастополь с опозданием: ни командующего Черноморским флотом, ни генерала Петрова в городе уже не было.

Адмирал Октябрьский не смалодушничал, не струсил и не поступил опрометчиво. Он сделал все так, как требовалось для посвящения во властные Герои. Такой воин живет в настоящем и потому не может умереть; поэтому он не кладет на алтарь свой меч. Черноморский флот, как копье и доспехи Героя остался вместе с ним. Герой власти может пожертвовать только продуктом своей власти — живыми людьми, солдатами, оруженосцами. Октябрьский так и поступил, следуя правилам своей чести, ни разу не дрогнув, положа на алтарь своего высокомерия восемьдесят тысяч жизней.



[1] Маношин И. С. Июль 1942 года. Падение Севастополя. Вече, 2009. - 288 с.


Комментарии 8

Чтобы добавить комментарий, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться на сайте
Андрей Панов 21.07.2017 | 20:3220:32

Бездарь не провел бы керченско-феодосийскую операцию. Ее результаты бездарно похоронил Буденый. Но как соцальный "продукт", Октябрьский был характерным типом офицера "совка".

Serge Weydenbaum 21.07.2017 | 15:5015:50

Октябрьский - бездарь и трус, если не сказать военный преступник.

Андрей Панов 18.07.2017 | 18:1418:14

Спасибо, учту.