Как воспитывали императора – часть 2

Продолжение. Начало было здесь.

Вот это — «Торжественный обед в честь совершеннолетия великого князя цесаревича Александра Николаевича».

Картина датирована 1934 годом. Следовательно, герою события тут — шестнадцать лет. И это действительно возраст совершеннолетия, но отнюдь не для всех аспектов жизни: в Российской империи к шестнадцати годам права состоянии начинали применяться только в отношении поступления на службу.

И вот мы видим также архивный документ: «клятвенное обещание» с собственноручной подписью цесаревича Александра.

[

Такое «обещание» — вещь в то время стандартная при поступлении на госслужбу. Я подобный документ уже пространно цитировала в одной из частей «сериала» о профессиях литераторов в России. И в целом от александровских до николаевских времен формулировки особых изменений не претерпели: тут все те же «верно и нелицемерно служить» и всячески «споспешествовать». Но есть нюансы.

Ну, понятно, что адресуется бумага не просто «Его Императорскому Величеству», но и «Моему Всемилостивейшему Государю Родителю». Но есть вещи не просто протокольные, а посущественней: «…в звании же Наследника Престола Всероссийского и соединенных с ним Престолов Царства Польского и Великого Княжества Финляндского обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола». Ну, и еще в финале: «Господи, Боже Отцев и Царю Царствующих! Настави, вразуми и укрепи мя в великом служении, мне предназначенном». (Кстати, Николай утвердил в дальнейшем эти формулировки для принятия присяги всеми последующими наследниками престола.)

Отвлечемся на секунду от политики: в своей экспозиции, посвященной Александру, Исторический музей выложил и камень с названием александрит.

Что оказалось? По легенде, нашел данный камень член-корреспондент Петербургской академии наук, финский минералог Нильс Густав Норденшельд. И поскольку нашел его — следите за руками! — ровно в день совершеннолетия наследника престола, то и дал минералу название в честь Александра Николаевича (уж когда там он его нашел на самом деле — бог весть, но прогиб, что называется, засчитан).

Смотрим дальше: папка в этом красиво оформленном футляре — «формулярный список» о службе наследника цесаревича. То есть послужной список в русской императорской армии.

Понятно, что особой военной службы (помимо учебных походов с кадетами да поездок с отцом на смотры) у юного Александра не наблюдалось. Но Николай I действительно уделял военной составляющей в образовании сыновей особое внимание (что, вероятно, и в принципе отвечало его натуре). И внешняя сторона военного дела действительно — к огорчению наставника Жуковского, который опасался, что подопечный «привыкнет видеть в народе только полк, в Отечестве — казарму» — увлекала наследника. В архивах сохранилось, в частности, немало его рисунков — варианты разработки военной формы. Он действительно введет потом — и сам будет носить — достаточно удобные, хотя и вполне элегантные мундиры.

Николай старается внедрить в голову сына свои принципы управления страной. Показателен в этом плане документ 1835 года (Александру — 17): отправляясь в дальнюю поездку, император вручает наследнику нечто вроде инструкции на случай собственной внезапной смерти (sic!). Скорее это, конечно, некий воспитательный жест, стремление сделать сына более серьезным и ответственным (ну, и, пожалуй, отголоски собственного жизненного опыта):

«Ежели, чего Боже сохрани, случилось какое-либо движение или беспорядок, садись сей же час на коня и смело явись там, где нужно будет, призвав, ежели потребно, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови. Но в случае упорства мятежников не щади, ибо жертвуя несколькими, спасешь Россию. Когда все приведено будет в порядок, вели призвать к себе Совет и объяви, что ты непременно требуешь сохранения во всем существующего порядка без малейшего отступления… С иностранными державами сохраняй доброе согласие, защищай всегда правое дело, не заводи ссор из-за вздора, но поддерживай всегда достоинство России… не в новых завоеваниях, но в устройстве ее областей отныне должна быть вся твоя забота.»

Александр, впрочем, пока продолжает учение. В программе появляются новые предметы, а ведут занятия высшие сановники: курс законодательства читает составитель «Свода законов Российской империи» Михаил Сперанский, «обозрение финансов» — министр финансов Егор Канкрин, основы внешней политики — старший советник министерства иностранных дел Федор Бруннов, военную политику и стратегию — военный историк и теоретик генерал Генрих (Антуан-Анри) Жомини (да, именно, давыдовское «Жомини да Жомини, а об водке ни полслова» — но интересно еще, что был генерал в свое время начальником штаба у наполеоновского маршала Нея, а вот позже оказался на русской службе). И вот, согласно плану Жуковского (и желанию отца-императора), наследнику престола предстоит совершить путешествие по стране.

Это не просто записная книжечка, а «Маршрут для его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича». Цель поездки Николай I определял так: «Путешествие наследника имеет двоякую цель: узнать Россию, сколько сие возможно, и дать себя видеть будущим подданным».

Это 1837 год, цесаревичу 19 лет. Едет он хоть со свитой, но без родителей — так что на всякий случай Николай предостерегает его от возможных faux pas.

На этом конверте рукой Александра написано: «Наставление для путешествия, врученное мне Государем в Аничковом дворце 14 апреля в среду 1837 года».

А вот и само письмо-наставление.

«Предпринимаемое тобой путешествие, милый Саша, составляет важную эпоху в твоей жизни. Расставаясь в первый раз с родительским кровом, ты некоторым образом как бы самому себе предан на суд будущих подданных, в испытании твоих умственных способностей… Взирать тебе следует не с одной точки зрения любопытства или приятности, но как на время, в которое ты, знакомясь с своим родным краем, сам будешь строго судим… Первая обязанность твоя будет все видеть с той непременной целью, чтобы подробно ознакомиться с государством, над которым рано или поздно тебе определено царствовать. Потому внимание твое должно равно обращаться на все, не показывая предпочтения к которому-либо одному предмету, ибо все полезное равно тебе должно быть важным, но при том и обыкновенное тебе знать нужно, дабы получить понятие о настоящем положении вещей… Суждения твои должны быть крайне осторожны, и тебе должно, елико можно, избечь сей необходимости, ибо ты едешь не судить, а знакомиться и, увидев, судить про себя и для себя…»

Есть тут и не столь философские, а более практические советы — например, по общению с представителями разных сословий: «С дворянством обходиться учтиво, отличая тех, кои прежней службой или всеобщим уважением того заслуживают… С купечеством ласковое, приветливое обхождение будет прилично, отличая среди них, кои известны своей добросовестностью или полезными предприятиями. С простым народом доступность и непритворное ласковое обращение к тебе привяжут его. Где смотреть будешь войска, помни, что ты не инспектор… С духовенством соблюдай учтивость и должное уважение.»

Была и общая инструкция для всех путешествующих. За соблюдение ее отвечал князь Ливен (Христофор Андреевич Ливен, генерал, дипломат, назначенный в 1834 году попечителем наследника престола). И касалась инструкция отнюдь не только маршрута, но и, например, распорядка дня (вставать в 5 часов, в 6 часов — уже в дороге). По приезде в губернский (или даже уездный) город — никаких церемониальных встреч, в первую очередь посещать собор и лишь потом прочие любопытности, включая фабрики и заводы, «которые приобрели заслуженно знаменитость». Не упускать при этом казенные учебные заведения, госпитали, заведения приказов общественного призрения, казармы.

Наследнику не разрешалось принимать приглашения к обеду (а на своих обедах предполагалось приглашать к столу только губернатора). Допускалось принимать приглашения на бал — но и здесь самодержавный родитель регламентировал даже набор танцев: «Его Высочеству танцевать с некоторыми из почтенных дам польский, с молодыми же французские кадрили две или три, но никаких других танцев. На ужин не оставаться.»

Регламентации подвергалась даже одежда (причем для всех едино): сюртук в дороге, обыкновенный мундир при посещении достопримечательностей и только при смотре дивизии — в полной парадной форме.

Итак, в путь отправились в начале мая (конные экипажи, никаких железных дорог в стране еще не было). Сначала Новгород (соборы, монастыри, казармы, военный госпиталь). Сразу за ним — Тверь. Цесаревич, как заведено с детства, ведет дневник — а также регулярно пишет отцу: городничий Твери «напомнил нам городничего из «Ревизора» своей турнюрой». Николай назидательно отвечает: «Не одного, а многих увидишь, подобных лицам «Ревизора». Но остерегись и не показывай при людях, что смешными тебе кажутся: иной смешон по наружности, зато хорош по другим своим достоинствам.»

Далее — Ярославль, Кострома, Вятка, Пермь, Екатеринбург. Заводы и фабрики, более всего уральские, начинают особо интересовать Александра, иной раз он посещает их и вне заранее составленной программы. Не может отказать и возникающим просителям: всего за время поездки принято 16 тысяч письменных прошений. Некоторые удается удовлетворить на месте, наиболее важные отсылаются вместе с обычной почтой императору.

К концу мая, близ Екатеринбурга, достигают Уральского хребта. Дальше — Сибирь, и Николай в письме сыну напоминает: ты первый из нас в сем отдаленном крае. «Из нас» означает: первым из императорской фамилии. И действительно, именно сибиряки, для которых такое внове, встречают наследника престола особенно радостно. А тот пишет отцу из Тобольска: «Я точно не знаю, как благодарить тебя, милый Папа, за то, что ты меня прислал сюда, ибо пребывание мое здесь принесло и жителям, и мне душевную радость. Они говорят, что Сибирь была особенная страна и только теперь сделалась Россиею».

Впечатление от Тобольска омрачено посещением острога, видом многочисленных поселений ссыльных. Александр начинает пересылать отцу просьбы о смягчении участи некоторых ссыльных. А тут еще на обратном пути, в Кургане, встречается с поселенными там декабристами. И вновь письмо императору: «Я нарочно справлялся об них и узнал, что как они, так и живущие в Ялуторовске и других местах, ведут себя чрезвычайно тихо и точно чистосердечно раскаялись в своем преступлении, их раскаянию можно поверить». И для усиления впечатления добавляет: «Я их почти всех видел в церкви!».

Ответное письмо императора приносит согласие на некоторое смягчение положения ссыльных. «Не могу выразить тебе, милый Папа, как согласие твое на облегчение судьбы виденных мной преступников в Сибири меня обрадовало. Это будет всю жизнь мне приятным воспоминанием моего любопытного путешествия.» (Окончательно помиловать уцелевших декабристов Александр сможет уже сам, почти через двадцать лет после той поездки — но сделает это сразу в день своего коронования.)

Еще деталь посещения все того же Тобольска: среди ссыльных там был и знаменитый угличский колокол — тот самый, в который ударили в набат при убийстве царевича Дмитрия, а позже сосланный в Сибирь Василием Шуйским. Не очень понятно (информация по разным источникам разная), успел ли увидеть этот колокол Александр. Однако изображение имеется.

Вехи обратного пути: Оренбург, Казань, Симбирск, Саратов. Промышленная выставка в Тамбове, оружейные заводы в Туле. Смоленск, Малоярославец, Бородино — места сражений с Наполеоном (возможно, под впечатлением писем сына отсюда Николай I принимает решение о приобретении села Бородино и устройстве здесь мемориала). Ботик Петра в Переславле. Углич и дом царевича Дмитрия. Обязательно — памятные места, связанные с Александром I. И конечно, Москва — Александр Николаевич ведь москвич по рождению, и останавливается он здесь ровно в той комнате кремлевского дворца, в которой появился на свет.

После двухнедельного пребывания в Первопрестольной (куда на это время прибыли к Александру мать и сестры) путь лежит сначала вновь на восток — Владимир и Нижний Новгород, — затем в южные губернии. Крым, Киев, Полтава, Таганрог, земли Войска Донского. Здесь — встреча с императором, возвращающимся с Кавказа и войсковой смотр в Новочеркасске.

В Петербург наследник вернулся 12 декабря, проведя в пути восемь с половиной месяцев. Посетили 30 губерний, преодолели 20 тысяч верст. Все это было отражено в дневнике, который цесаревич исправно вел все время путешествия.

Этим, на самом деле, путешествия наследника не закончились. Годом позже его отправляют в Европу. Император Николай и здесь не преминул выдать сыну подробную инструкцию:

«Ты покажешься в свет чужеземный с тою же отчасти целию, т. е. узнать и запастись впечатлениями, но уже богатый знакомством с родимой стороной; и видимое будешь беспристрастно сравнивать без всякого предубеждения. Многое тебя прельстит, но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания и что многое, достойное уважения там, где есть, к нам приложено быть не может.»

Маршрут путешествия пролегал через немецкие земли, Данию, Великобританию, Францию, Италию — те места, которые до того цесаревич рисовал на картах на уроках географии

Впрочем, злые языки утверждали, что у этого путешествия был и иной подтекст. А именно — удалить чрезмерно влюбчивого юношу от появившихся у него на родной российской почве увлечений, да и невесту за границей подыскать подходящую. Действительно, во время поездки в Дармштадте состоялось знакомство с юной принцессой Гессенской, Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией. Ей предстоит в будущем стать российской императрицей Марией Александровной (но отнюдь не излечить супруга от склонности к романам). Однако это уже другая история.

Напомню, что в Москве продолжаются две выставки, посвященные Александру II: в Историческом музее — по 15 октября, в Российской государственной библиотеке — по 22 августа.