Екатеринбург, часть 5: «городок чекистов» как прообраз соцкультбыта

Екатеринбург нередко называют «заповедником конструктивизма». Действительно, зданий, которых можно отнести к этому стилю (функциональность, железобетон, геометрические структуры, большие, нередко так называемые «ленточные» окна, плоские крыши, опорные столбы и в целом игра не декором, а объемами), в городе насчитывают почти полторы сотни. Что может показаться удивительным, но тут сыграла роль раннесоветская новация административно-территориального деления: в 1923 году была создана Уральская область.

Что это за зверь такой? Образована область была из Пермской, Екатеринбургской, Челябинской и Тюменской губерний. Но главное для нашего сюжета — центром этого внушительного образования был назначен Екатеринбург (в Свердловск город переименовали только в 1924 году). И длилось все это до 1934 года, когда область вновь разделили.

Ну так вот: новоявленной столице новоявленной крупной области требовалась не только новая бюрократия, но и место, где ее размещать. Потому и давались деньги на строительство, и шло само строительство — а совпало это как раз с взлетом конструктивизма, в том числе и в СССР.

И частью этого масштабного строительства в Екатеринбурге стал жилой комплекс, возведенный по заказу НКВД-ОГПУ для проживания командного состава (он и получил у местных жителей прозвище городка или квартала чекистов). Работала над ним группа архитекторов под руководством Ивана Антонова (об оригинальной судьбе последнего — чуть ниже).

Сфотографировать весь комплекс «с земли» практически невозможно. К счастью, в открытых источниках обнаружились разнообразные «виды сверху».

А еще лучше — вот такой макет. По нему уже ясно, что речь о замкнутом пространстве: корпуса домов соединены между собой, мест для прохода не так много.

Самое большое здание, полукруглой формы, проектировалось как «общежитие для одиноких, малосемейных и командированных» (sic). Впоследствии было благополучно перепрофилировано в гостиницу (которая сейчас в менее благополучной ситуации ждет реставрации).

А вот правее (здание с ярко выраженным боковым цилиндром) разместился «Дом культуры им. Ф. Э.Дзержинского» (ну кого же еще?). Сейчас тут живет областной краеведческий музей.

Главная достопримечательность этого здания — расположенная в том самом цилиндре винтовая лестница. Она закручена против часовой стрелки, а балки потолка наверху образуют пятиконечную звезду.

Лестницу в разных ракурсах можно разглядывать бесконечно. Но пора двигаться внутрь комплекса — ворота совсем рядом (и да, когда-то проход сюда был только по спецпропускам — даже школьникам было проблемно навестить одноклассника. А сейчас веселые граффитисты свободно рисуют карикатуры на нехватку в городе парковочных мест).

Первые здания, которые предстают перед вошедшим — вовсе не жилые. И тут как раз требуется пояснение к заголовку поста. Чекистский городок планировался еще и как образец нового быта — быта, в котором женщина освобождается от тягот домашнего хозяйства и может посвятить себя… ну естественно, работе. То есть тут фабрика-кухня, прачечная, детсад, поликлиника, и т. д. и т. п.

А вот и сами жилые дома. Как видно по макету, их внешний периметр не имеет промежутков (ворота же комплекса — только с двух сторон, и они охранялись). Добавлю, что пилообразная конфигурация внешней стороны породила шутки о «чекистской пиле».

Обратим внимание и на крайне оригинальную форму балконов.

Нумерация квартир в доме была не по отдельным корпусам, а сквозная. Уже тут можно судить о численности руководящего состава свердловского ОГПУ-НКВД той эпохи (и это еще было не единственное в городе их ведомственное жилье).

Квартиры при этом были по размеру очень разные. В каких-то корпусах — вполне скромные даже по меркам «хрущоб». Там же, где проживало более высокое начальство, трехкомнатные квартиры имели площадь 97 кв. м, четырехкомнатные — 114 кв. м. При этом — хотя дом был газифицирован — кухонь в этих квартирах, вне зависимости от их площади, не было. Газовые плиты размещались в небольших нишах в прихожих и явно предназначались не для готовки (а фабрика-кухня вам на что?), а разве что для того, чтобы согреть чайник. (Впоследствии, разумеется, многие жильцы осуществили перепланировку. Но даже и сейчас, говорят, в объявлениях о продаже квартир в этих домах можно встреть описание жилья без кухни.)

Строительством комплекса ведало непосредственно «Строительное бюро Уральского ПП ОГПУ». Оно же обеспечивало стройку рабочей силой: краеведы успели записать воспоминания уже почтенных екатеринбуржцев, которые еще могли видеть своими глазами, как на стройплощадку приводили колонной из бараков раскулаченных крестьян.

Очевидно, в работе поучаствовали и специалисты иного рода. Так, при более позднем ремонте в этих квартирах нередко обнаруживали «жучки» — подслушивающие устройства. Да и домоуправление комплекса было подчинено непосредственно УНКВД Свердловской области (и, как утверждается, у коменданта были дубликаты ключей от всех квартир).

Но пора сказать несколько слов и о главном архитекторе проекта. Его звали Иван Павлович Антонов.

Семья Антоновых, русская по происхождению, издавна проживала на территории, ставшей после распада Российской империи независимой Финляндией. Соответственно, и архитектор Антонов (выпускник, к слову, архитектурного отделения Академии художеств в Санкт-Петербурге) оказался финским гражданином. А вот дальше становится любопытно: в 1926 году (ему около тридцати лет — в основном эти ранние конструктивисты были молоды) он оформляет долгосрочную визу в СССР и едет (судя по всему, по рекомендации своих бывших преподавателей в ИАХ) на Урал. Всего в Свердловске и других городах региона Антонов построил, самостоятельно или в тандеме с еще одним выпускником ИАХ и своим сокурсником Вениамином Соколовым, около двух десятков зданий.

И тут, как положено, на него пишут донос.

Нет, не по поводу упомянутой «пилы» городка чекистов — тут-то архитекторы заранее отговорились образом развевающихся знамен. А по поводу еще одного из построенных им в городе зданий — в расположении его балконов кому-то померещился православный крест.

«Померещился» тут, наверно не совсем верно: написавший донос сам был архитектором (имя его на попавшихся мне екатеринбургских сайтах так и не названо, но отмечено, что дальнейшая карьера этого человека была вполне успешной). И формулирует он со знанием дела: «творческая мастерская архитекторов Антонова и Соколова при строительстве Жилкомбината НКВД опорочила идею труда, которую он должен был пропагандировать, и заложила в основу своей работы пропаганду религии… и протащили вредный по своей идеологической сути архитектурный проект». И далее: «Зачинщиком и идеологом буржуазных архитектурных извращений является агент буржуазной Финляндии — иностранный подданный архитектор Антонов Иван Павлович». Тут, понятно, и до обвинений в шпионаже недалеко.

Но… но мир оказался не без добрых людей. Архитектора предупредили — и он спешно покинул Свердловск (как говорилось в его выездных документах, «архитектор Антонов направляется на родину в Финляндию, на лечение, вместе со своей женой и дочерью«).

Так что уцелел, прожил еще три с лишним десятка лет, в Финляндии много чего построил. В СССР же больше не был ни разу. Его дочь (чье имя звучало уже как «Ирен Антонофф») вспоминала: «Отец рассказывал мне, что они уезжали из Свердловска в большой спешке. Утром от своих знакомых в НКВД он получил документы на выезд и билеты на поезд до Ленинграда. Уже перед своей смертью в 1967 году в одном из наших с ним разговоров отец говорил, что самое лучшее, что он создал как архитектор, находится в СССР — в Свердловске».

В СССР же его имя из архитектурной истории оказалось вычеркнуто: в архивах Свердловска уничтожили все документы, которые касались даже самого его пребывания на Урале. Все, вплоть до фотографий и чертежей — так что информацию о человеке, внесшем в формирование образа Екатеринбурга немалый вклад, можно обнаружить сейчас лишь в скупых публикациях относительно недавнего времени. На официальном городском портале, в разделе «Люди нашего города», история с угрозой ареста и бегством вообще не упоминается.

Но вернемся вновь к «городку чекистов».

Жизнь его обитателей была хоть и несомненно более комфортной, чем у большинства сограждан, но далекой от идиллии. Текучесть обитателей тут была очень большая — новые жильцы занимали место тех, за кем приехал ночью «черный воронок». Кстати, современным исследователям оказались недоступны, например, списки жильцов 20-х — 30-х годов: банальные домовые книги были то ли засекречены, то ли вовсе уничтожены.

А штрихи того времени сохранились. Вот въездные ворота — все те же, что были. И даже замок в них, говорят, подлинный.

Ходят легенды и о существовавших между зданиями подземных ходах. А также подземельях — в которых, по рассказам, то ли допрашивали, то ли расстреливали, то ли и то, и другое сразу. В тех случаях, по крайней мере, когда арест высокопоставленного лица хотели сделать как можно менее публичным.

Так ли это? Кто знает… Могло ли быть? Да все могло, но для серьезного разговора нужны факты.

А вот хоть и не факт, но впечатление. «Эта клумба во дворе — подлинная, из того же времени», — сказал кто-то из моих спутников по «конструктивистской» прогулке. Я сфотографировала обложенную камнем клумбу, и только потом обратила внимание на стоявшего за ней старика с тростью — очень древнего, с очень внимательным, очень цепким взглядом. Словно тоже вышедшего из того непростого времени.