Разрыв шаблона

Жорж Нива приехал. Крупнейший славист, дружил с Пастернаком, собирался жениться на дочери Ольги Ивинской, но за два дня до свадьбы его депортировали, а Ивинскую с дочерью арестовали. Воевал в Алжире, ранен был. Работал с Солженициным, переводил. Андрея Белого переводил и многих других. И вот пришёл в гости в музей, и мы с ним поднялись в библиотеку и стали книги смотреть. А ему интересно, как у нас французов переводят, посмотрели Вийона в переводах Мендельсона и Эренбурга и двуязычное издание 1984 года. Посмотрели Бодлера в Литпамятниках, Элюара, Аполлинера, Жерара де Нерваля, Леконта де Лиля и других. Шарля Перро и старофранцузские сказки, а потом он говорит: «Вы Рабле читали?» Отвечаю: «Ну, конечно! У меня Гаргантюа в изд. ГИХЛ 1938 года с картинками Доре». Он спрашивает: «А кто переводил, Любимов?» Не, говорю, Пяст. Он говорит: «Мне очень интересно, как в переводе решена проблема мата…» Я удивился и с некоторым удовольствием отвечаю: «Да, ладно, какие проблемы, в русском языке достаточно слов, значений и смыслов, чтобы перевести любой мат». Он улыбнулся и тут же возразил: «Отнюдь нет, коллега! Русский мат очень однообразен, а у Рабле, ну, что Вы!.. У Рабле это просто гейзер!»

И вдруг, я почувствовал, что мне стало обидно! И я понял, что одной этой фразой знаменитый профессор навсегда сломал мне привычную картину мира.