Карл Маркс как легитимизатор Временного Правительства 1917 г.

11 марта (26 февраля) 1917 г. Николай II, еще абсолютно уверенный в себе, но почуствовавший ненадежность Думы, издает указ о ее роспуске. Далее -- слово очевидцам.

Милюков: «Ритуал заседания был… установлен накануне: решено было выслушать указ, никаких демонстраций не производить и немедленно закрыть заседание… Заседание состоялось, как было намечено, Указ был прочитан при полном молчании депутатов и одиночных выкриках правых. Самоубийство Думы совершилось без протеста… депутаты без предварительного сговора потянулись из зала заседания в соседний полуциркульный зал». «Это не было ни собрание Думы, только что закрытой, ни заседание какой-либо из ее комиссий. Это было частное совещание членов Думы.»

Шульгин: «Потом было заседание в кабинете председателя Думы… Председательствовал Родзянко… Шел вопрос, как быть… Вопрос стоял так: не подчиниться указу Государя Императора, то есть продолжать заседания Думы, — значит стать на революционный путь… Оказав неповиновение Mонарху, Государственная дума тем самым подняла бы знамя восстания и должна была бы стать во главе этого восстания со всеми его последствиями… На это ни Родзянко, ни подавляющее большинство из нас, вплоть до кадетов, были совершенно не способны… Выход был найден в формуле Императорскому указу о роспуске подчиниться, но членам Думы не разъезжаться и немедленно собраться на частное совещание». «Чтобы подчеркнуть, что это частное совещание членов Думы, а не заседание Государственной думы как таковой, решено было собраться не в большом Белом зале, а в полуциркульном… Стали съезжаться… Делились вестями — что происходит… Рабочие собрались на Выборгской стороне… Их штаб — вокзал, по-видимому. Кажется, там идут какие-то выборы, летучие выборы, поднятием рук… Взбунтовался полк какой-то… Кажется, Волынский… Убили командира… Казаки отказались стрелять, братаются с народом… Стало известно, что огромная толпа народу — рабочих, солдат и всяких — идет в Государственную думу… Шидловский созвал бюро Прогрессивного блока… Заседание открылось под знаком того, что надвигается тридцатитысячная толпа».

«Роковой вопрос повис над всеми нами, — продолжает Шульгин. — Я сказал, когда до меня дошла очередь: по-моему, наша роль кончилась… Весь смысл Прогрессивного блока был предупредить революцию… Но раз цель не удалась, нам остается одно… думать о том, как кончить с честью… Родзянко (на фоне все новой информации о приближающихся демонстрантах) поставил вопрос: что делать? Кажется, кто-то предложил Государственной думе объявить себя властью… Объявить себя Учредительным собранием… Это не встретило, не могло встретить поддержки… Милюков рекомендовал не принимать слишком поспешных решений, в особенности, когда мы еще не знаем, что происходит».

Милюков: «Я выступил с предложением — выждать, пока выяснится характер движения (уличного, революционного), а тем временем создать временный комитет членов Думы «для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями». Эта неуклюжая формула обладала тем преимуществом, что, удовлетворяя задаче момента, ничего не предрешала в дальнейшем».

Шульгин: «А улица надвигалась и вдруг обрушилась… Эта тридцатитысячная толпа, которою грозили с утра, оказалась не мифом, не выдумкой от страха… Черно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу… Живым, вязким человеческим повидлом они залили растерянный Таврический дворец, залепили зал за залом, комнату за комнатой… Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водопровода бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их нибыло — у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Боже, как это было гадко! Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому еще более злобное бешенство… Пулеметов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя… Увы, этот зверь был… его величество русский народ».

Так, прервемся на минутку. Н-да… значит вот эти вот никчемы, способные разве что подстелить соломки на все стороны, и подмахнуть на всякий случай и вашим, и нашим-- это вот тот страшный «масонский заговор элит»? «Оранжевые революционеры»? Нет, мои дорогие, «не верю» ©. Я видел оранжевых революционеров -- они были, пусть и в безопасности, но на Майдане. Они пулеметов против майданщиков не просили -- они просили их против другой стороны. Смешно сказать, а ведь я и в самом деле поверил было, что речи Милюкова, деятельность Гучкова -- это действительно были части некой «спецоперации» по устранению царизма. Что посол Бьюкенен привез какие-то «печеньки» кой-для кого. Нет, эти господа хотели, пожалуй, попугать батюшку-государя, выжать из него «ответственное министерство», например, но ТАКОГО они не хотели и в страшном сне.

Но кто же тогда сделал революцию? кто взял власть? Опять слово участникам.

Милюков: «к вечеру мы уже почувствовали, что мы не одни во дворце — и вообще больше не хозяева дворца. В другом конце дворца уже собирался этот другой претендент на власть, Совет рабочих депутатов, спешно созванный партийными организациями… Потом в зале заседаний, вперемежку с солдатами, открылись заседания Совета р. и с. Депутатов (рабочих и солдатских). У него были свои заботы. Пока мы принимали меры к сохранению функционирования высших государственных учреждений, Совет укреплял свое положение в столице, разделив Петербург на районы. В каждом районе войска и заводы должны были выбрать своих представителей; назначены были «районные комиссары для установления народной власти в районах», и население приглашалось «организовать местные комитеты и взятьв свои руки управление местными делами».

Большевик, член ЦК Шляпников: «Покончив с организационными вопросами, связанными с выборами Исполнительного комитета, собрание заслушало краткое сообщение о продовольственном положении города… Собрание решило использоватьдля питания армии и населения все — как интендантские, так общественные и частные — запасы продовольствия. Для… организации всего дела снабжения продовольствием города была образована продовольственная комиссия».

Суханов, меньшевик, член Исполкома Совета: «Приходили какие-то офицеры каких-то автомобильных частей с предложением организовать автомобильное дело для Исполнительного комитета (Петросовета)… Приходили владельцы типографий и газет с мольбами на разорение, с апелляцией к свободе печати и с требованиями пустить в ход их предприятия».

14 марта 1917 года, Суханов: «(Заседание) было прервано довольно шумным появлением из-за занавески какого-то полковника в походной форме и в сопровождении гардемарина с боевым видом и взволнованным напряженным лицом… В чем дело? Вместо точного ответа полковник, вытянувшись, стал рапортовать о том, что сейчас Исполнительный комитет есть правительство, обладающее всей полнотой власти, что без него ничего сделать нельзя, все от него зависит, что ему повинуются и должны повиноваться все добрые граждане, и дальше в этом роде… «В чем дело, говорите толком и скорее!» — закричали ему со всех сторон… Оказалось, что офицер был послан из думского комитета от имени Родзянки… Дело было в том, что Родзянко, получив от царя телеграмму с просьбой выехать для свидания в Дно, не мог этого сделать, так как железнодорожники не дали ему поезда без разрешения Исполнительного комитета. Полковник был прислан просить этого разрешения… Рядом звонит телефон: «Это Совет рабочих и солдатских депутатов? Нельзя ли позвать кого-либо из членов Исполнительного комитета? Говорят от имени совещания представителей петербургских банков. Мы просим разрешения немедленно открыть банки. Мы считаем, что спокойствие восстановлено настолько, что деятельности банков ничто не угрожает»… Еще звонок… «Говорят с Царскосельского вокзала, комиссар Исполнительного комитета по поручению железнодорожников. Великий князь Михаил Александрович из Гатчины просит дать ему поезд, чтобы приехать в Петербург». Отвечаю: «Пусть ему передадут, что

Исполнительный комитет поезда дать не разрешает по случаю дороговизны угля, но гражданин Романов может прийти на вокзал, взять билет и ехать в общем поезде.»

Думаю, достаточно. Ситуация ясная: революцию осуществили самые широкие массы народа, а организационную роль сыграли левые ВНЕсистемные партии: меньшевики, большевики и левые эсеры. Они же по факту и взяли власть. Никакого «заговора элит», никакой «оранжевой революции», до одного места, извините, посол Бьюкенен. Была самая настоящая -- не оранжевая! -- народная революция. Просто пришел настоящий -- а не липовый! -- хозяин земли Русской -- и сказал: все, баста! Правильно-не-правильно, кстати-не-кстати -- но будет вот так. Надоели нам Романовы. И самое интересное: как быстро и сразу все поняли, кто тут главный и пошли к Совету на поклон: и военные, и банкиры, и журналисты, и Дума, и даже великие князья (какими они сразу стали вежливыми!). Народ в своем праве -- ничего не поделаешь.

Но почему же насквозь левый, марксистский Совет сразу же вручил, всучил даже власть Временному Правительству, наспех сформированному из насмерть перепуганных депутатов обделавшейся Думы? Явно он не был вынужден это делать -- Дума не была в позиции кому-то что-то диктовать, как ясно видно выше. Я думаю объяснение только одно: по Марксу, социалистическая, пролетарская революция не может, не должна, не имеет права происходить прежде революции буржуазной и победы настоящего капитализма в стране. И потому, по теории, все марксисты кинулись поддерживать буржуазное Временное Правительство. Даже Сталин, Молотов и Каменев до конца апреля 1917 будут яростно поддерживать Врем. Правительство в «Правде». И только апрельские тезисы Ленина, взбунтовавшегося против догматического марксизма, положат этому конец для большевиков. Но Временное Правительство к тому времени уже войдет в силу и решит, что оно и в самом деле «легитимно». А по сути, в Октябре большевики и левые эсеры просто придут за своим: за тем, от чего сами отказались в марте, когда и была установлена первая Советская власть (на несколько дней). Правда, меньшевики решат оставаться с Марксом до конца, и их не поддержат.