Люди старшего поколения помнят ещё, быть может, знаменитый скетч Аркадия Райкина «Ах няня, няня…». Почтенного возраста женщина (в блистательном исполнении самого мастера), пришедшая работать в качестве таковой (а профессия, и в самом деле, была очень востребованной) выдвигает родителям ребёнка свои требования, в которых доминирует тема подарков к праздникам. Подарки должны быть не только к «главным» праздникам, но и «к Спасу, Покрову и … ко Дню Парижской Коммуны».
Тогда такое перечисление вызывало в зале гомерический хохот, но сегодня мало кто вспомнит эту помеченную красным цветом дату в календарях тех времён. Да и тогда на неё особо не обращали внимание — день был обычный, рабочий. Разве что в школах (особенно с уклоном в «углубленное» изучение французского языка — а сколько их было?) проводиди для галочки соответствуюшие мероприятия. А сегодня кто вспомнит, что 18 марта — день Парижской Коммуны (ПК), которую сам Ульянов — Ленин ценил как «первый опыт государства диктатуры пролетариата», что мы, старшее (старое?) поколение усердно фиксировали, конспектируя статью вождя «Уроки Коммуны».
Ценить-то он ценил эфемерный опыт этого трёхмесячного города-квазигосударства, но и нещадно критиковал за ошибки, которые не позволили удержать власть. Сам он, разумеется, не повторил этих ошибок (те не конфисковали банки, не проводили аресты «нежелательных элементов» и вообще не навели твёрдой рукой железный порядок… ну
Но кому дата эта может показаться интересной в наши дни? Кто-то, может, помнит кровавую мясорубку, перемоловшую в мае того же 1871 года защитников её последних баррикад. И гибель самых последних коммунаров на парижском кладбище Пер-Лашез (где, похоронен и Бунин). Забыто… А зря, наверное.
Дело, разумеется, не в том, что ПК была, по ленинскому определению, «первым опытом государства диктатуры пролетариата». Какой пролетариат? Какая, тем более, диктатура? Это был массовый протест всех не- и малоимущих парижан, доведённых до отчаяния бездарными правителями т. н. Второй Империи Наполеона Третьего, которые не видели в новых правителях возникшей на её обломках Третьей Республики ничего принципиально нового, что улучшило бы их прозябание на дне жизни.
Важным представляется другое. Это была единственная попытка в истории совершить справедливую революцию чистыми руками, не проливая чужой — пусть и враждебной крови (а какие реки крови — и чужой, и своей — было пролито в якобинские времена Первой Республики). Попытка быть честными и бескорыстными: никаких грабежей и «революционной конфискации» частной собственности и банков. Свобода слова… и вот здесь выяснилось, что желание дать высказаться всем превратило даже избранный народом Совет в пустую говорильню. Конечно, даже самые преданные идее подлинного народовластия люди (а таких было немало) оказались бессильны сделать модель ПК дееспособной. Об этом прекрасно написал замученный ГУЛАГом Бруно Ясенский, в повести «Я жгу Париж».
Одно вроде бы незначительное событие позволяет мне высоко оценивать моральный дух парижских коммунаров. В последние дни Парижской Коммуны у знаменитого писателя Виктора Гюго умер сын. Карете с гробом трудно было проезжать по парижским улицам, которые ощетинились баррикадами, готовясь к последней безнадёжной битве. Но когда коммунары слышали имя того, кто прославил культуру Франции во всём мире, они разбирали баррикады, пропуская скорбную процессию. А потом строили её заново.
Писатель и его народ…, Что может быть чище и прекраснее… .
Комментарии