Между Толстым и Адольфом

Октябрьский переворот 1917 изменил не только её внешнюю жизнь. С ней случился переворот духовный: она перешла из православия в католичество, в возрасте 47 лет. Православие — по её убеждению — должно было охранить Россию от большевиков, а раз так, то и ухожу… Хотя сама в молодости мечтала о революции, принимала деятельное участие в революционном движении, уверена была, что революция — это единственный выход из мироустройства, когда обездоленный народ живёт «в цепях невежества».

Но по порядку

Лидия Трушева родилась в августе 1971 года в Харькове, в весьма зажиточной семье: её отец был нотариусом окружного суда; у них и в городе и в деревне был большой собственный дом с прислугой и гувернантками. Летом 1889 года девушка окончила 8-летний курс частной женской гимназии; она обеспечена, молода, недурна собой. Вот только окружающая действительность её не радовала — так много страданий народных; всё думала, как бы народу помочь…

И надумала (в 1890-м, 19 лет) написать письмо Толстому, попросить совета (тогда все писали Толстому, Софья Андреевна вспоминала, какими мешками привозили корреспонденцию для Льва Николаевича). Великий граф к тому времени уже сочинил и главные свои романы и «Исповедь», и «В чём моя вера?», и вот уже угрюмые толстовцы в суконных косоворотках стали кучковаться в колониях, чтоб как их учитель — помогать крестьянам в их труде, ну и, само собой, не пить, не курить, с барышнями сдерживаться…

В Харьковской губернии тоже были поселения толстовцев, Лидия про них слышала. Так вот. В письме Толстому она писала, что зашла в тупик и не знает, что делать, куда приложить свои силы, знает только — так жить нельзя! Сказала, что хочет поступить на фельдшерские курсы в Петербурге, чтобы потом «делать добро во имя добра»…

Толстой ей ответил! На фельдшерские курсы поступать не советовал, а ещё не советовал «искать средств делать добро»; писал — «нет лучшего средства делать самое плодотворное добро, как перестать делать зло». Послушавшись Толстого, Лидия не стала поступать на фельдшерские курсы. Поехала в Швейцарию — изучать французский язык. Вскоре сёстры Трушевы (у Лидии была младшая — на три года — сестра) вышли замуж за братьев Рапп. Это были потомственные дворяне, из давнего рода баронов фон дер Ропп; мужем Лидии стал Виктор Иванович Рапп — совладелец издательства книг для народа «Книгоиздательство В. И. Рапп и В. И. Потапов»

И все четверо встали на путь революционной борьбы. Участвовали в Харьковском социал-демократическом союзе ремесленников, распространяли нелегальную литературу — за что были арестованы: 3 недели одиночного заключения. Стараниями матери (отец умер к тому времени) выпущены под залог.

На некоторое время революционность сестёр поутихла. В 1901 году — Париж, школа общественных наук, уроки живописи и скульптуры. Однако вернувшись в Россию снова нырнули в революционный поток, помогая Харьковскому комитету РСДРП наладить работу подпольной типографии. В их загородном доме несколько дней хранилась целая корзина с типографским шрифтом (привет находчивой Тане-революционерке из прошлого поста). Правда, прятать шрифт в молоко не пришлось: когда нагрянула полиция с обыском, корзины в доме уже не было, а вот с прокламациями Лидия выбежала в сад, но уничтожить не успела… Всех четверых опять арестовали, на этот раз заключение было более длительным, да ещё и с голодовкой — чтоб прогулка была не 10 минут, а больше! Опять вызволила мать, всех четверых выпустили под залог в 1000 рублей за каждого. Всем было предписано покинуть Харьков — в любой другой российский город по их выбору. Был выбран Киев, куда всех и доставили под секретным надзором полиции в январе 1904 года.

И тут пути мужа и жены (после почти 8 лет) разошлись: Виктора Раппа, решив, что он не досидел в Харькове, опять посадили в тюрьму, теперь уже в Киеве. А Лидию ждала судьбоносная встреча с «красавцем, кудрявым брюнетом с алмазами — горящими талантом и мыслью глазами». (По курчавому стилю догадались, откуда ветер дует? Да, из Серебряного века, в 1906 году так его описывала одна из тамошних муз Л. Д. Зиновьева-Аннибал).

И добавлю, чтоб окончательно догадались, кто такой, какая мысль горела в глазах у брюнета — философская…

А это он в 1912 году, 38 лет, красавец, правда:

Она тоже была хороша, отмечали её «редкостный профиль и прекрасные прозрачно-зеленоватые глаза сфинкса». Фотографий её мало, вот:

И это уже перед отъездом из России в 1922 году, 51 год:

Встреча

Познакомил их в Киеве Сергей Николаевич Булгаков. Он был ровесником Лидии, но в 1904 году уже был университетским профессором на экономическом факультете, религиозным философом, позже (в 1918) стал священником. В 1907 году — депутат второй Гос. Думы, вот таким его тогда видели насмешники:

С. Н.Булгаков читал публичные лекции, сёстры Трушевы ходили на эти лекции, он симпатизировал сёстрам-социалисткам. «Непременно познакомлю вас с молодым философом Бердяевым. У него такие же литературные вкусы, как и у вас — Белый, Блок, живопись, не передвижников, а авангард во всех областях…»

Познакомились Ни и Дусык (так они будут называть друг друга в следующие 40 лет их совместной жизни, а пока - нет, конечно, только по имени отчеству, Лидия Юдифовна, Николай Александрович) 19 февраля на банкете… в честь 43-й годовщины отмены крепостного права. Мог быть любой другой банкет, какая-нибудь годовщина процесса по делу первомартовцев или в честь Парижской коммуны, просто в феврале под банкет — самое подходящее событие — вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

Это была «Банкетная кампания 1904 года» (по-моему, у Самсона был подробный пост на сей счёт), когда под видом банкетов устраивались собрания, и либеральная оппозиция произносила речи с требованием свобод и конституции, реформ и парламента… Бердяев называл эти банкеты «освобожденческими"и писал при этом, что чувствовал себя на них «не на своём месте и, несмотря на свой активный темперамент, был сравнительно пассивен».

Их познакомили. Ей 33 года, ему 30. Он стал частым гостем в их доме. Соединял ли он всех женщин-социалисток с женским эмансипированным движением, неясно, но не любил он, нет, не любил проявлений женской эмансипированности. Вот, из первых уст, «женское эмансипированное движение по существу своему — карикатурно, обезьянно-подражательно… Идея женской эмансипации доныне покоилась на глубокой вражде полов, на зависти и на подражательности»…

Но Лидия не была эмансипе. Они друг друга нашли с первого знакомства. Настолько, что, когда он собрался ехать осенью в Петербург, он предложил Лидии ехать с ним. Женой, конечно. Их брак был духовным. Ибо «любовь ни в каком смысле не есть сексуальный акт, не имеет той положительной или отрицательной связи с ним, которая всюду мерещится людям родового сознания…». Словом, «любовь и деторождение — глубоко противоположны; сексуальный акт — провинциален, только вера аристократична». Самое главное Бог — есть любовь. И на этой увлекательной ноте прервусь пока…