Странный человек, или Это мы не проходили

После разноса, который ему устроили в цензурном комитете, Белинский слёг: на нервной почве обострились его хронические болезни. Жестокий кашель, колика в правом боку, озноб, слабость, словом, его забрали в университетскую больницу с подозрением на чахотку. Начало было тут http://diletant.media/blogs/62458/37322333/

Так что же случилось? Университетские профессора не только не одобрили к печати его драму «Дмитрий Калинин», но и признали безнравственной и порочащей университет («Да и чему учат-то в этих университетах? — Безбожию, разврату, да и только»). В пьесе усмотрели бунт против Бога («Милосердный Боже, отец человеков, ответствуй мне: Твоя ли премудрая рука произвела на свет этих змиев, этих крокодилов, этих тигров, питающихся костями и мясом своих ближних и пьющих, как воду, их кровь и слезы«). Сочинение изъяли, а автору пригрозили (с его слов) каторгой и Сибирью. На самом деле всё ограничилось заведением дела в факультетском журнале, которое вскоре было закрыто.

Для Белинского это был удар. Хоть он и писал в предисловии к «Д.К.», что сам видит все недостатки своей пьесы и что надо понимать — это первое, незрелое произведение пера. Но мало ли кто что пишет в предисловии. Отцу в Чембар он писал, что возлагает на эту драму большие надежды, что публика её расхватает в месяц и получит он не меньше 6000 рублей, после чего разделается с «проклятой бурсой» — казённым своим положением в университете.

В результате через полтора года университет… разделался с ним (и это тот случай, когда зеркалу не попеняешь, без обид, Виссарион Григорьевич), потому что, да, болел часто, но за полтора года не сдать ни одного курсового экзамена — это, похоже, пальцем не пошевелить, чтобы постараться сдать. Факт: несмотря на все отсрочки, будущий великий критик в 1832 году был из университета отчислен не только из-за слабости здоровья и «непосещаемости лекций», но и по «ограниченности способностей»…

Так что поэт Некрасов присочинил насчёт «выгнан был», когда писал в честь Белинского — «Попав в Москву, учиться стал в Московском университете; Но выгнан был, не доказав каких-то о рожденье прав, не удостоенный патентом, — и оставался целый век недоучившимся студентом»

Встреча на водах

Белинский и Лермонтов впервые встретились в Пятигорске летом 1837 года: болезненный Белинский воду пил, а Лермонтов по большей части наблюдал за пьющими, отпросившись в Пятигорск «поправить здоровье» из Нижегородского драгунского полка (куда его сослали за «А вы, надменные потомки…»).

Познакомились они на квартире у переводчика и литератора Николая Сатина, друга Герцена, а с Лермонтовым Сатин был знаком ещё по учёбе в Дворянском пансионате при университете.

«Сначала, — пишет Сатин, — разговор вертелся на разных пустячках; они даже открыли, что оба — уроженцы города Чембара». Потом Белинский увидел на столе у Сатина том Дидро, взял его и тут же стал говорить увлечённо (ну мы-то знаем, как он может — со всем исступлением) о французских энциклопедистах вообще и о Вольтере — в частности. Лермонтов не ожидал такого поворота в расслабленной беседе и начал подшучивать над горячностью Белинского, который от этих шуток начинал горячиться ещё больше. Наконец Лермонтов решил поставить точку — «Да, я вот что скажу вам об вашем Вольтере, — если бы он явился теперь к нам в Чембар, то его ни в одном порядочном доме не взяли бы в гувернёры!».

Белинский остановился. Несколько секунд смотрел молча на Лермонтова, потом также молча взял фуражку и вышел из комнаты, едва кивнув. Лермонтов хохотал, передразнивал Белинского, называл «недоучившимся фанфароном, который прочитав несколько страниц Вольтера, воображает, что проглотил всю премудрость». Сатин убеждал его, что Белинский «замечательно умный человек»…

(Через три года Белинский будет в полнейшем восторге от стихов Лермонтова и даже поедет к нему на гауптвахту, где тот сидел за дуэль с Барантом — чтобы засвидетельствовать поэту своё восхищение. «Глубокий и могучий дух!», — писал Белинский о Лермонтове после той встречи…).

Ну, а после встречи у Сатина он называл Лермонтова не иначе как пошляком. Когда ему Сатин напоминал про стихи «На смерть Пушкина» говорил — «Вот важность, написать несколько удачных стихов! От этого ещё не сделаешься поэтом и не перестанешь быть пошляком!». Вскоре Белинский уехал в Москву, но сразу же по приезде написал Сатину в Пятигорск письмо, в котором подчёркивал, что «пошлость заразительна» и не следует подпускать к себе «таких пошляков, как Лермонтов»…

Странный человек

Странные люди! Казалось бы, встретились два земляка, два молодых литератора (Белинскому -26, Лермонтову — 23), оба начинали учиться в Московском университете, обоих из него выперли (хоть и по разным причинам). Ну и поговорили бы без ярлыков, фанфарон, пошляк…

Лермонтов мог бы рассказать Белинскому, что пишет много, но — в стол. Рассказал бы, как он вслед за «Дмитрием Калининым» написал свою драму — «Странный человек». И что в этой драме даже есть один герой с созвучной фамилией — Белинской, сначала друг главного героя, а затем — враг, уводящий любимую девушку.

И про один эпизод в «Странном человеке» — как будто у Белинского списанный («и до такой степени злодейства доходит женщина!») — могли бы поговорить. Чтобы потом исследователи творчества обоих не ломали голову, почему получилось такое «удивительнейшее» и даже «до жуткости странное» совпадение антикрепостнических сцен в обеих драмах? Что за лютая крепостница («женщина-змея») описана у обоих с одинаковым чувством негодования и возмущения?

У Лермонтова в «Странном человеке» это сцена, когда старик-крепостной падает в ноги, рассказывая друзьям о зверствах помещицы, от которой житья нет — вся деревня плачет; один молодой захотел было жаловаться — так ему руки вывернули на станке; а на одну девушку помещица рассердилась, так со всей силы ножницами кольнула… А уж когда бороду велит щипать волосок по волоску…

В примечаниях к лермонтовскому изданию 1953 года говорится, что сходство таких сцен объясняется тем, что обоим было известно «дело помещицы Давыдовой» 1828 года — жительницы Чембарского уезда. Дело, надо полагать, не такое уж из ряда вон выходящее (за 33-то года до отмены крепостного права при развязанных, в принципе, руках у дворянства с дарованием ему вольности и свободы от Peter_Фьодоровича₃).

Просто это дело не удалось скрыть по причине сенаторской ревизии в губернии и поэтому получившему огласку.

Коротко. Сенатору принесли жалобу на титулярную советницу Давыдову, которая жестоко била одну из своих крепостных (беременную). У крепостной раньше срока начались роды, родилась мёртвая девочка с гематомами на голове, спине и левой руке. Чембарский земский урядник и лекарь Белынский «при следствии знаки сии сокрыли и в допросах писали не те слова, кои были говорены».

Ну дальше было разбирательство, в результате которого Давыдова была оправдана, потому что соседи-помещики показали, что она с крестьянами «обходится хорошо, не употребляя никаких жестокостей», а потерпевшая «от обывателей в поведении не одобрена».

Через неделю после родов эта девушка тоже умерла — тоже как следствие побоев, в деле добавились показания ещё одной крепостной — что она из боязни быть наказанной не сказала всю правду про барыню, хотя и видела побои. Но по «делу уже конченному» ничего предпринимать не стали, обязали только чембарского предводителя сходить к Давыдовой и сказать — чтоб не притесняла свидетельницу.

Ну, кто захочет прочитать, в Сети можно найти «Дело помещицы Давыдовой», автор Храбровицкий Александр Вениаминович (1912−1989).

Меня-то в этой истории чрезвычайно заинтересовал лекарь Белынский. Ну да, конечно я знаю, что это отец Белинского, они родом из села Белынь Пензенской губернии, дед был священником в Белыни, отсюда и фамилия — Белынские.

В биографиях Белинского пишут, что при поступлении в университет в 1829 году Белинский «смягчил свою фамилию с Белынского на Белинский», либо — он решил записать фамилию не Белынский, а Белинский, как более благозвучную.

Так может Виссарион Григорьевич решил «смягчить фамилию» как раз из-за неблаговидного поступка отца, да чего уж там — преступного поступка? (дети за отцов не отвечают). Он, наверное, поэтому и из Пензенской гимназии ушёл на год раньше? Хоть объяснял тем, что его перестал устраивать уровень преподавания в гимназии. А может, уровень преподавания ни при чём? Просто история помещицы Давыдовой и «сокрытие следов побоев» лекарем Белынским настолько была свежа и так была на слуху, наверняка — и в гимназии, что сыну захотелось от всего этого уехать куда подальше как можно скорее?

Это мы не проходили? Факт. Следующий раз будет другой автор. Или даже два.