10:0, или Как Иван Алексеевич с Дмитрием Сергеевичем премией не поделился...

1 октября 1931 года из Парижа в Грасс на виллу «Бельведер», где жили тогда Бунины, приехала парламентарием от Мережковских Ек. Мих. Лопатина, давняя приятельница Буниных по эмиграции. Правда, с Иван Алексеевичем она была знакома ещё задолго до эмиграции, мало того, Бунин в 1897 году был настолько увлечён писательницей-романисткой, что даже сделал ей предложение. На что она расхохоталась (он потом долго помнил эту фразу) — Да как это выходить замуж… Да ведь это можно только тогда, если за человека голову на плаху можно положить.

После 1917-го уехала во Францию, была дружна с Зинаидой Гиппиус; в Париже на литературных «воскресеньях» у Мережковских возобновилось её знакомство с Буниным. А с его женой Лопатина тоже подружилась, хотя и была старше Веры Николаевны на 16 лет.

В ожидании Нобеля © 

После исхода из большевистской России огромного числа тех, кого ненавистный им Ленин называл не мозг нации, плотность русского литератора на французскую брусчатку была впечатляющей. Тогда все, кто не был ювелиром, адвокатом, протезистом, кто не вывез с собой мало-мальски доходный бизнес, не умел шить шляпки, не таксомоторил, все — что-нибудь писали или перепечатывали старые наработки, жили, что называется литературным трудом.

Кто-то жил лучше, кто-то хуже, но к концу 1920-х, судя по многим мемуарам, всем стало хуже, многие журналы закрывались, гонорары не поступали.

Идея «русского проекта» — присуждение Нобелевской премии писателю-эмигранту родилась в 1922 году у Марка Алданова, тоже эмигранта, тоже писателя, постоянного участника тогдашних сходок-журфиксов и большого поклонника Бунина — Мережковского — Куприна. Присуждение Нобелевской премии русскому писателю-эмигранту — это был бы знак огромного уважения к русской литературе в изгнании. И посыл в Россию от европейского (литературного) истэблишмента к большевикам — смотрите, варвары, кого вы потеряли…

Эту идею подхватили французские писатели, в первую очередь Ромен Роллан: как нобелевский лауреат он мог быть нобелевским номинатором — напрямую выдвигать чью-либо кандидатуру.

(В перестройку имя Марка Алданова хлынуло наряду с десятками других имён; я читала только что-то его публицистическое, так что не знаю, какой он пробы писатель; но Бунин 9 (!) раз выдвигал Алданова на Нобеля, ну, наверное, не только потому, что долг платежом красен (1938,1939; 1947−1953)… Марк Алданов был влиятельным масоном, членом нескольких французских лож, из-за чего присуждение премии Бунину в 1933 году долго будет обсуждаться в эмигрантских кругах и на предмет - не было бы Бунину нобелевского счастья, да масоны помогли… Сам Бунин никогда не был масоном. И Куприн не был. Об этом свидетельствует Нина Берберова, автор исследования «Люди и ложи»)

Нобелевская премия по литературе начала присуждаться с 1901 года, Лев Николаевич выдвигался 5 раз (1902−1906), пока сам себя не задвинул, попросив ему премии не присуждать — ибо он не знает, что тогда с деньгами делать (Софья Андреевна наверняка знала бы).

В 1914 году Нестор Котляревский (историк литературы, педагог, академик по разряду изящной словесности на кафедре русского языка Академии наук; имел право быть номинатором) решил покончить с несправедливостью — 13 лет существует премия и ни одного русского писателя в лауреатах! — и выдвигает Дмитрия Мережковского, у которого как раз в 1914 году вышло 24-томное собрание сочинений. В России и Европе читали его трилогию «Христос и Антихрист», пьесу «Павел I», роман «Александр I». У Мережковского были все шансы победить: нобелевский комитет и шведская академия таким образом могли показать, что не поддерживают антирусскую пропаганду, развернувшуюся в предвоенной Германии. Кроме того, у семьи Нобеля были деловые контакты с Россией и они тоже были за присуждение премии русскому литератору. Но надежды не сбылись: война и закрытые границы привели к тому, что в 1914 году премию вообще не присуждали.

В 1915-м Мережковский опять был выдвинут, теперь номинатором был шведский академик Karl Alfred Melin — в России было не до выполнения всех необходимых процедур по выдвижению. Но на этот раз Мережковского обошёл как раз Ромен Роллан.

Интересно, что в русской версии «Список лауреатов Нобелевской премии по литературе по годам» Мережковского почему-то вообще нет в списке за 1915 год:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Список_лауреатов_Нобелевской_премии_по_литературе

В то время как на сайте Nobelprize.org есть: Nobel Prize in Literature -1915 — List:

http://www.nobelprize.org/nomination/archive/list.php

Наверное, этих двух подряд выдвижений 1914−1915 было достаточно, чтобы Дмитрий Сергеевич проникся до мозга костей поразительной убеждённостью — как никто другой он этой премии достоин и надо только чего-то захотеть в жизни, например, Нобелевской премии, и это будет. Об этом его «захотеть премии» есть и у В. Н. Буниной в «Устами Буниных», у Одоевцевой, у Марины Цветаевой.

Однако в 1923 году Р. Роллан (большой почитатель Горького) выдвинул свою «тройку» — обойдя Мережковского — Горький-Бунин-Бальмонт, а не тех, что предлагал Алданов (Бунин-Мережковский-Куприн).

А потом весь конец 1920-х годов тянулся под знаком «страсти по Нобелю»; из сентябрьского письма 1926 года Алданова Бунину «Думаю, что у русских писателей, то есть у Вас, Мережковского и — увы — у Горького, есть очень серьёзные шансы получить Нобелевскую премию. С каждым годом шведам всё труднее бойкотировать русскую литературу. Но это всё-таки лотерея…»

Сигурд Агрелль

Лотерея лотереей, но сначала надо было хотя бы попасть в этот шведский cylinder, из которого тянут Нобеля и для этого в ход запускались такие механизмы знакомств, связей, рекомендаций, что никакого поста не хватит, иными словами — везде блат, как сказал бы абитуриент из фильма «Старшая сестра» — хоть бы кто словечко замолвил…

В 1930 году профессор-славист старейшего шведского университета в Лунде Сигурд Агрелль (Sigurd Agrell) выдвинул Мережковского и Бунина с примечанием, что премия может быть присуждена одному Мережковскому или поделена с Буниным (одна премия на двоих — такое уже бывало в истории нобелевских литературных присуждений)

В 1931 году Sigurd Agrell опять выдвигает их же с примечанием дать премию — на двоих.

Вот тогда-то Дмитрий Сергеевич и отправил Лопатину к Бунину с предложением: написать друг другу письма и удостоверить их у нотариуса, что в случае, если кто из них получит Нобелевскую премию, то другому даст 200000 франков.

Бунин отказался. Вера Николаевна записывает в дневнике «. в этом есть что-то ужасно низкое — нотариус, и почему 200000? Ведь, если кто получит, то ему придётся помочь и другим. Да и весь этот способ очень унизительный… У меня почти нет надежды, что Ян получит, но всё же, если получит, то почему дать такую сумму Мережковскому? Ведь у нас есть и более близкие друзья. Если же получит Мережковский, то je ne tiens pas — их счастье!».

В 1932 году Sigurd Agrell опять их выдвигает и опять примечает, чтобы приз был общим или любому кандидату из двух. И опять Мережковский предлагает «застраховаться» на случай получения премии кем-то из них двоих и опять Бунин не соглашается, а Вера Николаевна пытается сгладить ситуацию, говоря, что Бунин суеверен, да и вообще вряд ли дадут русским…

1933 — Sigurd Agrell выдвигает троих, ставя на первое место Бунина. Или чтобы был общий приз: Бунин — Мережковский или Бунин — Горький. За Бунина в 1933 году кроме Агрелля хлопотали ещё 4 номинатора. Итог известен. Зинаида Николаевна написала Вере Николаевне — поздравляем и завидуем. Цветаева потом напишет в письме подруге «Мережковский и Гиппиус — в ярости. М. б. единственное, за жизнь, простое чувство у этой сложной пары… Их сейчас все боятся, ибо оба, особенно она, злы. Злы — как духи».

Осталось сказать, почему 10:0. 10 — столько раз Мережковский номинировался на премию. Ведь Sigurd Agrell потом ещё и в 1934, и в 1935, и в 1936, и в 1937 выдвигал и выдвигал — теперь уже только одного Мережковского. Может, он бы выдвигал его и дальше, но в 1937 году в возрасте 56 лет Sigurd Agrell умер от сердечного приступа. И больше Мережковского никто не выдвигал, а в декабре 1941 и Мережковский умер…

Я пыталась найти причину такой (что ли) преданности шведского профессора Мережковскому (8 раз номинировал). Но сведения про Агрелля скудны.

Профессор-славист, рунолог, поэт, переводчик, переводил на шведский славянские легенды и рассказы Бунина, его перевод «Анны Карениной» в 1925 году стал самым популярным в Швеции. Стихи начал писать с 16-лет, проявлял большой интерес к символистской поэзии (вот тут привет отцу русского символизма Мережковскому), а так, никакой особой связи у Агрелля с Мережковским не было, рекомендации шведских переводчиков, обычная предпремиальная переписка. Мне представляется такой деликатный шведский интеллигент, который понимает, в каком стеснённом материальном положении оказался Мережковский и своими номинациями хоть как-то хочет приободрить его моральный дух. Наверное, если бы всё только от него зависело — Мережковский был бы лауреатом. Но не вышло.

Пост посвящается нобелевскому комитету, присудившему премию по литературе Бобу Дилану, который, говорят, не просто бард, но бард-философ… Ну, хорошо, что тоже философ Мережковский до этого не дожил. Он, конечно, ещё тот гад был, когда в 1941 году Гитлера приветствовал, но если к литературе — литературное наследие его огромно. И достойно уважения — чтобы вспомнить…