Женщины Эраста Петровича Фандорина. Часть 4

Здравствуйте уважаемые.
Продолжаем с Вами разговор о дамах Эрасте Петровича Фандорина.
Итак, 1900 год. Фандорину 44 года, он выучился в Соединенных Штатах Америке на инженера, но под фамилией Наймлес возвращается в Москву, дабы прекратить работу беспокоящего его «Клуба самоубийц». Одновременно случайно он оказывается втянут в мир криминального района Хитровка и дело с обнаруженным сокровищем древнего серебра. Об этих вещах Вы можете прочесть в книгах «Любовница смерти» и «Любовник смерти» соответственно.
Но тут перед нами стает дилемма. В обоих этих случаях мы имеем дело с 2 разными барышнями — марухой под кличкой Смерть и декаденткой Коломбиной, но считать ли их девушками Бонда Фандорина или нет- это вопрос открытый. Я считаю, что контакт у него был с обоими, хотя со Смертью, все-таки ничего не было.

Коломбина, она же в миру Маша Миронова — иркутская провинциалка, которой поэзией символизма и декадентства вскружил голову московский мальчик, дождалась совершеннолетия (21 год), и, используя наследство тетушки в 500 рублей приехала покорять Москву.

Точнее приехала за мальчиком, но он быстро ее разочаровал, зато ввел в клуб самоубийц, из-за которого она потеряла девственность (к чему, правда стремилась), чуть было не погибла, и получила очень большой жизненный опыт (правда негативный).

Постоянно пытающаяся фраппиовать своим поведением (носила ужика на шее, всем говоря, что это египетская кобра) однако Маша была вполне талантливым дизайнером (платье с колокольчиками очень даже неплохо) и я думаю, что возможно в будущем она посвятила этому жизнь. Эраст Петрович вывез ее в Париж, и что с ней стало дальше мы не знаем.

Коломбина могла выглядеть примерно так.

Одной из самых загадочных и интересных женщин являлось Смерть.Мы не знаем ее настоящее имя. Красивая, молодая, неглупая, очень добрая, на однако почему-то решила, что ее объятия смертельны. Почему именно — объяснили Сеньке Скорику (Семен Скориков) (главному герою книги) его новые хитровские кореша:
«Жила она, как положено, при отце-матери, не то в Доброй Слободе, не то на Разгуляе, короче, где-то в той стороне. Девка выросла видная, сладкая, от женихов отбою не было. Ну и сосватали ее, как в возраст вошла. Ехали они венчаться в церковь, она и жених ее. Вдруг два кобеля черных, агромадных, прямо перед санями через дорогу — шмыг. Если б тогда догадаться, да молитву прочесть, глядишь, по-другому бы сложилось. Или хоть бы крестом себя осенить. Только никто не догадался или, может, не успели. Лошади кобелей черных напугались, понесли, и на повороте бултых с бережка в Яузу. Жениха насмерть раздавило, кучер потоп, а девке ничего, ни царапки.

Ладно, всяко бывает. Повезли его хоронить, парня этого. Она, невеста, рядом с гробом шла. Убивалась ужас как — очень, говорят, его любила. А как стали через мост переезжать, напротив того самого места, где все приключилось, она вдруг как крикнет — прощай, мол, народ христианский — да через оградку, да с моста головой вниз. Накануне приморозило, на реке лед толстенный, так что по всему следовало ей себе башку вдребезги расколотить или шею переломать. Но вышло по-другому. Попала она прямиком в полынью, сверху ледком чуть-чуть заросшую и снежком припорошенную. Ушла под воду с головкой, и нет ее.

Ну, все думают, потопла. Бегают, руками машут. А ее, утопленницу-то, подо льдом саженей с полета проволокло, да из проруби, где бабы белье стирали, выкинуло.
Подцепили ее багром или чем там, вытащили. Она по виду как мертвая была, белая вся, но полежала, отогрелась и опять хоть бы что ей. Живехонькая.
За такую кошачью живучесть прозвали ее Живая, а иные называли Бессмертной, но это еще не окончательное ее прозвище было. Потом поменялось.

Проходит год или, может, полтора, родители ее давай снова замуж выдавать. Девка-то пуще прежнего расцвела. Посватался купчина один, немолодой, но сильно богатый. Ей-то, Живой, все равно было, за купчину так за купчину. Кто ее тогда знал, сказывают, что скучала она очень о женихе своем — о том, первом, что расшибся.
И что же? Новый жених за день до свадьбы, в церкви, на утренней, как захрипит, руками заполощет — и брык набок. Ногой подергал, губами пошлепал, и со святыми упокой. Кондрашка его прихватил.
После этого случая замуж она ходить больше не стала, а в скором времени сбежала из родительского дома с барином одним, из военных. Стала у него в доме жить, на Арбате. И совсем краля сделалась: одевалась по-господски, к отцу-матери приезжала в лаковой коляске, с кружевным зонтиком. Офицер даром что жениться на ней не мог, благословения от отца ему на это не было, а души в ней не чаял, безумно ее обожал.
Но только и третьего она сгубила. Был он, барин этот, крепкий собой молодец, кровь с молоком, а как пожил с нею сколько-то, вдруг начал чахнуть. Бледный стал, хилый, ноги его не держат. Доктора с ним бились-бились. И на воды его, и в заграницы, да все попусту. Сказывали, рак в нем какой-то завелся и клешнями своими всю внутреннюю ему разодрал.
Ну, а как она офицера своего схоронила, тут уж до всех, даже до самых недоумных дошло: неладно с девкой. Тогда-то прозвище ей и переменили.
Назад в слободу ей ходу не было, да и не хотела она. Жизнь у ней пошла совсем другая. Обычный народ ее сторонился. Она мимо идет — крестятся, да через плечо плюют. А клеились к ней известно кто — фартовые ребята, отчаянные, кому и смерть нипочем. Она ведь, как из барина того сок весь высосала, вон какая стала, сам видал. Можно сказать, первая на всю Москву раскрасавица.

Так дальше и пошло. Кольша Штырь (забироха был знаменитый, на Мещанах промышлял) с ней месяца два погулял — свои же ребята его на ножи поставили, слам не поделили.
Потом Яшка Костромской был, конокрад. Чистокровных рысаков прямо из конюшен уводил, цыганам продавал за огромные деньжищи. Иной раз в карманах по нескольку тыщ носил. Ничего для нее не жалел, прямо в золоте купал. Застрелили Яшку псы легавые, полгода тому.
Теперь вот Князь с ней. Месяца три уже. То-то он и куражится, то-то и беснуется. Раньше был вор как вор, а ныне ему человека кончить, что муху раздавить. Все потому что со Смертью связался и понимает: недолго ему теперь землю топтать. Присказка есть: позвал смерть в гости, будешь на погосте. Прозвище — оно неспроста дается, да еще такое».

С ней познакомился Эраст Петрович и пытался убедить ее в том, что она глубоко заблуждается. Не скажу, что сильно удалось. Хотя Фандорин очень пытался. Опять-таки, красивая была:
«черные косы на голове венцом уложены, на плечах шелковый многоцветный платок, и платье тоже шелковое, переливчатое, но дело не в платке и не в платье. Очень уж у ней лицо было такое… даже не выскажешь, какое. Посмотришь — и обомлеешь».
Скорик был в нее очень влюблен, и даже благодаря уроком большого специалиста в женщинах — Масы, был близок к своей мечте- стать любовником Смерти :-)
Эраст Петрович планировал увезти Смерть из Москвы с собой в Париж, он планировал мотопробег, но Смерть была убита в разборке в подземелье за клад. Очень жаль ее.
Но уехали Фандрин, Коломбина и Скорик, который потом стал известный французским бизнесменом в области кино.

Продолжение следует…
Приятного времени суток.