Дореволюционная Россия: 35 лет в осаде

На фото: городовой и дворники не случайно вместе. устроиться дворником можно было только через полицию — все дворники работали и осведомителями

России всегда дорого обходились убийства царей. Убийства Петра III, а затем его отца Павла I, вполне вероятно, столкнули страну с европейской колеи, пустив её под откос по византийско-азиатскому уклону. А ликвидация Игнатом Акимовичем Гриневицким царя-«реформатора» Александра II обошлась дорого в прямом смысле. На месте теракта на мосту Гриневицкого в Санкт-Петербурге на государственные деньги был построен храм Спас-на-крови стоимостью несколько миллиардов долларов в нынешних ценах. Причём храм этот строили больше 20 лет, он был освящён и введён в эксплуатацию только в 1907 г., и вход был только по пропускам для придворной номенклатуры, а простое быдло туда не пускали. Но не это главное. Вскоре после убийства было введено временное «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 года, которое, как и водится на Руси, осталось постоянным, вплоть до свержения монархии. Согласно этому положению, фактически указу о введении осадного положения, генерал-губернаторы и приравненные к ним лица, могли в любой момент применить чрезвычайные полномочия в своей местности, судить и миловать по своему усмотрению.

Положение предусматривало два уровня «террористической опасности» и соответственно два уровня реагирования на неё. При введении положения усиленной охраны генерал-губернаторы имели право во внесудебном порядке заключать подозрительных лиц под арест на срок до 3-х месяцев, высылать на срок до 5 лет и штрафовать на сумму до 300 рублей. А также: право запрещать всякие собрания, закрывать торговые палаты и промышленные предприятия. Полиция имела право арестовывать на 2 недели и проводить обыски по своему усмотрению.

Эти репрессивные полномочия ещё расширялись при введении положения чрезвычайной охраны. Например, действовал военно-полевой суд (это учреждение у нас означало только аналог суда Линча), право приостанавливать работу учебных заведений, арест на недвижимость, снимать чиновников (кроме лиц первых трех классов — царская бюрократия умела подстраховываться).

Режим усиленной и чрезвычайной охраны постоянно действовал в крупных городах и наиболее населённых и развитых губерниях непрерывно с 1881 г. и местное начальство привыкло к таким полномочиям, считая их порядком вещей. Соответственно и общество относилось к этой власти.

По моему мнению, режим полицейщины подтолкнул страну к революционному пути. Но разве вот таких людей можно было запугать: «Мне не придётся участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделаю всё, что должен был сделать». Это строки из завещания И. Гриневицкого.

Долго ещё общественность вымаливала свободы. После восшествия на престол, 17 января 1895 г. Николай II выступил перед земцами, съехавшимися со всей страны, и бросил сакраментальное о надеждах на дарование хотя бы местного самоуправления: «Бессмысленные мечтания!».

А ведь говорил он это не холопам XVII века, а современному обществу с европейским уровнем сознания. Как к этому относиться? Как к уголовному беспределу?

Вот что сказал тогда Л. Н. Толстой: «Положение дел ведь такое: существует огромное государство с населением свыше 100 миллионов людей, и государство это управляемо одним человеком. И человек этот назначается случайно, не то что избирается из самых лучших и опытных людей наиболее опытный и способный управлять, а назначается тот, который родился от того человека, который прежде управлял государством. А так как тот, который прежде управлял государством, тоже назначался случайно по первородству, точно так же, как и его предшественник, — и только родоначальник их всех был властителем, потому что достиг власти или избранием, или выдающимися дарованиями, или, как это бывало большей частью, тем, что не останавливался ни перед какими обманами и злодеяниями, — то выходит, что становится управителем 100-миллионного народа не человек, способный к этому, а внук или потомок того человека, который выдающимися способностями или злодеяниями, или и тем и другим вместе, как это чаще всего бывало, достиг власти, — хотя бы этот потомок не имел ни малейших способностей управлять, а был бы самым глупым и дрянным человеком. Положение это, если прямо посмотреть на него, представляется действительно бессмысленным мечтанием».

Первыми решили дело исправить эсеры. У них были свои методы борьбы с беспредельщиками.